Рок — и период, который получил у нас название периода застоя… Не правда ли, странное на первый взгляд сочетание? Но такое ли уж странное? Ведь рок приобрел особую популярность в нашей стране именно в конце шестидесятых годов, не терял ее в семидесятые и начале восьмидесятых. Почему так произошло? Есть ли тут какая-то закономерность? Это вопросы, представляющие интерес как для социологов, так и для психологов и психиатров. И чуть ниже мы об этом поговорим. Но вначале нам хотелось бы привести письмо, опубликованное в марте 1986-го в газете «Правда». Его автор — двадцатисемилетний московский рабочий Г. Кокунько. Бывший поклонник рока, особенно тяжелого рока. Человек, испытавший на себе влияние этой музыки. Поэтому мы и хотим представить его мнение в главе о том, с чего да почему прижился рок у нас в стране. Письмо даем с некоторыми сокращениями.

«Частый аргумент защитников рока — его, мол, «социальная направленность», «активность жизненной позиции» и т. п. Мол, это и есть ритмы перестройки, это и есть наглядное свидетельство гласности и демократии. Категорически возражаю! Рок — явление культуры периода застоя, средство отвлечения от конкретной работы по совершенствованию общества. Он «врубался» раньше нами на полную мощь, чтобы заглушить лившиеся из теле- и радиоприемников надоевшие ложь и полуправду, демагогические призывы и лозунги.

Сегодня — совсем иное время, но рок по-прежнему заглушает, отключает. Теперь — от деятельного личного участия в жизни, он по-прежнему стремится увести в сферу чистой абстрактной развлекательности. Когда нет подлинной обеспокоенности судьбой своей страны — только и остается уходить в личные развлечения.

Говорят, «хороший» рок «зовет» к миру, например. Увы, это очередное опасное заблуждение, всего лишь мимикрия рока, подстраивающегося под требования различных общественных групп и слоев. Спасти мир, человечество от катастрофы может только высокое искусство, красота, — а к ней искусство сегодняшнего дня должно человека поднимать, тянуть вверх. Любое же псевдоискусство, обращающееся к животным инстинктам человека, опускающееся до низменного уровня, — оно как раз и порождает тех духовно неразвитых людей, что окажутся способными нажать на кнопку. А слова, истошно выкрикиваемые в микрофоны, на каком бы языке они ни были, — при этом словами лишь и останутся.

Что-то я не видел, чтобы они приводили ярых пок- лонников рока у нас к реальной полезной деятельности — скажем, на те же субботники по охране памятников или природы. Пока они ведут только на новые концерты и другие развлечения, порой весьма сомнительные.

Не следует забывать, что рок — это не просто музыка, это прежде всего претензия на целый образ жизни. Неспроста связанная мною с периодом застоя рок-музыка всегда шла рука об руку с головокружительным ростом сопутствующих ей алкоголя, курения, наркомании, проституции, половых извращений, психических расстройств.

В последние годы у нас идет именно широкая пропаганда псевдокультуры, в чем легко убедиться, включив телевизор» Говорят, правда, что и классической музыки передают не меньше. Но вся беда в том, что классическая музыка, не говоря уж о малоизвестной нам настоящей народной, в электронной подаче ТВ очень много теряет, искажается. Рок же, современная эстрада, построенные сами по себе на использовании электроники, не теряют ничего, приобретая разнообразные телеэффекты.

И все бы ладно еще — взрослеющий человек (как это случилось со мной), кто постепенно, кто резче, может, и откажется от слепого поклонения идолу западной массовой культуры. Так, кстати, случилось с большинством моих знакомых сверстников (хотя не всех, конечно) и особенно сверстниц. Но что будет с теми, кто растет под влиянием постоянного телеоблучения роком, с детсадовскими и школьными дискотеками? Оправятся ли они от грохота псевдокультуры или так и останутся, в лучшем случае, лицемерами, выкрикивающими «социально направленные» или «жизненно активные» слова, но заглушившими в себе совесть, боль и тревоги своего народа, своей культуры?

Поймите меня правильно: я не призываю устроить гонения на проповедников некой особой «молодежной» (подразумевается — рок) культуры, не склонен, подобно им, пугать ярлыками (как, например, «консерватор», «враг перестройки», «зажимщик» и т. д.). Но мое глубокое убеждение: говорю, потому что испытал на себе, — необходимо полностью прекратить пропаганду и навязывание современной эстрады и рок-музыки через средства массовой информации, и прежде всего телевидение…»

Согласитесь, серьезное письмо, заставляющее задуматься. Не со всеми мыслями автора его можно согласиться. Например, вряд ли стоит говорить о том, что рок вовсе не имеет никакого отношения к искусству, поскольку обращается к низменным инстинктам человека.

