— Не знаю, как ты относишься к говядине, Линн, но мне она дурно действует на кровеносные сосуды.

— Ладно, Брэндон, — сказала я, наслаждаясь той нежностью, с которой он произнес последнюю фразу, — теперь ты можешь расслабиться. Теперь тебе не надо мне доказывать, каким ты стал обходительным. Тебе больше ничего не надо мне доказывать. — Я прикоснулась к его руке. — Это все в прошлом, правда ведь? — серьезно спросила я.

— Можешь не сомневаться. — Он придвинулся ко мне и поцеловал меня в щеку.

За этим невинным поцелуем последовал другой невинный поцелуй, а за ним — много других поцелуев, которые уже сложно было назвать невинными. Такое обычно случается в самом начале романа и знакомо всем, кто через это прошел. А еще такое случается, когда ты в течение полугода пытаешься подавить в себе сексуальное влечение к мужчине, и вот — борьба закончена! Мы не были подростками, переживающими свое первое свидание, мы были взрослыми людьми, наконец-то понявшими, как много мы значим друг для друга. Мы даже не стали притворяться, что испытываем хоть малейший интерес к еде, и предпочли спальню столовой.

— Если я не ошибаюсь, ты никогда не говорила мне, как использовать Язык женщин во время секса, — шутил Брэндон, лихорадочно пытаясь расстегнуть мою блузку, когда мы уже были в спальне. — Мы не отработали ни одного сценария.

— Большое упущение с моей стороны, — отвечала я, расстегивая его ремень. — Повторяй за мной: «Не знаю, с каких пор ты мечтаешь об этом моменте, но я думаю об этом уже несколько месяцев».

— Хороший сценарий. — Он прерывисто дышал, в первый раз прикасаясь к моей груди. — Очень хороший сценарий. Но у меня есть другой: «Я заметил, какое у тебя прекрасное тело, и я хочу поделиться с тобой, что мне не терпится войти в него».

Я стянула с него брюки.

— А как тебе такой сценарий? — задыхаясь, говорила я. — Я чувствую то, что чувствуешь ты.

К тому моменту мы были уже раздеты и извивались в объятиях друг друга, готовые слиться в единое целое.

— Мне нравится твой сценарий, но у меня есть еще один, от которого ты будешь без ума, — дышал он мне в ухо, возбуждая страсть в каждой клеточке моего тела. — Ты готова?

— Еще бы!

— Хорошо, — сказал он, укладывая меня на постель. — Сценарий такой: «Прошу прощения, мисс, не могли бы вы указать мне правильный путь? Я заблудился».

— Забудь о сценарии. Ты не заблудился. Ты там, где надо.

— Ты тоже.

Мы занимались любовью, как новички в этом искусстве, будто мы никогда прежде не занимались сексом ни с кем другим, будто сам акт любви мы изобрели только что. И в то же время мы занимались этим как опытные любовники, будто всю жизнь провели вместе, и потому ни один из нас не сделал ни одного неловкого движения, не усомнился, что все происходит как нужно.

В общем, занимаясь любовью, мы взяли все лучшее и от невинности, и от опытности, и для начала это было совсем не плохо.

Следующие несколько недель были похожи на любовный роман. Мы с Брэндоном не разлучались ни на минуту, за исключением тех случаев, когда он уезжал в командировки. И даже в такие дни он звонил мне без остановки, говорил, что скучает, присылал букеты цветов и флаконы духов. (Кстати сказать, Брэндон ни разу не поручал Наоми покупку подарков. Он сильно изменился, но не утратил своей яркости, решительности, разносторонности — всего того, что так привлекло меня в начале знакомства.) Вне всяких сомнений, он всерьез ухаживал за мной, и я бездумно наслаждалась этим.

Брэндон признался мне в любви в тот вечер, когда вернулся из Лондона с коробками сувениров из «Харродз». Он попросил Лиама привезти меня в аэропорт Кеннеди, чтобы я встретила его там. Мы не виделись целых три дня.

— Как я рад тебя видеть! — сказал он, заключая меня в объятия. — Скучала?

— Вовсе нет, — подтрунивала я над ним, осыпая его лицо поцелуями.

— Так я и думал. Любишь меня?

— Ни капельки!

