– Что с ней? – теряя терпение, спросил Джоул.

– Гепатит, – раздраженно проговорил доктор, – как вы и сказали.

Джоул схватил его за грудки и рванул на себя.

– Что с ней? – почти завизжал он в лицо старику. Врач тщетно попытался вырваться из схвативших его сильных рук.

– У нее отказывает печень.

– Она умрет?

Выражение лица Джоула было устрашающим.

– Вовсе нет, – забормотал старик. – Совсем не обязательно. Нам придется отправить ее в больницу. Только сначала отпустите меня, молодой человек.

– А где ближайшая больница?

– В Эрмосильо. Отсюда до нее тридцать пять миль. Я вызову «скорую помощь».

– Я сам отвезу ее.

Завернув Иден в одеяла, Джоул поднял ее на руки и понес из номера. Следом за ним последовал и доктор. К этому времени в вестибюле отеля уже собралась небольшая толпа привлеченных криками зевак, которые с безразличным видом наблюдали, как он нес по ступенькам находящуюся в бессознательном состоянии девушку. Джоул осторожно пристроил ее на заднем сиденье «доджа».

– Не умирай, – прошептал он. – Все будет хорошо.

– Сеньор… – Неподалеку, нервно переминаясь с ноги на ногу, стоял администратор отеля. – Простите, но вы забыли заплатить за номер.

– И за мои услуги тоже, – с опаской проговорил доктор.

Джоул, не глядя, выхватил из кармана несколько купюр и швырнул их им в лица, затем впрыгнул в машину и, взвизгнув колесами, понесся по улице.

Эрмосильо, Мексика

Де Кордоба сидел, уставившись на алюминиевый чемодан с деньгами. Он только что позвонил Мерседес и сообщил, что благополучно добрался до места, не успев еще даже ни принять душ, ни выпить чего-нибудь.

Когда раздался телефонный звонок, полковник снял трубку, чувствуя себя старым и совершенно разбитым.

– Хоакин де Кордоба слушает.

– Это Пол. Деньги привез?

– Да.

– Машина есть?

– Взял напрокат в аэропорту.

– Какая?

– Желтый «бьюик» с виниловым верхом.

– Неси деньги в машину.

– Сейчас?

– Да, сейчас, конечно, сейчас! – Звучавшие в голосе преступника зловещие нотки заставили полковника почувствовать тревогу. – Поедешь по дороге на Ногалес. Когда проедешь деревню, которая называется Карбо, с правой стороны увидишь заброшенную забегаловку, окруженную сагуаро. Над входом в нее еще сохранилась вывеска – «Ла Моренета».

– Подождите! – Сердце де Кордобы начало бешено колотиться. – Дайте-ка я все запишу.

– Не надо ничего записывать, старик. Доедешь до места, убедишься, что на дороге никого нет, и оставишь деньги в забегаловке. Просто положишь их на пол.

– Но… кто-нибудь может их там найти!

– Никто не найдет. За этим я прослежу. У меня с собой будет винтовка, тебе понятно?

– Да, да, понятно. Деньги находятся в алюминиевом чемодане и кожаной дорожной сумке. Четыре миллио…

– Оставишь их. Потом вернешься в машину и поедешь в Эрмосильо. Будешь сидеть в своем номере и ждать. Когда деньги будут у меня, я тебе позвоню и скажу, где найти Иден.

– Подождите… как она? Могу я поговорить с ней? Алло! Алло!

Линия разъединилась.

Лос-Анджелес

Санитар остановил тележку и, толкнув дверь палаты Доминика, заглянул внутрь.

– Мистер ван Бюрен! Время принимать лекарства. И тут он увидел ногу ван Бюрена, белую и тонкую, высовывающуюся из-за двери ванной.

Санитар бросился в палату. Пояс больничного халата был привязан к кранам умывальника, так как под потолком ничего подходящего для этой цели не оказалось. Очевидно, пациент, надев на шею петлю, просто сел на корточки, а затем вытянул вперед ноги, словно собираясь шлепнуться на задницу. И удавился.