Тут просто некоторая путаница. Искусство может быть гуманным, а может быть и антигуманным. Оно может будить в человеке самые высокие чувства, а может и апеллировать к низменному. Будит чувства, создает художественные образы, опирается на те или иные моральные основы — стало быть, перед нами произведение искусства. Иное дело — какого? Над этим надо думать в каждом конкретном случае.

Рок не всегда вызывает в нас нечто животное. Мы уже убедились: он может быть и чистой воды «развлекаловкой», эксплуатирующей расхожие любовные штампы, может быть и религиозным, опирающимся на христианские символы, в том числе — на непротивленческие. Так что жестокость вовсе не обязательна.

Но как быть с утверждением автора, что рок в нашей стране — своего рода следствие периода застоя? Есть ли основания для таких утверждений? Попробуем разобраться. На сей раз обратимся к материалам, накопленным работниками московской службы социально-психологической помощи.

Чтобы войти, как говорится, в центр проблемы, необходимо сказать несколько слов о таком термине, как самонаправленная жестокость. Понятие это весьма широкое. Под него подпадают все явления, объединенные осознанным или неосознанным стремлением личности к физическому или моральному саморазрушению.

Как это так, удивится читатель: чтобы сам себя разрушал? Да разве такое бывает? Увы, бывает. Спиртным разрушает себя алкоголик. Наркотиками — наркоман. А разве самоубийца не разрушает себя? Разрушает. Но чтобы человек приступил к саморазрушению, или к самонаправленной жестокости, нужна определенная готовность. Это должно казаться вполне естественным, а то и единственно возможным действием. Прежде чем на такое решиться, неизбежно надо распрощаться с моральными установками, присущими обществу, ценящему личность. Такая почва нередко создается в группах так называемых неформалов — хиппи, панков, рокеров, спортивных фанатов, люберов, пацифистов, металлистов, волнистое.

По собственным наблюдениям одного из авторов книги проявления самонаправленной жестокости особенно часто встречаются среди металлистов и среди увлекающихся тяжелым роком. Будучи лишенными «своей» музыки, они впадают в депрессию и, случается, наносят себе увечья — например, секутся бритвой. К слову, так же ведут себя наркоманы, лишенные наркотиков. Впрочем, об этом у нас пойдет обстоятельный разговор позже — в главе, посвященной влиянию рока на здоровье. А сейчас — о том, почему у нас вдруг появились эти самые, далеко не безопасные для здоровья их членов неформальные группы. Почему вообще молодежь «сбивается» в группы, где главное — не общие интересы, не дело, а просто юный возраст? Почему, наконец, заказан сюда вход «отцам»?

Стало расхожим утверждение, что живем мы в эпоху научно-технической революции. Верно, вот только сводим мы подчас это понятие лишь к внедрению механизации и автоматики. А революция научно-техническая, как и социальная, затрагивает куда более серьезные основы. Например, психику. Не будем забывать, что HtP в нашей стране, по сути дела, укладывается в сроки, отведенные на жизнь одного поколения. Приход техники в быт, ускоренный процесс урбанизации, рост предприятий-гигантов, в корне меняющих роль человека на производстве, — все это настолько быстро вторглось в нашу жизнь, что многие просто не успели приспособиться. Для сельской старушки обращение с газовым котлом становится непосильной задачей. Ее ровесница-горожанка, перебравшись из барака в высотную башню, годами не выходит на балкон — боится: а вдруг оборвется. Это — старики. Но не меньшие нагрузки — разве что не столь внешне заметные — испытывают и те, кто помоложе. А нагрузки-то самые разные: слуховые, зрительные, атмосферные. Изменились формы общения, стиль поведения, окружающая среда в городах нынче вовсе не та, что хотя бы два десятилетия назад. Взять, к примеру, дворы. Нет их сейчас в новых микрорайонах. Может быть, нет и не надо? Оказывается, нужны они. Не так давно по заданию Моссовета группа архитекторов, социологов и психологов исследовала, как живется горожанам, как соотносится их самочувствие в доме и на улице. И выяснилось: выходя из дома на широкую шумную магистраль, человек испытывает стрессовое состояние. Как следствие — дорожно-транспортные происшествия, случающиеся буквально напротив подъезда родного дома. Иное дело, попасть на улицу, пройдя сначала через двор. За несколько минут пребывания в такой «буферной» зоне успеваешь перестроиться, подготовиться ко всяким неожиданностям.