От моря болото отделяла узкая цепь холмов. Скалистый берег покрывал отторгнутый морем хлам: рыбьи кости, тростник и водоросли, плывун и белые от соли какие-то обломки. Со стороны болота росли странные деревья — со стелющимися меж камнями, стремящимися к вершине гряды стволами.

Путники смотрели сверху на раскинувшийся перед ними величественный простор. Волны рассыпались на мириады бирюзовых брызг, ударяясь о протянувшуюся насколько хватает глаз преграду, взбивали у подножий скал и валунов желтую пену. Соленый ветер играл и спутанными волосами путников.

— Море…— произнесла шепотом Луара.— Я о нем раньше только слышала… Вот оно какое!

— Нам ничего не остается,— задумчиво проговорил Ловар,— как обойти его слева или справа. Если верить составителям карт мира, то, скорее всего, мы видим перед собой море Вилайет. Значит, нужно идти налево, ибо, двигаясь берегом направо, мы будем приближаться к цивилизованным землям. Где страны Гиль-Дорад быть не может. А по левую руку лежат нехоженые земли. Вот там…

— Мы идем направо,— твердо сказал Конан.

— Почему? — удивился колдун.

— Нюх варвара мне подсказывает. Кто против — пускай идет налево, вперед, назад… куда хочет.— И, пресекая дальнейшие разговоры, киммериец двинулся в путь.— Луара, Ки-шон, после отдохнем. Не отставайте!

Ловар пожал плечами и последовал за остальными.

В памяти Конана, когда они только взобрались на вершину каменистой гряды и попали под свежий ветер и чарующее великолепие открывшейся панорамы моря, сами собой всплыли слова принцессы Ливии: «И у кораблей бывают кладбища». Корабли… Значит, она говорила о море, размышлял Конан, о том, что надо плыть через него, а не огибать по берегу. А прежде — отыскать корабль. Что разумнее делать ближе к обитаемым землям, ближе к водам, где ходят мореплаватели. То есть надо идти направо.

Они еще не успели устать от лавирования между камнями, от их острых граней, причиняющих боль ступням, и от ходьбы без привала, когда перед ними внезапно открылась укромно спрятавшаяся за надежными скалистыми стенами небольшая бухта. Широкая песчаная отмель между морем и грядой, в этом месте отступившей, как бы изогнувшись в сторону от воды, была усеяна обломками кораблей, выброшенных стихией на этот пустынный берег… Выброшенных на бесславное гниение…

— И у кораблей бывают кладбища…

— Что? — переспросил Ловар.

— Я спускаюсь вниз, колдун, вот что. Поищем, где это легче сделать.

Спуск по отвесной каменистой стене не представлял большого труда для Конана, чье детство прошло в горах Киммерии. Пальцы рук и ног сами отыскивали упоры, тело прилипало к скале, будто срастаясь с ней. И вот он уже спрыгнул на песок и машет рукой оставшимся наверху.

Киммериец задумчиво бродил среди уже истлевших и еще не тронутых гниением остовов кораблей, среди совсем разбитых и имеющих всего одну-две пробоины морских судов. Он разглядывал обломки мачт и весел, порванные паруса, останки корабельной утвари и товаров, что перевозили в трюмах.

Он нашел несколько обрывков канатов, связал их и захватив с собой, полез вверх по тому же склону.

Наблюдение за спуском, потом за подъемом Конана стоило Луаре искусанных до крови губ, исцарапанных в волнении ладоней и истерзанного сердца, переставшего бешено колотиться только тогда, когда ее возлюбленный вновь оказался рядом.

— Насколько я понимаю,— сказал варвар, присаживаясь на скинутую с плеча бухту каната,— до этих мест еще никто и никогда не доплывал, и до вод, по которым ходят хоть какие-нибудь суда, весьма не близко. Из какого же далека нагнало сюда эту рухлядь?

— Какая разница? — пробормотал Ловар.

— Да, в общем, никакой. Похоже, с тех пор как люди научились плавать по воде, все разбитые корабли приносит только сюда. Кстати, есть почти целые посудины. Одна-две пробоины, не больше. Заделал — и у тебя целый корабль. Хотите, у каждого из нас будет по собственной галере?

