Словно на огромном киноэкране, в сознании Джин вспыхнуло изображение человека с тонкими усиками. Дьявольский блеск в зеленых глазах, злой изгиб рта… О встрече с ним она уже рассказала отцу, не рассказать ли и Эзри Баркеру? Нет, он совсем разнервничается.

– Кто может желать зла преподобному Кристоферу? Я думала, его все обожают.

– Не скажи. Даже у сына Божьего были враги. И у Криса Уинна есть. Священник, который не вызывает критики в свой адрес, скорее всего, служит без большой охоты. Лютер Калвин, к примеру, настроен против него. Калвин, конечно, финансовый гений, но с головой у него не в порядке – настоящий фанатик… Приехали! Вот это да, какой красивый дом, весь в. огнях! А музыку я даже отсюда слышу. У меня ноги сами в пляс идут!

В этот момент дверь дома Калвинов распахнулась, выпустив наружу громкие звуки саксофонов, крики и смех.

Эзра остановил машину и хмыкнул:

– Ну и ну, чего они так кричат? Осторожно, Джин, не споткнись. Вот Сью влетит, если ее папаша неожиданно вернется домой! Калвин знаешь, какой хитрый старый лис? Рано или поздно он все узнает и угостит этих девчонок палкой, такой уж он фанатик. – Старик посмотрел на небо. – Ночью пойдет дождь. Хочешь, я за тобой приеду?

– Нет, спасибо, Эзри. Меня отвезет домой мистер Брук, так ведь, Гарви? – сказала Джин светловолосому великану, материализовавшемуся из тени, отбрасываемой кустом, сухие листья которого шелестели на ветру.

Гарви властно взял девушку под руку.

– Для того я здесь и нахожусь. Целый час ждал. – Когда они подходили к двери, он шепнул с укоризной: – Ты смотришь на меня как на чужого с того воскресенья, когда оказалась запертой в хижине.

– У тебя не было права… целовать меня. А потом, при графине и этом проклятом старике Калвине ты взялся намекать, будто мы помолвлены.

– Ну, ведь, в сущности, так оно и есть…

– Нет, мистер Брук! Вы слишком много болтаете! – Она освободила свою руку и вошла в холл, украшенный желтыми хризантемами и красными гвоздиками.

Дамы, встретившиеся на пути, были одеты в желтое и красное. У кавалеров воротники сорочек были повязаны атласными лентами с таким же сочетанием цветов. Лакей помог Джин снять горностаевую шубку, и через несколько секунд девушка очутилась в ярко освещенной и наполненной оглушительным шумом гостиной. Хозяйка в красном платье с желтыми блестками стояла на фоне зеленых дамасских портьер, отгораживавших эркер с большим окном с видом на реку. За портьерами стояла широкая скамья – Джин не раз сиживала на ней и наблюдала за стремительным бегом вод, спасаясь от непрекращавшейся за карточными столами болтовни о Кристофере Уинне и его достоинствах. В украшенном охапками желтых хризантем алькове на противоположном конце длинного зала наяривал негритянский оркестр – музыкантов конечно же нарядили в красные пиджаки. Джин вспомнились слова Эзри Баркера: «Вот Сью влетит, если ее отец неожиданно вернется домой!»

– Веселее, Джин! Ступай раскланяйся с хозяйкой. Я хочу танцевать, – подгонял ее Гарви Брук, лавируя среди танцующих пар.

Красное и желтое, желтое и красное. Черные пиджаки и белые сорочки четко выделялись в разноцветной круговерти.

Брук промурлыкал:

– Ты выглядишь на миллион долларов, дорогая, – и отвесил шутливый поклон хозяйке: – Ты устроила сногсшибательную вечеринку на этот раз, Сью! Не хватает только преподобного Криса с красным шейным платком и в желтом жилете, тогда это была бы сенсация века!

Когда они закружились в танце, Джин прошептала:

– Видел, как вспыхнуло лицо Сью, едва ты заговорил про мистера Уинна? В первый раз за все 'время, что я ее знаю, она выглядела так, будто в жилах у нее кровь, а не жидкий гранит.

