-А потом я сбежала. А ты?

-Я тоже... И больше не вернулся к белым.

-Я вернулась в Москву. Как-то жила, сама не понимаю как. Но вот жила.

-А сейчас?

-И сейчас как-то живу. Работаю в паровозной газете 'Гудок'. А ты?

-А я, как видишь...- он одернул гимнастерку.

-И что, тебя бывшего белогвардейца взяли в Красную Армию?

-Да у нас половина воевала то у красных, то у белых, - настала очередь смеяться Коли.

-Смотри... Церковь открыта... Давай зайдем? Не боишься?

-Кого мне бояться? - удивился Тарасов.

-Ну, ты же красный командир!

-Ну и что? Красный командир не должен никого бояться!

-А меня боишься?

-Немного...

-Пойдем!

Через час они повенчались...

**

Младший лейтенант Митя Олешко шепотом материл упавшего на снег бойца. Упавшего и ни как не желавшего вставать. Мелкий снег хлестал пургой по щекам, красноармейца заносило снегом.

-Вставай, сука ты такая, вставай! - командир минометного взвода первого батальона бригады уже собрался снять лыжное крепление и пнуть упавшего бойца, как тот зашевелился, стряхивая снег.

-Я вам не какая и не сука, товарищ командир и нечего лаяться! Я, между прочим, сюда по призыву комсомола пришла!

Олешко слегка ошалел. Боец оказался девкой.

-Ты кто такая? Откуда, твою м... - младший лейтенант едва сдержался от ругани.

-Не надо лаяться! Я же просила... - девка схватила млалея за протянутую руку и встала. - Ну, упала, ну подумаешь...

-Лейтенант, ты идешь? - донесся приглушенный крик из темноты. Взвод уходил по лыжному следу в темноту демянских болот.

-Сейчас, - так же полушепотом крикнул млалей. Пурга пургой, а немцы где-то тут... - Слышь ты, баба, объясни кто такая?

-Техник-интендант третьего ранга, Довгаль! - козырнула девчонка и едва опять не упала в сугроб. Млалей ее удержал за руку. - Переводчица я, из первого батальона.

-Митя... Олешко... Младший лейтенант Олешко! Так я тоже из первого. Командир пульвзвода. Ты откуда тут взялась-то? - удивился лейтенант, глядя в карие глаза.

Наташа, на мгновение, прижалась к груди Мити. Пошатнулась снова? А потом они пошли по лыжне вглубь демянского котла

-А нас тут четверо! В каждом батальоне переводчица. Любка Манькина вон в четвертом, а я что хуже, что ли? Нам Тарасов говорил, мол, оставайтесь, а мы - нет! - пошли! А как не пойти? Война же!

-А чего лежала-то? - краешком рта улыбнулся Олешко.

-Споткнулась, а все мимо идут, мимо. А я встать не могу, тяжело, думаю ну все. Подведу сейчас батальон. Отстану. Ты первый, кто меня поднял, ага!

-А я тебя раньше не видел... - посмотрел на Наташу младший лейтенант.

-А нас подполковник прятал. Вон вас сколько. Красавцы. Все на подбор. Три тыщи почти, а нас всего четверо. Вот и спрятал, чтобы девки не блазнились! Да ты не думай, я не такая! Мы все не такие!

-А я и не думаю, - буркнул Олешко.

Но техник-интендант третьего ранга не услышала его за очередным порывом ветра.

-Ладно, сама я дальше...

Она оторвалась от крепкой руки младшего лейтенанта и побежала вперед, догонять своих, наверное...

-Дальше я встретил в Москве Надю, женился, а потом был отправлен на Дальний Восток...

-В каком году вас арестовали? - спросил фон Вальдерзее.

-Летом тридцать седьмого.

-А какова причина?

-На Дальнем востоке я был адъютантом командующею байкальской группой Дальневосточной армии у полковника Горбачева. Горбачев же до этого работал в военной миссии в Германии. Руководителем ее был соратник Тухачевского Путна.

Немец прошелся по комнате, разминая затекшие мышцы. Подошел к окну. Посмотрел на улицу. И задал неожиданный вопрос:

-Как вы считаете, заговор Тухачевского действительно был? Или это параноидальные страхи Сталина?

Тарасов удивился:

-Лично я не знаю. Тогда я был всего лишь майором.

-Но ведь вы были адъютантом, и какая-то информация до вас все же доходила?

-Герр обер-лейтенант, Вы плохо себе представляете нашу жизнь...

