В Булгаре ал-Гармати услышал об области, "которую называют Ару, в ней охотятся на бобров, и горностаев, и белок. А день там летом 22 часа". Он видел жителей этой Арской земли русских летописей - предков современных удмуртов, и описывает их, а также обитателей страны Вису, как краснощеких, голубоглазых, белокурых людей в льняных одеждах и меховых шкурах. Об арском народе ал-Гарнати упомянул на 200 лет раньше летописи.

Арабский путешественник рассказывает немало фантастичного.

"А мне рассказывали в Булгаре, что одной из этих рыб в один из годов сделали отверстие в ухе, и продели в него веревки, и потащили эту рыбу; и открылось ухо рыбы, и изнутри его вышла девушка, похожая на потомков Адама: белая, краснощекая, черноволосая, толстозадая, прекраснейшая из женщин. И взяли ее жители йуры и привезли на сушу, и это существо стало бить себя по лицу, и рвать волосы, и вопить. А Аллах сотворил ей в ее средней части, от пояса до колен, нечто вроде белой кожи, похожее на крепкую плотную ткань, покрывающее ее срам, будто изар, обвязанный вокруг пояса и прикрывающий ее срам. Они держали ее, пока она не умерла у них. Поистине, могуществу Аллаха нет предела! Говорят: действительно, если жители Йура не бросят в море мечи, о которых я упоминал, то им не будет послана рыба, и они умрут от голода".

В 1150 году ал-Гарнати из Булгара отправился на Русь, проехав по какой-то "Славянской реке" (возможно, Ока?). Он единственный мусульманский автор, побывавший на Руси и сообщающий такие сведения, которых не найти даже в русских источниках. Можно только сожалеть о том, что здесь его больше интересовало обучение печенегов пятничной молитве, чем жизнь чуждого ему христианского Киева.

"Когда я поехал в страну славян, то выехал из Булгара и плыл на корабле по реке славян. А вода ее черная, как вода моря Мраков, она будто чернила, но притом она сладкая, хорошая, чистая. В ней нет рыбы, а есть большие черные змеи, одна на другой, их больше, чем рыб, но они не причиняют никому вреда. И есть в ней животное вроде маленькой кошки с черной шкурой, зовут его водяным соболем. Его шкуры вывозят в Булгар и Саджсин, а водится он в этой реке.

Когда я прибыл в их страну, то увидел, что эта страна обширная, обильная медом и пшеницей и ячменем и большими яблоками, лучше которых ничего нет. Жизнь у них дешева.

Рассчитываются они между собой старыми беличьими шкурками, на которых нет шерсти, и которые нельзя ни на что никогда использовать, и которые совсем ни на что не годятся. Если же шкурка головы белки и шкурка ее лапок целы, то каждые восемнадцать шкурок стоят по счету [славян] серебряный дирхем, связывают [шкурки] в связку и называют ее джуки. И за каждую из таких шкурок дают отличный круглый хлеб, которого хватает сильному мужчине.

А у славян строгие порядки. Если кто-нибудь нанесет ущерб невольнице другого, или его сыну, или его скоту, или нарушит законность каким-нибудь образом, то берут с нарушителя некоторую сумму денег. А если у него их нет, то продают его сыновей и дочерей и его жену за это преступление. А если нет у него семьи и детей, то продают его. И остается он рабом, служа тому, у кого он находится, пока не умрет или не отдаст то, что заплатили за него. И совсем не засчитывают ему в его цену ничего за служение господину.

А страна их надежная. Когда мусульманин имеет дело с кем-нибудь из них и славянин обанкротился, то продает он и детей своих и дом свой и отдает этому купцу долг.

Славяне храбры. Они придерживаются византийского толка несторианского христианства.

А вокруг них - народность, живущая среди деревьев, бреющая бороды. Живут они на [берегах] огромной реки и охотятся на бобров в этой реке. Мне рассказывали о них, что у них каждые десять лет становится много колдовства, а вредят им их женщины из старух колдуний. Тогда они хватают всех старух в своей стране, связывают им руки и ноги и бросают в реку: ту старуху, которая тонет, оставляют и знают, что она не колдунья, а которая остается поверх воды - сжигают на огне".

