Последние слова он орал на всю Вселенную, перебивая свою боль. И песня таки помогла дойти ему до первых огородов какой-то деревеньки.

Цепляясь за плетень, он практически дополз до ближайшего дома и собрав все оставшиеся, последние, в самом буквальном смысле этого слова, силы, ударил окровавленным кулаком несколько раз в темное окно и рухнул на крыльце, словно срубленное безжалостным садовником дерево с худыми плодами.

Первое, что он сделал, когда проснулся, даже еще не открыв глаза - хрипло засмеялся.

В третий раз уже! Просыпаться в незнакомом месте, разглядывать потолок, а потом отвечать на дурацкие вопросы! Так и привыкнуть можно. Впрочем, может быть и надо привыкать? Сколько еще таких просыпаний ждет его в психушке или тюрьме?

А когда воспаленные, опухшие веки приоткрылись, то разглядели бревенчатый потолок типичной деревенской избы. А когда взгляд его пополз ниже, то наткнулся на знакомый лик того, самого старичка, который не то привиделся тогда в крымском глухом лесу, не то и в самом деле спас его тогда. Если, конечно, не притворялся им Белиал.

"Прости, Господи, что не тебя первого вспомнил утром!" - мысленно извинился Лешка и перекрестился на лик высоколобого старика с добрым взглядом.

- Верующий, что ли? - сказал кто-то за его спиной.

- Не знаю еще. - Ответил Лешка.

- Как это? - в поле зрения появился пожилой мужчина невысокого роста, с длинными, седеющими волосами, забранными в хвост.

- Да вот так вот получилось! - попытался привстать студент, но тело так заломило, что он без сил рухнул обратно на узенькую кровать.

- По тебе что, каток проехал? Живого места нет, весь синий, только нога краснущая, вся в пузырях.

- Что-то вроде катка. Меня Алексей зовут. - Представился Лешка.

- А меня отец Геронтий.

- Вы священник?

- Угадал. Иерей я. - согласно кивнул собеседник.

- Вот вас-то мне и надо. - Порывисто сказал Лешка.

- Врача бы тебе надо сначала. Да у нас на селе его нету. Даже фершала нету. В райцентр надо тебя везти. Да вот как? Ну пока отлежишься у меня. А ты что тощой-то такой? - внимательно рассматривал студента священник.

- С детства. Никак отъестся не могу.

- С ногой-то что? Эвон как волдырится.

- Обварил в поезде кипятком.

- В поезде?

- Да, а потом выпрыгнул на ходу, и вот, сюда добрел.

- Погоди, тут до линии одиннадцать километров! Ты как дошел-то?

- Вот так и дошел...

- Господи, Господи... - тяжело вздохнул и перекрестился отец Геронтий. - Чудны дела Твои! На-ка я тебе бульончику куриного наварил, попей. День сегодня хоть и постный, да ведь суббота для человека, а не наоборот. Только не обварись опять.

Невероятный, дымный вкус бульона ожег горло, а измученный желудок едва не исторг острой коликой первый же глоток, но успокоился и смирился с необычной для него последнее время обязанностью - принимать еду.

- Блаженство какое! - всхлипнул Лешка, когда вновь откинулся на пышные подушки. - прямо как в нирване!

- А чего это за зверь такой, нирвана? - перепросил его священник.

- Нирвана? А вы что не знаете? - удивился невежеству отца Геронтия Алексей. - Это рай на Востоке. Полное растворение своего "Я" в божестве. Когда полностью отсутствуют и желания, и эмоции, и сознание.

- Да? Какой удивительный рай... Больше на ад похоже. - Почесал бороду отец Геронтий.

- Почему же ад? Блаженство же!

- Как же блаженство, если чувств нет? Да и чем же ты испытываешь это само блаженство, если твоего "Я" просто-напросто нет? Просто самоубийство какое-то. Да. Только духовное самоубийство.

- Вот как?

- А ты сам подумай. Полежи да подумай. А мне в храм надо, на требу.

- Отец Геронтий, а у вас не найдется чего-нибудь почитать?

- Да как же не найдется? На-ка вот, Святое Евангелие почитай. Читал ни-то когда?

- Да так, листал как-то...

