- И вот еще... Держи приказ... - Гринев протянул усталой, дрожащей рукой конверт. Тарасов вскрыл его зубами, прочел... И обомлел.
'Общее командование передается подполковнику Латыпову, в его отсутствие старшим назначается подполковник Гринев. Комсевзапфронт генерал-майор Курочкин'
- Что за хрень? - не понял Тарасов. - А почему по рации не прислали?
- Вы ж на связь не выходите... - пожал плечами Гринев.
- Муха же бляха! - Тарасов аж вскочил! - У меня батареи скоро сядут эту чертову 'Клумбу' вызывать! Я тюльпан, я ромашка, ага!
Гринев пожал плечами:
- Я-то что могу поделать? Латыпов тут?
- А это-то что еще за хрен с горы? Какой, в пень разлапистый, Латыпов??
-А я знаю? Представитель штаба фронта. Твоим радиограммам не верят. Говорят, панику наводишь. Они самолеты шлют, шлют, снарягу кидают, кидают...
-Шлют? Шлют?? Снарягу??? Да их же мать фронт в дупло по самую дивизию! Каждую ночь, млять, самолеты - мимо, мимо! Как же, мать твою, у меня обморожений скоро будет полбригады! Живаго! Где Живаго?
-Знакомая фамилия...
-Да насрать, что знакомая! Где Живаго, мать едрить через колено!
-Оперирует, товарищ подполковник! Велел передать, что пока не закончит, посылает всех в третью задницу четвертой мамы Гитлера!
Дневальный втянул, на всякий случай, голову в плечи, а начштаба, особист и комиссар заржали.
-Латыпов тут со дня на день будет. Ну не помнишь его, что ли? Лысый такой!
- Не помню. И не представляю. И представлять не хочу! У меня плохая память на имена и даты.
- Значит, как увидишь, так и вспомнишь, - без тени улыбки сказал комбриг двести четвертой.
- Отлично, мать твою... Значит я тут сижу уже вторую неделю, прибегают щеглы типа тебя, и сразу давай командовать?
Тарасов от обиды едва не плюнул в лицо Гриневу.
- Щеглы, ага... - неожиданно согласился Гринев. - Давай к делу, а? Атака на Добросли приказана.
Тарасов только ошеломленно закачал головой:
- Штаб всего корпуса? Без поддержки твоей бригады? Тихо! - успокоил он жестом возмутившегося Гринева.
- Нет у тебя больше бригады!! Нету! Есть триста голодных и безоружных людей. А кормить нам их нечем. И вооружать нечем, ерш твою душу меть!
**
Артем Шамриков сидел в засаде.
На лося.
Бригада так и сидела в болотах, ожидая неизвестно чего. Командиры чего-то бегали, суетились. Вечерами пускали ракеты. После чего ротами шарахались по лесу, собирая сброшенные с 'ТБ-3' тюки на парашютах. Парашюты, кстати, без промедления шли в медсанбат.
Иногда на импровизированный аэродром садились 'уточки'. В них запихивали - именно запихивали! - раненых до отказа, так, что бипланы едва поднимались над деревьями.
Иногда Артем смертельно завидовал тем, кто отправляется сейчас на Большую Землю. Но это чувство было мгновенным, хотя и острым. А последней ночью и оно прошло.
Их рота тогда сидела вокруг аэродрома. Десантники готовы были стрелять на каждый шорох в ночном лесу, но чаще всего оглядывались. Оглядывались на фанерные самолетики, увозившие их ребят - раненных, больных, обмороженных - домой.
Оглядывались, пока один из 'У-2' внезапно не накренился под порывом ветра и не зацепил краем крыла высоченную сосну на краю поляны. Этого самолету хватило, чтобы его развернуло, перевернуло и... И гулким хлопком бензиновая вспышка обожгла душу Артема. Больше он не смотрел на взлеты.
А на следующий день поступил приказ - начать охоту на местную дичь. В команды были выделены наиболее опытные в этом деле бойцы. К слову сказать, большинство десантников было из таежных районов Кировской области и Удмуртской автономной республики, и бывали в лесах, но... Но охота - не война. Тут немного другие навыки нужны. Читать следы зверя, например, а не человека. На людей-то пацаны уже худо-бедно научились охотиться... Звери - они все таки хитрее. Вона недавно, ребята из четвертого батальон аж три дозора немецких положили!
