Ну, не стоило убеждать графа в обратном. Уилсон верил, что постепенно у него откроются глаза.

Тем временем Уилсон узнал о зловещих подводных течениях в сложившейся ситуации. Что одурманило головы служанкам? Возможно ли, чтобы такая гордая и высокомерная женщина стала прилагать столько усилий, чтобы снискать расположение девушек в услужении?

Нет, если только она не замышляет как-нибудь использовать их.

Как личный слуга, Уилсон имел доступ к гардеробу графа и однажды, складывая какую-то одежду в ящик, обнаружил, что его пальцы начали как-то необычно покалывать и чесаться. Внимательно осмотрев их, он обнаружил на них несколько крупиц порошка и тотчас же понял, что порошок попал ему на руки с одежды графа.

Уилсон вынул аккуратно сложенное нижнее белье и, встряхнув его, принялся кашлять и чихать, а в горле возникло чувство жжения.

Тщательно осмотрев всю нижнюю одежду графа, он понял, что вся она обработана порошком.

Уилсона охватила тревога. Может ли яд через поры кожи попасть в кровь? Он слышал о подобных вещах.

Его первым порывом было побежать к графу и рассказать о своей находке, но он быстро понял, что хозяин откажется подозревать настоящего виновника. Сам Уилсон не сомневался, что это была часть заговора, тайно составленного этими дьявольскими женщинами.

Уилсон унес одежду и выстирал ее сам. Он решил, что будет следить сам за одеждой графа, а кроме того, приглядывать за его едой, не сомневаясь, что будет предпринята попытка отравить его друга и хозяина более привычным способом.

Франсис была в отчаянии. Ситуация нисколько не изменилась с тех пор, как она приехала в Чартли, а она все ждет, когда же Эссекс решит, что устал от нее, и отпустит ее на все четыре стороны.

Порошок, которым посыпали его одежду, не возымел никакого действия. Одна-две попытки подсыпать другой порошок ему в еду также провалились. Этот Уилсон взял в привычку проверять все, что ест граф, а теперь еще и присматривал за его гардеробом. Ей сообщали, что он сует свой нос во все дела и сразу появляется, как только кто-нибудь из других слуг приблизится к его господину.

Франсис считала, что Уилсон что-то подозревает.

Дженнет была права, когда говорила, что если бы Франсис жила со своим мужем, то было бы сравнительно легко воспользоваться порошками. А сейчас это кажется совершенно невозможным. Но даже ради этого она не станет жить с ним вместе!

Граф написал родителям Франсис, жалуясь на ее поведение, и она получила предостерегающее письмо от них. Эссекс – ее муж, и она должна смириться с этим. Они даже послали одного из ее братьев урезонить ее. В результате возникли долгие пререкания, которые, как объявила Франсис, скоро сведут ее с ума.

– Моя семья и та против меня! – рыдала она.

Вестей от Роберта Карра не было. Вероятно, она для него больше не существовала.

В отчаянии Франсис написала миссис Тернер.

«Милая Тернер!

Я больше не надеюсь ни на что хорошее в этой жизни. Мой брат Хауард был здесь, и мне нет покоя. Мой муж чувствует себя так же хорошо, как и прежде, поэтому вы должны понять, в каком я жалком положении. Пожалуйста, передайте это доктору. Он уверял меня, что все будет хорошо и что лорд, которого я люблю, полюбит меня. Поскольку вы взяли на себя труд помогать мне, пожалуйста, сделайте все, что в ваших силах, ибо никогда еще не была я столь несчастна, как теперь. Я не могу выносить такое существование, и мне не будет покоя, пока этот человек жив. Поэтому помолитесь за меня. Я нуждаюсь в ваших молитвах! Мне стало бы легче, если бы я могла пообщаться с вами. Если моя затея увенчается успехом, вы получите столько, сколько пожелаете, так как я считаю, что это честно заработанные деньги.

Ваша сестра Франсис Эссекс».