Новый Завет и впрямь, рекомендовал читать им еще в кружке экстрасенсорики Учитель. Правда, он говорил, чтобы они особое внимание обратили на места, где великий учитель человечества исцелял хромых и слепых. Одна тетушка-энерготерапевт так впечатлилась исцелением незрячего, что потом каждое утро наплевывала целую баночку слюны, заряжала ее и протирала свои коньюктивитные глаза. Уверяла, что помогло. Через несколько дней, стала уверять, что вылечила глаукому у престарелой ее бабушки. Потом она стала пользовать волшебной слюной от близорукости и дальнозоркости своих пациентов. Чем дело закончилось, Лешка не знал, так как началось то, что приключениями звать уже никак не хотелось.

- Ты подряд-то не читай. Начни с Евангелия от Матфея. Оно попроще, чем от Иоанна. Но поискуснее, чем от Марка. Да и от Матфея самое ранее Евангелие. Он подчеркивает больше человеческую природу Христа. Впрочем, сам поймешь, когда почитаешь. - Взял, перекрестясь, книгу с полки отец Геронтий. А затем приложился к ней губами и лбом. - Держи.

Лешка взял маленький черный томик из рук священника. Тот неодобрительно покачал головой и вздохнул.

- Что не так? - спросил его Лешка.

- Ты крещеный, али как? - с укоризной сказал священник.

- Да. Батя крестил меня. В 1987 году. Правда на Украине, в Донецкой области. Дома-то еще нельзя было.

- Коли крещеный, так ты это, когда Святое Евангелие берешь, крестись. И поцелуй его.

- Чего это целовать-то? - возмутился было Лешка.

- Так ведь это святыня! - резко обрезал его возмущение отец Геронтий. - Ладно, поговорим потом. Читай, а я пошел. Некогда.

Лешка открыл книгу, помолчал. А потом, украдкой повертев головой, как-то воровато, словно чтоб никто не заметил, ткнул губами в обложку, пахнущую ладаном и чем-то еще далеким-далеким, из самого раннего-раннего детства. И погрузился в чтение, листая страницу за страницей.

И перед его внутренним взором возникали одна за другой картины Нового Завета - вот ангелы приходят к почти девочке Марии, вот Она лежит в хлеву с Новорожденным на руках, вот мудрецы с востока положили к ногам их золото, ладан и смирну. Вот едут трое - молодая женщина, ребенок и старик в земли Египетские, а царь Ирод вырезает всех младенцев в городе Вифлееме и его окрестностях. Вот уже Иисус крестится в у назорея Иоанна, а вот сатана искушает Его в пустыне. Громовые и, одновременно, тихие слова Нагорной проповеди и бесов изгнание в земле Гергесинской. Притчи и чудеса, проповеди и исцеления. И сад Гефсиманский, и поцелуй Иудин, и отречение Петра. Издевательства толпы, избиение легионерами, и гвозди, гвозди в руки и ноги. И смерть. И Воскресение.

Что-то перевернулось в душе Лешки, но что - он не понимал. Ему жалко было доброго и слабого булгаковского проповедника Иешуа Га-Ноцри, но Христос Евангелия был другой.

В Нем была сила. Сила и уверенность.

Персонаж "Мастера и Маргариты" был плоским и безликим, особенно на фоне вертлявого Бегемота, мрачноватого Азазелло, глумливого Коровьева и жуткого Воланда. Это всегда было удивительно для Лешки - великий мастер пера не смог изобразить Христа, но смог дьявола. Почему?

А здесь, в этой тонкой книжице - сухой, безэмоциональной и скупой на образы - фигура Христа буквально рвалась со страниц в жизнь. Он рельефно выступал на каждой тонкой странице. Он умел гневаться, умел прощать, умел любить и умел страдать.

И вот еще - он не делил людей на плохих и хороших, проститутка и налоговый полицейский - вот его друзья. И даже пресловутых фарисеев он прощает, "ибо не ведают они, что творят". И даже убийца в самый последний момент перед смертью получает свое прощение и вместе с Христом шагает в вечность.

Простит ли Христос его - бесноватого убийцу, сквернослова и блудника, святотатца и колдуна?

Душа Лешкина взволновалась неведомой дотоле смесью чувств - надежды на прощение и страха, что эта надежда беспочвенна. Не он ли то дерево худое и бесплодное?