Он добился частной аудиенции у короля и, когда они остались наедине, сказал:

– На днях я нанес визит в Тауэр, ваше величество, и обнаружил нечто, очень меня обеспокоившее.

– И что же это? – поинтересовался Яков.

– Леди Арабелле дали ключ, чтобы она могла покидать камеру по своему усмотрению. Должен заметить вашему величеству, что считаю это чрезвычайно опасным.

– Разве была предпринята попытка освободить ее?

– Пока нет, ваше величество, но я буду за этим пристально следить. Я еще ничего не обнаружил, но подозреваю лейтенанта, который дал леди ключи. Особенно когда вспоминаю, что именно он позволил сбежать мужу леди Арабеллы.

– Мне все это не правится, – пробормотал Яков.

– Да, ваше величество, я с вами полностью согласен. Поэтому я спросил себя, когда узнал об этом, разумно ли позволять человеку, который дал леди Арабелле ключи, продолжать быть ее тюремщиком.

– Вы подозреваете Уэйда в измене?

– Я не захожу так далеко, ваше величество. Но поскольку она обманом заставила его дать ей ключ, я не успокоюсь, пока этот человек распоряжается в Тауэре.

– И я тоже.

– Не кажется ли благоразумным вашему величеству освободить его с этого поста? Если так, то я знаю кандидатуру, которая прекрасно подойдет на это место.

– И кто же это?

– Сэр Джервас Хелвиз. Ваше величество, возможно, помните, как вы посвятили его в рыцари в 1603 году. Он юрист и прекрасный человек. Всего на несколько лет моложе старого дурака Уэйда, но еще в здравом уме. Не соизволите ли, ваше величество, приказать мне вызвать его, чтобы вы смогли сами в этом убедиться?

Яков колебался, и Нортгемптон продолжал:

– Он человек состоятельный и готов заплатить за этот пост четырнадцать сотен фунтов.

– Неужели? – удивился Яков. – Такие деньги нам подходят.

– Я пошлю сэра Джерваса к вашему величеству. А когда вы прикажете, я с превеликим удовольствием уведомлю этого выжившего из ума старика Уэйда о его отставке. Я буду спать спокойней, зная, что он больше не может вступать в заговоры с леди Арабеллой.

Таким образом сэр Уильям Уэйд был снят со своего поста в Тауэре, а на его место заступил сэр Джервас Хелвиз, – человек, решительно настроенный служить своим покровителям Хауардам, которые помогли ему в продвижении по службе.

Архиепископ Кентерберийский встретился с графом Нортгемптоном в одной из приемных Уайтхолла.

– Мне не нравится это дело, – сказал архиепископ.

– О разводе? – уточнил Нортгемптон. – Почему же? Похоже, дело-то простое.

– Разорвать узы между теми, кого соединил Бог, всегда непросто.

– Ну-ну, король выразил пожелание, чтобы этот случай разобрали как можно скорее.

– Я не могу давать подобные советы епископам. Тут многое нужно взвесить. Я имел случай побеседовать с милордом Эссексом.

– И он отрицает обвинение в импотенции? Ну что вы, милорд архиепископ, какой светский молодой человек по своей воле признает такой порок?

– Он сказал, что хотя не имеет желания исполнять супружеские обязанности с леди Эссекс, но станет примерным супругом какой-нибудь другой дамы.

– Что он имел в виду? Что какое-то колдовство делает его бессильным с женой?

– Не знаю, милорд, граф. Одно могу сказать: мне это дело не по душе. И я не думаю, что его можно решать в спешке.

Нортгемптон удалился в ярости. Когда он увиделся с внучатой племянницей, то сообщил ей, что старый архиепископ против развода и, безусловно, сделает все возможное, чтобы затянуть рассмотрение дела.

Франсис все больше и больше проявляла нетерпение. Она была в ужасе от власти над ней Овербери, поэтому отправилась к Анне Тернер и заявила, что необходимо быстро что-то предпринять, иначе она сойдет с ума.

– Кто знает, что он обо мне может рассказать? Овербери приходил в этот дом, расспрашивал о наших друзьях. Что ему о нас известно?

– Мы должны действовать.

– И как можно скорее. Что делает Гришем?

– Увы, миледи, он очень болен. Я на днях посетила его дом на Темз-стрит и нашла его на смертном одре. Гришем уверен, что умрет, а он знает, что говорит.