Артем шмыгнул носом и поглубже зарылся в снег. Чтобы зверь не чуял...
Впрочем... Какой уж тут зверь... С сентября в этих лесах война идет! Хотя разведчики и мамой клялись, что свежий лосиный помет видели.
Хорошо, батя старый охотник. Перед войной медведя брал пару раз. Велел тут лежать и не шевелиться, пока он по следам ходит.
Артем не заметил, как начал дремать.
В снегу засыпается хорошо... Хоть и холодно... Да уже и не холодно... Тепло... Странное такое тепло... Нежно... Людка так же обнимала...
Внезапный шорох, сбивший снег с еловых лап, сбил сон. Шамриков еще не успел проснуться, как уже вскочил на колени и выстрелил несколько раз на звук. И лишь потом протер глаза.
За густыми зарослями ельника кто-то грузно шевелился, издавая утробные звуки.
'Вот пожрем! Вот пожрем-то!' - мелькнула радостная мысль. Он, торопясь, натянул лыжи, щелкнув по обледенелым валенкам пружиной и поморщился - железяка опять ударила по самому протертому месту изъерзанной обувки. А потом скорым шагом побежал к месту где упал лось.
Шамриков раздвинул ветки и...
Густо обрызгав кровью снег, под ногами Артема лежал отец.
-Батя, батя, батя!! - закричал сержант и упал на колени. Он обхватил руками лицо отца, приподнял голову, заглянул в глаза.
Почему-то ставшие голубыми. Ровно весеннее небо над ними...
Артем тряс отца, не замечая струйки крови стекавшей из уголка рта.
Он не заметил и того, как на выстрел сбежались бойцы, как кто-то бил его по мокрым щекам, как санинструктор сноровисто снимал полушубок со старшины...
Он пытался схватиться за винтовку, чтобы убить в себе удушливое чувство вины. Удушливое и колющее прямо в сердце.
Кто-то отопнул винтарь в сторону. Артем привстал на четвереньки и пополз к оружию. Но сильный удар уронил его, потом кто-то навалился на спину, заломив руки и больно замотав их чем-то за спиной.
А потом его волокли по снегу. Жесткий наст обдирал лицо, но он этого не чувствовал.
Он видел поголубевшие, слепые глаза убитого им отца.
Потом кто-то кричал в ухо. Но он этого тоже не слышал. Он слышал только хрипы убитого им отца.
Потом что-то вскипело внутри, злое, яростное, красное. Он попытался встать, но не смог, потому что все вокруг почернело от удара по голове. Его перевернули и начали связывать.
Но он не потерял сознание, нет. Просто все стало черным, мутным, крикливым, громким, стреляющим.
Потом он куда-то поплыл. Медленно так. Слегка раскачиваясь. Это его убаюкивало. Потом кто-то долго - совсем рядом - ругался на два голоса. Это когда земля перестала качаться. А перед глазами снова и снова всплывал отец.
А потом вдруг его приподняло снова. Затрясло, захолодело, заморозело - так что связанные руки и ноги окончательно онемели и перестали чувствовать.
Когда сержант Шамриков открыл глаза - над ним повисло деревянное небо.
Он повернул голову на бок. Деревянный горизонт ткнулся трещинками. Артем повернулся в другую сторону...
И увидел храпящего на соседней кровати отца. Тонкая нитка слюны стекала с густой его бороды.
'Приснилось!' - жадно выдохнул сержант. Потом с силой закрыл глаза и снова открыл. А потом сел на своей кровати. В белом исподнем. Чистом... Чистом?
Голова болела и слегка мутилась. 'Жарко как натоплено' подумал он и спустил ноги на пол. И тут же закричал от резкой, сильной боли в ногах, упав на пол.
Отец только вздрогнул и дернул головой, так и не проснувшись. А дверь распахнулась и к Артему, валявшемуся на полу, подбежала женщина в белом халате.
- Что ты, милый, что ты! - подхватила она его под руки и потащила на обратно на кровать.
Артем попытался схватить ее за плечо но не смог. Вместо пальцев левой руки он увидел культю, замотанную свежим бинтом.
Он онемел. А потом, не обращая внимания на кряхтящую, закидывающую его на кровать санитарку, испуганно посмотрел на правую.
Из-под бинта торчали два черно-синих, обмазанных чем-то желтым, пальца. Указательный, кажется. И средний...
