Глинистая равнина остается позади; ее сменяет холмистая степь, заросшая высокой травой и крупными маками. Вдали отдельные цветы сливаются, и кажется, что по зеленым просторам здесь и там разбросаны ковры, то совсем бледные, розовые, то ярко-красные.
И вот среди зеленых просторов на смену тонкопалому суслику появляется маленькая птичка — варакушка. Она спешит на свою родину к северу и не желает свернуть с нашего пути. Маленькой птичке со слабыми крылышками, видимо, легче лететь низко над глубокой колеей дороги, где нет ветра, и, вместо того чтобы свернуть в сторону, она упорно скользит по воздуху впереди движущейся машины, то значительно опережая ее, то трепеща крылышками перед самыми колесами.
При быстром движении автомобиля окружающая картина вновь вскоре меняется. По сторонам опять ровная степь, оголенная глинистая почва и участки сыпучих песков. Впереди в колее дороги появляется гигантская ящерица — варан. Сначала он пытается опередить машину, но затем круто сворачивает с дороги и, хотя машина уже прошла мимо и удаляется, еще долго бежит по степи, извиваясь всем телом, пока на его пути не попадается полуразрушенная нора, где он и укроется.
Мы решили поймать варана. Это оказалось совсем нетрудно. Новый варан появляется на дороге, машина сбавляет скорость, я соскакиваю на землю и, насколько хватает сил, бегу за улепетывающей ящерицей. Варан утомляется, бег его становится медленнее — уйти невозможно. И тогда он круто поворачивается ко мне и приготовляется к защите. Задохнувшись от быстрого бега, я уже медленным шагом приближаюсь к варану, и оба мы, возбужденные и утомленные, несколько секунд стоим один против другого. Мой противник, несколько приподнявшись на передних лапах, раздувает и без того широкую шею, шипит, то и дело высовывая длинный язык, бьет по земле, как плетью, длинным хвостом. Его поза, его поведение — сама угроза. Но этот прием напрасен. Я и без того не решусь подойти слишком близко. Мне хорошо известны сильные челюсти этой ящерицы, ее мертвая хватка. Вместо открытого нападения я прибегаю к хитрости. Я знаю, что хвост варана — его ахиллесова пята, и начинаю ходить вокруг животного, сначала медленно, потом все скорей и скорей. Варан поворачивается за мной, но чем быстрее я двигаюсь, тем его движения становятся менее уверенными. Он явно растерян и не знает, что предпринять. Наконец, пользуясь замешательством ящерицы, я быстро хватаю ее за конец хвоста и приподнимаю над землей. В таком положении варан беззащитен. Он то бьется, пытаясь освободиться, то бессильно повисает вниз головой в воздухе. Торжествуя, несу свою добычу к машине.
Но однажды варан — это в общем совершенно безобидное животное — напугал меня так, что я больше часа не мог овладеть собой. Ощущение было чрезвычайно сильное, и, хотя длилось всего 2 — 3 секунды, я надолго его запомнил.
В тот памятный день я рано покинул наш лагерь и, когда солнце стало мучительно жечь, поспешил обратно. Скрываясь в тени, я шел вдоль глинистого обрыва, который местами не превышал моего роста. Комья обвалившейся глины затрудняли движение, но я устал от яркого света и продолжал путь у самого обрыва.
На одном повороте я заметил тело пресмыкающегося, которое тотчас скрылось в полуразрушенной норе, помещавшейся вровень с моим лицом в глинистом обрыве. Я осторожно приблизился к этому месту, но животного не было видно. Тогда я издали сунул в нору выломанный гибкий прут тамариска. Из глубины послышалось угрожающее шипение. «Наверное, это змея», — мелькнула у меня мысль. Без лопаты я не мог извлечь пресмыкающееся и, нарвав травы и сделав из нее большой комок, туго забил выход. Лагерь рядом, и я, конечно, вернусь сюда с лопатой, чтобы раскопать нору.
Тщательно осмотрев забитое отверстие и убедившись, что все в порядке, я сделал несколько шагов вперед, и тогда произошло то, чего я меньше всего ожидал.