– И что же мы можем сделать теперь?

– Не думайте, что, узнав об этом, я не стала действовать немедленно. Доктор Форман и доктор Гришем – не единственные мудрые люди в Лондоне. Я позвала Ричарда Уэстона, который был ассистентом моего покойного мужа и аптекарем. Он назвал мне доктора Франклина, и я вспомнила, что мой муж и доктор Форман говорили о нем. Доктор Франклин – человек умный и, могу добавить, более склонен к небольшому риску, чем доктор Форман.

– Тогда хорошо. Мы подошли к такой стадии, когда риск необходим. Я не буду спать спокойно, пока Овербери жив.

Анна Тернер опустила глаза. Хотя у обеих на уме было убийство, они не часто говорили об этом, и слова графини свидетельствовали о состоянии ее ума.

– Моя милая подруга, – сказала Анна Тернер, – я понимаю ваши чувства, и я с вами, что бы вы пи сделали. Я уже переговорила с доктором Франклином, и он меня верно понял. Он достанет то, что нам нужно, но говорит, что это средство следует давать регулярно и в течение определенного времени.

– Правильно, – согласилась Франсис. – Если Овербери умрет внезапно, пойдут слухи, и бог знает, куда они могут завести.

– Доктор Франклин предлагает устроить одного из наших людей в услужение к заключенному и таким образом обеспечить, чтобы зелье давал ему он, и никто другой.

– Превосходная идея! Но кто же?

– Не кто иной, как Ричард Уэстон. Он согласен при условии, что вы ему хорошо заплатите.

Франсис поспешно сказала:

– Ты же знаешь, что я всегда хорошо плачу за то, что мне нужно.

– Тогда, дорогая подруга, нам больше нечего бояться. Путь перед нами свободен. С того момента, как Ричард Уэстон попадет в Тауэр, мы начнем делать свое дело.

Франсис уехала из Хаммерсмита слегка успокоенная. Она всегда чувствовала себя лучше, если могла что-то предпринять.

На следующий день Франсис заглянула к сэру Томасу Монсону в лондонский Тауэр. Сэр Томас был начальником арсенала и с тех пор, как появился при дворе, пользовался умеренной королевской благосклонностью. Это означало продвижение, достигшее высшей степени в недавно полученном титуле баронета и посте, который он теперь занимал в Тауэре.

Сэр Томас был счастлив видеть графиню Эссекс, зная, что она пытается развестись со своим мужем, а получив развод, выйти замуж за виконта Рочестера.

При дворе был один человек, с которым следовало находиться в хороших отношениях, надеясь сделать карьеру. Этим человеком являлся виконт Рочестер, который теперь постоянно пребывал рядом с королем, и казалось, что любое назначение при дворе должно иметь его одобрение. Естественно, желая угодить Рочестеру, нужно было угождать графине, поэтому Монсона обрадовал визит очаровательной молодой женщины, которая улыбалась ему так приветливо.

– Я чрезвычайно польщен визитом миледи, – пробормотал он, целуя ей руку.

– Ну, сэр Томас, я столько слышала о вас от моего дядюшки Нортгемптона и милорда Рочестера, что сама захотела поговорить с вами.

Удовольствие Монсона возросло.

– Я слышала, что вы выполняете свои обязанности с величайшим умением и что сэр Джервас Хелвиз доволен начальником арсенала.

– Неужели, леди Эссекс? Я очень рад.

– Неудивительно. Я часто думаю о бедных узниках, заключенных здесь, и меня просто в дрожь бросает.

– Вы не должны расстраиваться. Большинство из них заслужило наказание.

– Знаю. Но должно быть, тяжко быть заключенным. У вас тут есть человек, который служил милорду Рочестеру. Здесь для него, наверное, жизнь совсем другая!

– Вы имеете в виду сэра Томаса Овербери?

– Вот именно. Милорд Рочестер старается, чтобы его освободили.

– Тогда я уверен, что он скоро будет на свободе.

Франсис рассмеялась:

– О, не так скоро.

Монсону не следовало думать, что Роберт не в состоянии добиться освобождения Овербери хоть на следующий день. У него не должно возникнуть и минутной мысли, будто фаворит теряет свое влияние на короля.