— Неужели?

— Августин решил, что они не могут существовать. Видите ли, если бы они существовали, то им бы потребовался Спаситель — их собственный Христос. Но это ставит под вопрос уникальность Христа, что недопустимо. Эта теологическая головоломка продолжает нас мучить и по сей день… И можете сколько угодно над этим смеяться.

Ксения покачала головой. — Идея отправиться туда и обратить гайджин в свою веру кажется мне несколько странной.

— Но мы не знаем зачем они прибыли сюда, — сказала Дороти, сделав ударение на слове «зачем.» — Неужели поиск истины является столь несущественным поводом?

— Но ведь вы здесь для того, чтобы благословить наш БДУ, — заявила Ксения.

— Не совсем так. Возможно вы сами это уже сделали, назвав его в честь Джордано Бруно. Насколько я понимаю, вы знаете кем был этот человек.

— Разумеется.

Она конечно знала об этом мыслителе, который первым выразил нечто похожее на современные представления о множественности миров — вращающихся вокруг своих солнц планет, многие из которых населены существами более или менее похожими на людей. До него, те мыслители которые допускали существование иных миров, представляли их как некие подобия «карманной» Вселенной кругов дантевского ада, в центре которых находится неподвижная Земля.

— Прежде чем у вас возникнет непреодолимое желание отправиться к иным мирам, нужно хотя бы представить себе какими они могут быть.

— Но Бруно не был первым, — мягко возразила Дороти. — Один кардинал, известный нам под именем Николая Сузского и живший в пятнадцатом столетии…

Лекторский тон Дороти казался Ксении совершенно неуместным и приводил ее в раздражение. — Кем бы ни были его предшественники, Бруно был казнен Церковью за свою ересь.

— Он был сожжен в 1600 году за оккультизм, направленный против христианства, — пояснила Дороти, — а вовсе не за доводы в пользу существования инопланетян и даже не за свои слова в защиту Коперника.

— И это оправдывает его казнь?

Дороти промолчала. Она лишь продолжала внимательно разглядывать Ксению.

Наконец, толпа технарей стала расходиться.

— Полковник Мейленфант, вы себе не представляете как я вами восхищаюсь! — раздался голос Фрэнка. — Я на двадцать лет вас моложе, но вы всегда были для меня образцом.

Мейленфант внимательно на него посмотрел. Во взгляде астронавта сквозило сомнение. — Ну что вы, я уже давно должен гореть в аду, — пошутил он.

— Нет, я хотел сказать, что вы положили начало компании под названием Бутстрап. Ведь у вас были планы по освоению астероидов.

— Они рухнули. Из меня получился паршивый бизнесмен. А когда я потерял жену…

— Да, конечно, но у вас была верная идея. Если бы не это…

Мейленфант не мог оторвать взгляда от макета БДУ. — Если бы не это и если бы Вселенная была устроена иначе… Да, быть может тогда я довел бы все это до конца. И кто знает, что мне удалось бы там обнаружить?

Наступившая пауза затянулась. Ксения заметила, что туманная фраза Мейленфанта произвела впечатление на Дороти Чаум, лицо которой помрачнело.

Прошло еще четыре года прежде, чем Мейленфант вновь столкнулся с Фрэнком Полисом.

В 2029 году Мейленфант был приглашен в Смитсоновский Институт в Вашингтоне. В качестве гостя он должен был присутствовать на ежегодном заседании Американской ассоциации содействия развитию науки. Или по крайней мере той ее части, которую поддерживал Институт SETI — финансируемая частными лицами организация, расположенная в штате Колорадо. Этот институт сосредоточил всю свою деятельность на изучении гайджин, поисках внеземного разума и других не менее достойных вопросах.

Несмотря на близость темы, предложенной к обсуждению, Мейленфант поехал на эту конференцию с некоторой неохотой.