У самого лица я услышал громкое шипение и в тот же миг ощутил сначала прикосновение, а затем и тяжесть холодного тела на своей голой шее. Пытаясь сбросить его, я сделал неверный шаг и, споткнувшись, упал в рытвину. Животное оказалось подо мной; оно извивалось и шипело — я был уверен, что это ядовитая змея, гюрза. Лишь несколько позднее, когда мне, наконец, удалось отскочить в сторону и встать на ноги, я увидел, что это не змея, а безобидный варан, который стремглав кинулся от меня наутек. Он был страшно напуган. Я тоже долго не мог успокоиться, вновь и вновь вспоминая все детали, и мне казалось, что холодное тело жжет мою шею. Со стороны все это могло показаться смешным. Я готов был смеяться сам, но руки мои продолжали трястись, а зубы выбивали частую дробь. Наконец, я поднялся, чтобы покинуть место происшествия, но направился не к лагерю, а к речке, где холодной водой обмыл лицо и шею. Мои спутники так и не узнали об этом случае. Однако как же все это произошло?
Нора оказалась сквозной. Она начиналась на обрыве и, сделав полукруг в 2 метра, вновь выходила наружу — в обрыве же. Таким образом, забив травой вход, я оставил свободным выход. Испуганное и раздраженное животное, конечно, пыталось улизнуть незаметно, но я был слишком близко и мешал этому. Выскочив из предательского убежища в самый последний момент, варан и попал мне на шею.
Вскоре после случая с вараном мы остановились близ одного кишлака. В день отъезда нам подарили варана. Его поместили в пустую бочку, прикрыли брезентом, и в этом помещении он совершил с нами длительное путешествие. В дальнейшем варан оказал нам большую услугу. Хлопот с ним почти не было, но приходилось помнить, что с нами едет кусачий четвероногий спутник.
В один прекрасный день варан решил выбраться из темницы и упал с кузова на землю. Однако вместо того чтобы разумно воспользоваться свободой, он залег под колеса. Мы извлекли его оттуда и выпустили, отнеся в сторону. Но наш спутник, видимо, считал машину наиболее безопасным местом и на этот раз залез под кузов. После долгой возни мы достали его оттуда и вновь поместили в бочку.
Совместное путешествие продолжалось. Но вот однажды мы расположились на ночь у маленького городка Тахтабавар. На берегу реки Мургаб был разбит лагерь. Вечером рабочий разостлал у машины широкий брезент, и мы, растянувшись на нем после утомительного дня, мгновенно заснули.
Ночью я проснулся, как мне показалось, от выстрела. Безусловно, выстрел прозвучал над самым моим ухом, но кто же мог стрелять? Мои спутники крепко спали, кругом никого не было видно. Я сел на своей постели и чутко прислушался. Было тихо, ярко светила луна, рядом журчал мутный Мургаб. Иногда выскочит из воды крупная рыба, шлепнется обратно, по сонной воде пойдут круги, и опять тишина. Кто же стрелял? Не сон ли это? Я поднялся на ноги и обошел машину кругом. К моему удивлению, часть наших вещей лежала на земле в беспорядке, кабина оказалась открытой. Несомненно, здесь хозяйничал посторонний. Я разбудил товарищей. Уже беглый осмотр убедил нас в том, что лагерь ночью посетили воры: все патроны были ссыпаны в одну сумку, другие вещи связаны в узлы. Но кто мог помешать краже, когда мы все крепко спали? И тут я вспомнил нашего четвероногого спутника. Бочка оказалась открытой. Несомненно, вор в поисках добычи сунул руку в темницу варана и потревожил ящерицу. Могучий удар хвоста животного о стенку бочки разбудил меня и во сне показался мне выстрелом. Шум заставил, видимо, воров скрыться. Все экспедиционное имущество, за исключением котелка с жареной бараниной, было цело. Варан оказал нам громадную услугу. Что стали бы мы делать с нашими ружьями без единого патрона?!
Экспедиция приближалась к концу. Шофер, не жалея своих сил, день и ночь гнал машину полным ходом. Вот, наконец, мы совсем близко; впереди виден дым от труб Ашхабада, слева от нашего пути лежат последние бугристые пески. Я настойчиво тучу в кабину, удивленный шофер выключает мотор и высовывает из кабины голову. Вместо объяснения я открываю бочку, схватив варана за хвост, осторожно бросаю его в сторону. Машина движется дальше, скорость ее возрастает с каждой секундой. Мы спешим в Ашхабад, домой. А наискось от дороги, извивая свое длинное тело и блестя чешуей на вечернем солнце, тоже домой, к родным пескам, бежит наш спутник зем-зем.