Уилсон действительно был обеспокоен. Он не сомневался, что графиня замышляет отравить своего мужа. Он знал, что Франсис посылает письма в Лондон, и полагал, что она пишет либо своему любовнику, либо тем, кто передает ей порошки. Уилсон жил в Лондоне и знал, что профессиональных отравителей не меньше, чем дилетантов-колдунов. Он был уверен, что Франсис Эссекс в руках у подобных людей.

Если так, то жизнь графа в опасности, ибо он, Уилсон, не может надеяться, что ему всегда будет улыбаться случай спасти жизнь своего господина.

Как опытный человек, он полагал, что есть один-единственный способ спасти графу жизнь – позволить графине наслаждаться своим любовником.

Граф доверился Уилсону, ставшему не только его преданным слугой, но и его близким другом. И хотя Уилсон всегда был осторожен в проявлении враждебности к графине, со временем он убедил графа, что леди Франсис будет более дружелюбна, если они покинут Чартли – место, которое, по ее словам, она ненавидит и считает тюрьмой.

Граф счел это разумным, и, когда предложил Франсис посетить сельский дом ее родителей в Одли-Энд в Эссексе, она с готовностью согласилась.

Франсис действительно вела себя более дружелюбно, когда они ехали на юг, и неоднократно снисходила до обращения к своему мужу, безо всякой попытки с его стороны завязать разговор.

У графа улучшилось настроение. Но Уилсон, как всегда, держал ухо востро. Он не доверял графине.

Когда они прибыли в Одли-Энд, все члены семейства Франсис журили ее за поведение с мужем. Она смиренно слушала, а потом принялась расспрашивать о новостях при дворе.

Франсис сделала вид, что огорчилась, узнав о смерти принца Уэльского, но ей было совершенно все равно. Она жадно ловила каждую крупицу сведений о Роберте Карре и стремилась снова попасть ко двору. В Лондоне она сможет навестить доктора Формана и миссис Тернер, а Франсис верила, что ее спасение зависит от них. Она снова увидит своего любимого Роберта, и если он и думать забыл о ней в ее отсутствие, то с помощью умного доктора и милой миссис Тернер ей скоро удастся его вернуть.

Франсис чувствовала себя несчастной, по в меньшей степени, чем в Чартли.

И в конце концов Эссекс дал согласие вернуться ко двору.

Свадьба принцессы Елизаветы с пфальцграфом была отложена из-за траура по принцу Уэльскому. Генрих умер в ноябре, а свадьбу отложили до февраля – это означало, что пфальцграф и его свита должны жить и развлекаться в убыток королевской казне. Яков подсчитал, что свадьба его дочери обошлась ему почти в сто тысяч фунтов.

Придворные соперничали друг с другом, чей наряд великолепнее, и Яков настоял, чтобы его Робби сверкал ярче остальных, так как это лишь соответствует его красоте. Поэтому он щедро одарил своего фаворита драгоценностями. Но, несмотря на то, что его привязанность к Роберту Карру была самой сильной, Яков не забыл и о других юношах, которые были достаточно красивы, чтобы демонстрировать подаренные им изысканные наряды и украшения.

Кроме того, королеву, которая хотя и была подавлена горем, да и в любом случае не испытывала удовольствия от свадьбы своей дочери, также нужно было дорого одеть, и цена ее гардероба составила немногим меньше шести тысяч фунтов, потраченных на свадебное платье и приданое Елизаветы.

Что до самого Якова, он должен был помнить, что он король и в присутствии иностранцев обязан хорошо выглядеть. Яков был к этому готов – лишь бы его одежда не только была расшита драгоценными камнями, но и плотно подбита и лишь бы ему не пришлось мыться.

Итак, Елизавета венчалась в Уайтхолльском соборе и прекрасно выглядела в белом платье с золотыми волосами, ниспадающими до плеч, в короне из жемчугов и бриллиантов. К венцу ее вели Карл – теперь ставший красивым и наделенным достоинством, подобающим наследнику трона, – и Генри Хауард, граф Нортгемптон. Королева тихонько всплакнула, пока архиепископ Кентерберийский проводил обряд. Яков знал, что она думает о том, что потеряла дочь, отдав ее иноземцу, как потеряла сына, отдав его смерти.