Лицо самоубийцы посинело. Санитар с трудом поднял тяжелое тело и вытащил голову несчастного из импровизированной петли, затем проверил, не бьется ли его сердце. Нет, не бьется. Выбежав в коридор, санитар крикнул, чтобы позвали доктора.

Потом он снова вернулся к неподвижно лежащему телу Доминика и начал делать ему искусственное дыхание.

Барселона

Телефон зазвонил в четыре часа утра. Мерседес не спала и сразу сняла трубку.

– Мерседес? Это Хоакин. У нее замерло сердце.

– Вы нашли ее?

– Да. Я заплатил выкуп, и теперь Иден со мной. Мерседес, у меня для вас очень плохая новость.

Она непроизвольно закрыла глаза.

– Она мертва?

– Нет. Но она находится в местной больнице. В отделении интенсивной терапии. Ее состояние чрезвычайно тяжелое, Мерседес. У нее очень серьезная форма гепатита. Скоротечный печеночный некроз. Должно быть, она занесла инфекцию с иглой, еще до того как ее похитили. Сейчас она в коме.

Каждая фраза полковника обрушивалась на Мерседес, словно тяжелые удары молота.

– Она умрет? – чуть слышно спросила она.

– Трудно сказать, – ответил он. – Доктора считают, что вы должны приехать. Как можно скорей.

– Еду, – коротко бросила Мерседес. – Если Иден придет в себя, скажите ей, что я уже еду.

Эрмосильо

– Я просила его… – Это был даже не шепот. Это был какой-то шелест. Мерседес приходилось изо всех сил напрягать слух, чтобы разобрать слова. – Я просила его, мама… просила не делать этого…

– Не надо разговаривать, дорогая. Тебе нельзя.

– … не хотела, чтобы все так кончилось…

Мерседес предупредили, чтобы она не дотрагивалась до Иден и тем более не целовала ее, чтобы не заболеть самой. Но сейчас она сорвала с лица хирургическую маску и поцеловала иссушенные как бумага губы дочери, ощутив ее болезненно-сладковатое дыхание.

– Мама, я так по тебе скучала.

– А я по тебе. – Она беспомощно посмотрела на окружающую Иден медицинскую аппаратуру, на пластмассовые трубочки, что тянулись к ее рукам и носу. Вся эта мощная техника скорее пугала Мерседес, чем придавала уверенности. Ей вдруг показалось ужасным, что Иден придется умирать в такой обстановке. В жизни она видела много человеческих смертей, но ни одна из них не была настолько упорядоченной, настолько бесстрастной. Всевозможные мониторы, датчики, индикаторы до последней нервной клетки, до последнего всплеска сердца проследят за тем, как окончится земное существование ее дочери. Они абсолютно точно зафиксируют мгновение, когда жизнь станет смертью и когда Иден просто перестанет быть.

Никакого таинства. Никакого уважения. Никакой жалости.

Мерседес почувствовала вспышку гнева. Почувствовала желание разбить все это, чтобы освободить Иден от игл, пронзивших ее плоть, от этих отвратительных трубочек, по которым что-то закачивали в ее тело и что-то высасывали из нее.

Сидевшая в углу медсестра, словно прочитав мысли Мерседес, быстро встала и подошла, чтобы проверить показания мониторов.

Мерседес погладила Иден по волосам. Она увидела, что губы снова зашевелились.

– Мама…

– Я здесь.

– Не уходи от меня…

Осунувшееся лицо на подушке казалось отлитым из золота, будто посмертная маска. Глаза были полуприкрыты, и Мерседес не могла с уверенностью сказать, видит ли ее Иден и даже понимает ли она, что рядом с ней сидит ее мать. Вполне возможно, что она просто-напросто бредит.

В глазах медсестры над зеленой хирургической маской появилась тревога.

– Надо срочно позвать доктора, – сказала она и выбежала из палаты.

Мерседес не отрываясь смотрела на дочь. Так много собиралась она сказать Иден и вот теперь просто сидела и молчала, не находя в себе сил даже для молитвы.

В палату пришли несколько врачей – все в перчатках и масках – и озабоченно засуетились вокруг кровати больной. Медсестра осторожно взяла Мерседес за руку.