— Неужели ты собираешься починить корабль, варвар?

— Можно. Но у нас не хватит сил спихнуть его в воду. Мы сделаем по-другому. Я приметил большую лодку. Почти целую. Так, одна ерундовая дыра. Вот на ней мы и поплывем.

— В море? На лодке? — изумился Ловар.— Как? Куда? Это же мальчишество!

— Повторяю: можешь оставаться. Я знаю, нам надо поступать именно так. Луара, ты мне веришь?

— Да, Конан, я тебе верю. И больше меня об этом не спрашивай. И Ки-шон не спрашивай — она, как и я, пойдет с тобой до конца. Куда скажешь.

— Тогда спускаемся.

Киммериец легко вскочил на ноги, поднял бухту. Спустившись по пологому склону, ведущему к болоту, выбрал одно из стелющихся меж камней деревьев, наиболее близко подобравшееся к вершине, привязал к нему конец каната.

Другой конец сбросил со стороны склона, смотрящего на море. По длине хватило как раз — упавший вниз канат не доставал до берегового песка лишь на половину человеческого роста.

Варвар спустился первым, упираясь ногами в скалу, одной рукой скользя по обжигающей ладонь толстой корабельной веревке, другой крепко прижимая к себе покалеченную кхитаянку. Следом за ними самостоятельно спустились Луара и Ловар.

Выбранная киммерийцем для морского путешествия лодка была шагов пятнадцать в длину и два в ширину, с высокими бортами, с небольшой мачтой и двумя деревянными уключинами (хотя весел поблизости не наблюдалось); в днище ее зияла дыра размером с ладонь.

Но сначала они выкупались и очистили одежду от засохшей, но по-прежнему вонючей грязи. Луара осторожно сняла повязку с изуродованной руки Ки-шон. Присев около девушек, Конан внимательно осмотрел шрам, с внутренним содроганием ожидая увидеть отвратительные черные пятна, означающие, что болотная грязь попала на незажившую рану и началось заражение крови. Однако рана уже затянулось розовой здоровой кожей; варвар осторожно коснулся ее пальцами и вопросительно взглянул на кхитаянку.

— Больно?

— Очень чесаться.

Он вздохнул, поднялся с колен и сообщил:

— Ну, будем считать, обошлось. Хотя я и не понимаю… Ладно. Пора превращаться в моряков.

Они взялись за дело: Конан приступил к починке лодки, Луара и Ки-шон отправились на розыски или целого паруса, если таковой найдется, или обрывков парусов, которые можно будет сшить в большое полотнище, смастерив иглы из острых рыбьих костей и надергав нитей из неистлевшей материи; Ловар был отряжен собирать яйца гнездившихся в корабельных останках птиц, встревожено круживших над головами людей. Волшебнику также поручили наполнить фляги пресной водой, которая сочилась по скалам, собираясь в иных местах в тонкие струи.

Близился вечер. Конан заделал пробоину. Походив по корабельному кладбищу, подобрал два одинаковых весла и отнес их к месту предстоящего отплытия. Еще он отыскал в нагромождениях мертвого дерева длинное, толстое, упру, гое бревно, верно служившее некогда мачтой большого корабля. И, действуя им как рычагом, попробовал сдвинуть лодку к воде. Мышцы рук, ног и живота вздувались в неимоверном напряжении, бревно-рычаг угрожающе трещало, но тяжелая и такая неподатливая на суше морская посудина сдавалась и, скрипя днищем по песку, медленно продвигалась к набегающим на берег волнам.

Конан устал от поединка с лодкой, но выиграл его: их небольшой корабль лежал наполовину в воде; утренний прилив поможет оторвать его от суши.

Был готов и парус, сшитый из разномастных кусков. Сверху и снизу к нему прикрепили брусья — они послужат реями.

Роясь в корабельном мусоре, девушки наткнулись на пустой бочонок и вместе с Ловаром наполнили его пресной водой. Чародей набрал птичьих яиц, наловил крабов и ближе к вечеру, разведя костер, взялся за приготовление пищи. Последним к ярко полыхающему костру подсел киммериец.