Упоминаемый Абу Хамидом после славян народ, живущий в лесах и бреющий бороды, - это, очевидно, мордва.

"Я оставался у них с караваном длительное время, страна их безопасна Харадж они платят булгарам. И нет у них религии, они почитают некое дерево, перед которым кладут земные поклоны. Так мне сообщил тот, кто знает их обстоятельства.

И прибыл я в город [страны] славян, который называют "Город Куйав" [Киев]. А в нем тысячи "магрибинцев", по виду тюрков, говорящих на тюркском языке и стрелы мечущих, как тюрки. И известны они в этой стране под именем беджн[ак].

И встретил я человека из багдадцев, которого зовут Карим ибн Файруз ал-Джаухари, он был женат на (дочери) одного из этих мусульман. Я устроил этим мусульманам пятничное моление и научил их хутбе, а они не знали пятничной молитвы".

Поразительно, что Абу Хамид ничего, кроме "тысячи сынов магрибинцев", не заметил в Киеве. Впрочем, его интересуют торговля, верования, обычаи, меньше - внешний вид городов или местностей. Киев запечатлелся в его памяти только в связи с его "миссионерской" деятельностью.

Народом, разговаривающим "по-тюркски" и жившим в Киеве, были печенеги.

Знакомство с печенегами, кочевья которых протянулись от Волги до Дуная, несомненно, сыграло роль в выборе дальнейшего маршрута - Абу Хамид едет в Венгрию, где кочевники-тюрки, в значительной части исламизированные, составляли важнейшую ударную силу в руках венгерских королей. Здесь ал-Гарнати также выступает в роли наставника мусульман-кочевников: одних он учит обрядности, другие становятся его учениками.

"Я пробыл среди них три года, но смог посетить только четыре города. А эта область расположена от Великой Румии до границ Кустантинийи. И в ней есть горы, в которых добывают золото и серебро".

Абу Хамид отмечает изобилие и богатство Венгрии, дешевизну на ее рынках, в частности дешевизну рабов, и в особенности во время набегов.

Абу Хамид обучает венгерских печенегов, так же как и киевских, пятничной молитве и "кое-чему" из богословия и, явно приписывая себе эту заслугу, но, вероятно, преувеличивая, утверждает: "А сейчас у них больше 10 000 мест, где в пятницу произносят хутбу явно и тайно…"

В Венгрии ал-Гарнати прожил три года (1150-1153), подошла старость, пора было исполнить долг мусульманина - совершить паломничество в Мекку. Король Геза не хотел отпускать его из Венгрии (вероятно, ал-Гарнати действительно пользовался влиянием на мусульман Венгрии) и согласился на его отъезд лишь при условии его возвращения в Венгрию. В залог этого пришлось оставить старшего сына Хамида.

Абу Хамид отправился в Саксин, приняв на себя от Гезы поручение взять с собой посланца, чтобы набрать воинов из беднейших мусульман и тюрков, и какое-то дипломатическое поручение к "царю славян", т. е., очевидно, к великому князю Киевскому Изяславу.

"И когда я прибыл в страну славян, то царь ее оказал мне почет, уважая его письмо и боясь его [царя Венгрии]. И перезимовали мы у него, а к весне выехали в страну тюрок, направляясь в Саджсин".

Из Киева в Саксин Абу Хамид отправился южным путем, через половецкие степи. "Из Саксина Абу Хамид плыл морем месяц в Хорезм, большую страну, где много городов, селений, рустаков, страну, богатую фруктами, славную своими учеными и поэтами..." Абу Хамид попал в Хорезм в период подъема политического могущества хорезмшахов.

После посещения Мекки он не поехал ни в Венгрию, ни в Саксин, где оставалась часть его семьи, а возвратился в Багдад, где его давний знакомый ибн Хубайра пятый год был визиром халифа ал-Муктафи. Ибн Хубайра приветливо его встретил и даже добыл рекомендательное письмо к сельджукскому султану Конии с просьбой содействовать ал-Гарнати в возвращении в Венгрию, чтобы забрать семью.