Тарасов вдруг задергал щекой.

А лейтенант вдруг наклонился над старым столом.

-Не понимаю вас, господин Тарасов.

-И не поймете, герр обер-лейтенант...

-Нихт ферштеен...

Тарасов грустно посмотрел на Вальдерзее. Шмыгнул. Потер спадающую на левую бровь повязку...

**

-А как ты думаешь? Это моя страна! Понимаешь? Ленин, Сталин, Троцкий, даже Николашка! Причем тут эти говнюки, а?

Николай так шарахнул по столу стаканом, что кот сбрызнул с кухни в комнату.

-Коль, ты не горячись так. Ты майор?

-Майор. Что это меняет?

-Все, Коля, все меняет, - полковник Горбачев махом кинул в себя полстакана кваса, запивая горький водочный вкус, горько осевший на корне языка. - Ты - майор. Ты старший. Так это с латыни переводится?

-Так. Дальше-то что?

-Под тобой десятки. Нет. Сотни бойцов. Значит что?

-Что? - пьяно покачиваясь на табуретке, спросил Тарасов.

-Что ты не один. Понимаешь? - хлопнул его по плечу Горбачев.

-Нет, - качнулся Николай.

-Сейчас я тебе объясню... Вот ты, - полковник положил на кривоногий стол кусок хлеба с тарелки.

-Ну?

-Не нукай, не запряг... Где твой батальон?

-У меня нет батальона. Я ж адъютант твой, забыл что ли?

Горбачев откинулся на спинку единственного в квартире стула.

-Будет у тебя батальон, когда-нибудь. А может и полк. Или бригада. Или дивизия. Да хоть отделение. Какая разница? Дело не в количестве! Дело в отношении. Понимаешь?

Тарасов почесал щеку:

-Не понимаю.

-Твою мать... Начну сначала. Какая разница - кто у власти? Кто нынче царь? Ты же не за царя в атаку идешь? Так?

-Так... Ну и что?

-Что? Вот тебе вопрос, - Горбачев оперся локтем на столешницу. - Что такое Родина?

Тарасов взялся за бутылку:

-Бхнем, тарищ плкник?

-Бахнем. Но чуть позже. Ты на вопрос-то ответь. Или слабо?

Тарасов подержал бутылку на весу, подумал... И поставил ее:

-Надя.

-Что Надя?

-Надя - моя родина. А вот родит...

-Поздравляю. Но не в этом суть. Значит Надя - твоя Родина?

-А кто еще?

-Тебе виднее, кто еще...

Как это часто бывает с пьяными, майор Тарасов вдруг нахмурился, поскучнел и двинул граненый стакан к центру стола. Горбачев широко плеснул водкой по стаканам, непременно залив столешницу...

-Мужики, вы спать-то собираетесь? - Надя стояла в дверном проеме, осторожно держа одной рукой тяжелый живот. Второй она держалась за ручку двери.

-Наденька, мы по последней за тебя и спать! Служба ждет! - спас Тарасова Горбачев. Почему-то друзья всегда первыми начинают такой смешной, но острый разговор с женами. Чуют запах беды, что ли?

-Вот еще секундочку, Надин... Коль, думаешь, Тухачевский предатель? Я, когда в Германии работал, понял одну вещь, - почему-то Горбачев казался Тарасову трезвым. - Надо что-то менять. Что и как не знаю... Но немцы нас сделают. На раз-два сделают. Легко и непринужденно. У них нет ничего. Ни техники, ни солдат обученных, ни идеи. Есть только одно - организация. Они злые. По-хорошему злые. На весь мир. И они выиграют следующую войну. А мы просрем все. У нас есть все - танки, люди, орудия. А они все равно выиграют. Потому что они за Фатерлянд, а мы против Родины. Согласен?

Тарасов покачнулся, почти упав, и, на всякий случай решил согласиться - тем паче, кто такое Родина он не знал. Просто пытался не думать. НЕ ДУМАТЬ!

Надя презрительно покачала головой и тяжело унесла беременный живот обратно в комнату. 'Завтра опять ругаться будет... Надо бросать пить. А то ведь беда...'

А настоящая беда пришла позже. Под утро...

-Открывайте! НКВД!

Бешеный стук ломал дверь.

Еще пьяные они открывали двери. Еще пьяные тряслись в открытой полуторке. Еще пьяные весело затянывали: 'Черный ворон, чооооорный вороон!'