Жан (испуганно зовет). Пеллерен! Пеллерен!
СЦЕНА ПЯТАЯ
Те же. Пеллерен, г-жа Флаш, Бабен вбегают в правую дверь.
Пеллерен (быстро подойдя к Мюзотте, наклоняется и прислушивается). Сердце не бьется. Дайте зеркало, госпожа Флаш.
Жан, Ах, мне страшно!
Г-жа Флаш передает Пеллерену ручное зеркало, которым тот медленно проводит перед ртом Мюзотты.
Пеллерен (тихо). Умерла!
Жан (бросается к умершей и долго целует ей руку; голос его дрожит от слез). Прощай, бедная подруга! Подумать только, минуту назад она говорила со мной!.. Минуту назад она смотрела на меня, узнавала, видела... И все кончено!
Пеллерен (подходя к нему и беря его за плечо). Уходите! Уходите! Вам больше здесь нечего делать. Вы исполнили свой долг. Уходите!
Жан (вставая). Иду!.. Прощай, бедная Мюзотта!
Пеллерен. Здесь я обо всем позабочусь, сегодня же. Но ребенок... Хотите, я помещу его в приют?
Жан. Нет, нет, я его беру, Я поклялся в этом покойнице. Поезжайте сейчас же с ним ко мне... Потом я попрошу вас о другом одолжении. Но... с ней... Кто останется с ней?
Г-жа Флаш. Я, сударь. И будьте покойны, я это дело знаю.
Жан. Благодарю вас, сударыня. (Подходит к кровати, закрывает глаза Мюзотте и целует ее в лоб долгим поцелуем.) Прощай... навсегда, (Медленно идет к колыбели, приоткрывает ее, целует ребенка и говорит ему твердым, но полным слез голосом.) До скорого свидания, маленький Жан! (Порывисто уходит в среднюю дверь.).
АКТ ТРЕТИЙ
Декорация первого акта.
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Г-н де Петипре, г-жа де Роншар, г-н Мартинель, Леон де Петипре.
Г-жа де Роншар (взволнованно ходит взад и вперед, не присаживаясь). Без семи двенадцать! Уже почти два часа, как он ушел!
Леон (сидит с левой стороны). Ну, тетя, если считать полчаса на дорогу в экипаже да полчаса на обратный путь, ему остается всего час на то, что нужно сделать.
Г-жа де Роншар. Значит, то, что ему нужно сделать, — долгая история?
Леон. Да, тетя. И зачем нервничать из-за каких-то минут? Ваше волнение ничего не изменит, не ускорит ни на секунду возвращение Жана, и стрелки часов не побегут быстрее.
Г-жа де Роншар. Как можно не нервничать, когда люди в тревоге, когда сердце колотится и слезы подступают к глазам?
Леон. Видите, тетя, вы совсем не такая злая.
Г-жа де Роншар. Ты мне надоел!
Мартинель (сидя около стола). Не мучьте себя, сударыня. Положение щекотливое, но нет ничего тревожного и угрожающего, надо только сохранить в нужный момент хладнокровие и рассудок.
Леон. Да, тетя, господин Мартинель прав.
Г-жа де Роншар (переходя направо). Прибить бы вас обоих! Вы обо всем знаете и ничего не хотите сказать... Как ужасны эти мужчины! Никаким способом не заставишь их выдать тайну.
Мартинель. Придет Жан и все расскажет. Немного терпения.
Петипре. Да, надо успокоиться. Поговорим о другом или помолчим...
Г-жа де Роншар. Помолчать? Это самое трудное...
Слуга (входя в правую дверь). Внизу спрашивают господина Мартинеля.
Мартинель. Вы позволите? (Слуге.) Хорошо! Хорошо! Иду. (Уходит в правую дверь.)
СЦЕНА ВТОРАЯ
Те же, кроме Мартинеля; слуга.
Г-жа де Роншар (быстро подходя к слуге). Батист... Батист... Кто спрашивает господина Мартинеля?
Слуга. Не знаю, сударыня, наверх поднялся швейцар.
Г-жа де Роншар. Подите посмотрите незаметно и вернитесь сказать нам.
Петипре (вставший, когда вошел слуга). Нет. Я не хочу шпионить за ними. Подождем. Теперь уже недолго. (Слуге.) Ступайте.
Слуга уходит.
Г-жа де Роншар. Я тебя не понимаю, Адольф! Ты так спокоен. Можно подумать, что это не касается счастья твоей дочери. Я же вся киплю.
Петипре. Какой от этого толк?
Г-жа де Роншар. Ах, если бы мы делали лишь то, от чего бывает толк!
Петипре (садясь с правой стороны стола). Давайте лучше поговорим. Поговорим рассудительно. Господин Мартинель ушел, и мы одни.
Г-жа де Роншар (садясь рядом). Пускай бы он вернулся обратно в Гавр!
Леон (садясь с левой стороны стола). А что изменилось бы, если бы он был в Гавре?
Петипре. Я лично полагаю...
Г-жа де Роншар (перебивая его). Угодно вам знать мое мнение? Нам что-то готовят, и нас собираются во что-то впутать.
Петипре. А чего ради? С какой целью? Господин Жан Мартинель — честный человек, он любит мою дочь, Леон, мнение которого я ценю, хотя он и мой сын...
Леон. Спасибо, папа!
Петипре. ...Леон питает к нему уважение и дружбу. Что же касается дяди...
Г-жа де Роншар. Не будем говорить о них, прошу тебя. Нас хочет во что-то впутать эта женщина. Она разыграла какую-то комедию, а сегодняшний день выбрала для развязки. Это театральный прием. Коварная интрига!
Леон. Как в Амбигю[7].
Г-жа де Роншар. Не шути. Я знаю этих женщин. Достаточно я от них настрадалась.
Петипре. Эх, бедная Кларисса, если бы ты сумела понять своего мужа, ты бы его удержала!
Г-жа де Роншар (вставая). Что ты называешь понять его? Простить, жить с этим шалопаем, никогда не зная, откуда он возвращается домой? Я уж предпочитаю разбитую жизнь и одиночество... с вами!
Петипре. Как супруга, ты по-своему, конечно, была права. Но существуют и другие точки зрения, менее эгоистичные и, безусловно, более высокие, например, точка зрения семьи.
Г-жа де Роншар. Семьи? Ты, судья, говоришь мне, что я была неправа с точки зрения семьи?
Петипре. То, что я был судьей, сделало меня очень осторожным. Перед моими глазами прошло столько двусмысленных, столько страшных драм, — они мучили мою совесть и доставили мне жестокие часы сомнений. Нередко человек так мало может отвечать за себя, а обстоятельства так сильны, непостижимая человеческая природа так капризна, инстинкты так таинственны, что надо быть терпимым и даже снисходительным к ошибкам, которые не имеют ничего общего с преступлениями и совершенно не доказывают наличия в данном человеке злого умысла или порочности.
Г-жа де Роншар. Обманывать жену — это не злодейство? И ты говоришь так в присутствии сына? Хорошее воспитание! (Переходит налево.)
Леон. О тетя, у меня на этот счет мнение уже сложилось.
Петипре (вставая). Это раньше было преступлением, а теперь смотрят иначе. Теперь это считается настолько естественным, что почти не подлежит наказанию. Это наказывают разводом, а он для многих — освобождение. Теперь закон предпочитает разъединять втихомолку, при закрытых дверях, а не карать, как раньше...
Г-жа де Роншар. Ваши нынешние теории возмутительны!.. И я считаю...
Леон (вставая). А вот и господин Мартинель.