Брендон отстранился от меня.

— Это правда?

— Что — правда?

— Что ты не любишь меня? — Он взглянул на меня, как затравленный зверь.

— Я пошутила. Ты что, меня всерьез об этом спрашиваешь?

— Да. Возможно, я не говорил об этом раньше… Но я люблю вас, доктор Виман. Безумно.

Он признался мне в любви через восемь месяцев после знакомства, и я ни секунды не сомневалась в его искренности. Кип, в отличие от него, поведал мне о своих чувствах через неделю знакомства, во время одной из своих слезных исповедей об отце. И я никогда по-настоящему не верила в его чувства.

— Нет, ты не говорил об этом раньше, — сказала я Брэндону.

— Теперь говорю: я люблю тебя. Надеюсь, ты не обижаешься, что я говорю об этом только сейчас?

— Хорошо, что ты сказал. Было бы ужасно, если бы из нас двоих любила только я…

Он обнял меня, будто хотел закрепить наш союз. Мы были настоящей влюбленной парой, у которой есть будущее, а если все сложится удачно, будет и потомство. Да, я забегала далеко вперед, но у меня были все причины для оптимизма — и никаких причин для пессимизма.

Всю неделю после возвращения Брэндона из Лондона мы с ним виделись каждый вечер, хотя он был очень занят на. работе. В прошлом году объем продаж продукции «Файнфудз» уменьшился из-за растущей среди американцев тенденции не завтракать дома, чтобы успеть на работу вовремя. Для увеличения доходов компания начала производство принципиально новой продукции, и, чтобы обеспечить успех рекламной кампании, Брэндону пришлось перестать скрываться от представителей прессы. Он недолюбливал журналистов и обычно, когда ему не нужно было представлять на рынке новый товар, старался избегать их. Но теперь Брэндон превратился в блестящего оратора — его яркая внешность и открытость, с которой он делал свои заявления, производили на слушателей сильное впечатление. Я гордилась им, гордилась его красноречием и умением излагать свои мысли, зная, что во всем этом есть и моя заслуга.

А еще я была очень благодарна ему, что, несмотря на свой плотный график, он все-таки нашел время для того, чтобы поужинать с моими подругами, которые замучили меня просьбами познакомить их с ним. Перед встречей я рассказала ему о каждой из них, объяснила, что прежде у меня никогда не было подруг, поэтому я испытывала к Пенни, Изабелле, Гейл и Саре особенно нежные чувства, несмотря на все их причуды.

За ужином Брэндон вел себя как истинный джентльмен, ни одну из моих подруг он не назвал дорогушей. Они, разумеется, раскрыли рты от удивления, что я сумела сделать человека из «самого сурового начальника Америки». А еще они позеленели от зависти, что в качестве награды за труды мне достался этот лакомый кусочек.

Зато Брэндон почему-то не был в восторге от моих подруг. Когда я спросила его, что он о них думает, он только пожал плечами и сказал:

— Они, конечно, очень занимательные, но на твоем месте я бы был с ними начеку.

— О чем ты? — удивилась я.

Он помолчал, словно обдумывая что-то, потом улыбнулся.

— Да так, ни о чем. Если ты считаешь, что на них можно положиться, то все в порядке. Наверное, я просто слишком хорошо знаю, что такое «корпоративные джунгли», и в каждом человеке заведомо вижу врага. Не обращай внимания на мои слова.

И я не обратила внимания. Брэндон любил меня. Он не обязан был любить моих друзей.

Как он любил меня! Я не уставала удивляться силе его чувства. Однажды вечером он был особенно нежен со мной.

— Помнишь, на одном из занятий ты спросила меня, как бы я ответил Келси, если бы она заговорила о свадьбе? — спросил он, когда мы лежали в постели и разговаривали.

— Помню. Ты сказал тогда, что уклонился бы от ответа, потому что не хотел жениться на ней.

— Верно. И знаешь, что самое забавное? Если бы ты заговорила о свадьбе, я бы не стал уходить от ответа.

Я приподнялась на локте.

— Повтори еще раз!

— Я сказал, что, если бы ты подняла вопрос женитьбы, я бы не стал уходить от ответа, — спокойно произнес он, как будто мы говорили о погоде.