Они кружились в потоке струнных переливов, сплетенных с голосами саксофонов. Девушка старалась отогнать от себя мысли о Сью, но в памяти постоянно всплывало выражение ее лица в тот момент, когда Гарви упомянул Кристофера Уинна. Щеки Сью стали красными, как ее платье… ну, почти такими же красными. Если верить словам Салли-Мэй, она сделала Крису предложение! И если верить словам Салли-Мэй, он отказал… Хорошее настроение Джин улетучилось. Шум сводил с ума. Хихиканье, крики, хлопки лопающихся воздушных шаров… Девушка только сейчас поняла, как сильно устала. В тот день она два раза играла на больших колоколах. Может, поэтому и чувствовала себя вялой, как выжатый лимон?

– Сью! Сью!

Пронзительный истеричный голос перекрыл музыку. Струнные, духовые и ударные инструменты вразнобой умолкли, когда пухленькая Флора Калвин в голубой пижаме выбежала на середину зала. Розовые босые пятки шлепали по паркету, короткие волосы торчали во все стороны, карие глаза были широко распахнуты от страха. Она снова завизжала:

– Сью! Сью!

Сестра бросилась к ней, схватила за локоть, встряхнула и принялась отчитывать:

– Фло, разве я тебе не говорила, чтобы ты не вставала с постели?

– Ты ужасно неблагодарна. Я себе чуть шею не сломала, чтобы сказать, что отец идет сюда!

– Что?!

– Думаю, он уже поднимается по ступенькам дома. Салли-Мэй…

– Расходитесь все по домам, ради бога, или спрячьтесь скорее! Выключите кто-нибудь свет! – всполошилась Сью Калвин.

Гарви Брук схватил Джин за руку и потащил за портьеру через весь зал, в котором поднялась невероятная суматоха. К счастью, все успели разбежаться как раз вовремя.

– Что здесь происходит? – прогремел знакомый голос. Снова зажегся свет. – Они прячутся в доме. Сейчас мы…

Гарви Брук прошептал Джин на ухо:

– Запрыгивай на скамью! А то он увидит твои красные туфли.

Несмотря на растерянность, Джин засмеялась. Ситуация была абсурдной.

– Прекрати хихикать! Он тебя услышит. Нельзя же нам подводить Сью Калвин!

Казалось, прошли столетия, пока они стояли и прислушивались. Издалека доносились какие-то зловещие звуки. Рядом послышался таинственный скрип. Кто-то идет сюда? Джин потеряла равновесие. Смех сам собой сорвался с ее уст. Чтобы удержаться, она обхватила Гарви за шею.

– Пускай приходит! Я отлично выгляжу. Я… – Слова застряли у нее в горле, когда чья-то рука взялась за край портьеры.

В низком кресле у камина в гостиной «Холлихок-Хаус» Констанс Уинн вязала, прислушиваясь к голосу брата, который, принимая за стеной душ, пел балладу о любви. Может, он пел потому, что его мысли были обращены к Джин Рэндолф? Рыжие сеттеры растянулись на коврике, навострив шелковистые уши. Салли-Мэй, сгорбившаяся у настольной лампы, вытащила пальцы из ушей, оторвала взгляд от книги и проворчала:

– И зачем дяде Крису понадобилось петь эту слащавую песню! У меня от нее вот здесь появляется странное ощущение. – Она прижала руки к животу.

Констанс подняла глаза от вязанья.

– Это знаменитая песня о любви, дорогая. Благодаря ей у тысяч людей появлялось странное ощущение вот здесь. – Она положила руку на сердце.

– Песня о любви! Почему он поет о любви? Вряд ли он положил глаз на одну из тех дурочек, которые за ним бегают. Только одна не бегает – Джин Рэндолф. Мы с Фло решили попробовать сделать из нее и дяди Криса пару.

– Салли-Мэй! Не смей вмешиваться в дела взрослых! Ты не знаешь…

Девочка развалилась в кресле, вытянув ноги. В своем веселеньком платье она была похожа на огромный букет цветов, правда, немного помятый.

– Чего я не знаю? Что Джин влюблена в этого глупого Гарви Брука? Уж кому про это знать, как не мне. Я сама слышала, как она призналась, что без ума от него.

– Когда?

– Ого! Твой голос прозвучал как выстрел. Вчера у графини.

– Кто там был?

– Графиня, Джин и Сью Калвин.

– И Джин призналась в этом перед Сью?

– Угу.

– Что сказала Сью?

Салли-Мэй сложила губы бантиком, что, как знала Констанс, предвещало для кого-то проблемы, и таинственно проговорила:

– Она много чего наболтала. Вечерняя газета пришла?

– Еще нет, дорогая. Откуда такой внезапный интерес к газетам?