Он устал от своих публичных выступлений. Когда автоматический зонд Полиса уверенно стартовал в космос, к Мейленфанту снова вернулась дурная слава, которая преследовала его девять лет назад. Он сравнивал собственное состояние с синдромом База Олдрина: Но вы же там побывали…

Когда он ловил на себе чужие взгляды, ему казалось, что люди видят в нем некий символ, а не живое существо. Они видели человека, который больше не в состоянии выполнять свою работу. Такое отношение приводило Мейленфанта в замешательство; у него просто руки опускались. В такие моменты он сам себе казался глубоким стариком. Помимо этого, он вдруг обнаружил, что привлекает к себе нежелательное внимание наиболее радикально настроенных группировок, причем как ксенофобов, так и ксенофилов.

Но сюда его пригласила Мора Делла — женщина-конгрессмен, которая теперь находилась в отставке. Он познакомился с ней когда читал специальный курс лекций, целью которого было раскрыть людям суть недавно сделанного открытия.

Мора Делла была почти ровесницей Мейленфанта. Эта изящная женщина отличалась ясностью суждений и живостью характера. В то время, когда было объявлено об открытии гайджин, она входила в состав группы советников президента по научным вопросам. Тогда Мейленфант и Немото предстали перед самим президентом, секретарем безопасности, членами совета по связям с промышленностью и представителями различных оперативных служб президента, администрация которого пыталась выработать официальную позицию Белого Дома в отношении гайджин. В отличие от столичных аппаратчиков, с которыми в то время сталкивался Мейленфант, Делла оказалась человеком хотя и малосговорчивым, но зато откровенным. Вскоре, Мейленфант проникся уважением к тому, с какой ответственностью она занималась проблемами SETI и другими вопросами. Поэтому он был бы только рад новой встрече.

К тому же, он надеялся, что у нее все еще сохранились достаточно тесные связи с властными структурами, что позволило бы ему узнать из первых рук что-нибудь новое.

В дальнейшем выяснилось, что эти его надежды оправдались.

Впрочем, сначала на конференции был подведен итог того, что уже было известно о гайджин. Выяснилось, что девять долгих лет, прошедших с момента открытия, фактически не принесли ничего нового. По причине отсутствия новых фактов, конкретные действия уступили место рассуждениям о воздействии феномена существования гайджин на основные принципы философии.

Поэтому первая беседа, на которую его привела Мора Делла была посвящена обзору краткой и малорезультативной деятельности SETI, занимавшейся поисками внеземного разума.

Еще в 50-х годах прошлого столетия, соответствующим образом настроенные радиотелескопы были развернуты в направлении наиболее перспективных, близлежащих звезд, таких как Тау Кита и Эпсилон Эридана. Спустя годы, инициатива была перехвачена НАСА, которое настолько усовершенствовало и автоматизировало оборудование, что появилась возможность вести чрезвычайно скоростной поиск, прослушивая тысячи вероятных радиочастот.

Однако, десятилетия упорного и многообещающего поиска не выявили ничего, кроме нескольких мимолетных и еще больше разжигавших любопытство намеков на радиосигналы.

Когда Мейленфанта захлестнул поток технических данных, и сокращенных названий проектов — Озма, Циклоп, Феникс, он испытал чувство жалости ко всем этим упорным и страждущим исследователям, которые надеялись услышать хотя бы малейшие намеки на радиосигналы с других звезд. Но все их усилия были направлены не туда, куда следовало и разумеется не увенчались успехом. Это навело его на мысль о равновесии системы. Либо небеса молчат потому что там никого нет, подумал он, либо напротив, чужаки повсюду. Нет никакого смысла прислушиваться к шепоту Вселенной. Ведь если мы не одиноки, то небеса образно говоря, сияют светом разума.

Следующий докладчик произвел на Мейленфанта гораздо большее впечатление. На сей раз выступала геолог Кэрол Лернер из Калифорнийского политехнического университета. Эта женщина которой было не больше тридцати, отличалась несговорчивым характером и склонностью к острым дискуссиям. Она попыталась взглянуть на загадку прибытия гайджин с новой, совершенно неожиданной стороны. Возможно, говорила она, что раньше не было никаких признаков появления Гайджин просто потому, что они лишь недавно достигли соответствующей ступени развития, причем сделали это не в удаленных звездных системах, а там, где их обнаружили, то есть в самом поясе астероидов.