Впервые сон Крома был потревожен, когда Конан вырывался из ловушки, в которую угодил, придя выручить своих друзей, и северный бог с удовольствием наблюдал, как человек пробивается сквозь плотный строй себе подобных. Он досмотрел, чем кончится дело, и удовлетворенно хмыкнул. Что ж, неплохо, весьма неплохо! Столько было в действиях парня энергии и уверенности в победе, что у Крома даже сомнения не возникло в том, что он выберется из передряги. Так оно и вышло. Не зря, значит, пару десятков зим назад вдохнул он жизнь в тело этого мальчишки, уже тогда предвидя, что быть ему могучим воином и будущим его сотрапезником!

И во второй раз клич молодого киммерийца, разбудивший Крома, не был призывом о помощи, и лишь взглянув на происходящее краем глаза, суровый бог сказал себе: «Он справится!». Не был призывом и третий клич, но на этот раз Кром понял: парню не уйти от своей участи. Конечно, он может спастись, но, следуя законам воинской чести, никогда не сделает этого, не предаст друзей, которые рассчитывают лишь на него, Конана! Слишком уж много нечисти сразу выступило против него!

И тогда Кром вдруг встрепенулся и резко встал, словно не мирно дремал все это время во главе пиршественного стола, а лишь ждал важного известия. Рука его привычно легла на тяжелый боевой молот, и мгновенная тишина повисла под мрачными сводами его чертогов.

Замер смех и умолкли голоса, а напряженные и заинтересованные лица обратились к нему. Кром поднял левую руку, призывая к вниманию, хотя все и так приготовились ловить каждое произнесенное им слово.

— Один из наших будущих сотрапезников в большой беде,— обратился он к пирующим, обводя их долгим взглядом,— но всемогущий Рок, который одинаково правит судьбами и людей, и богов, нашептывает мне, что время его еще не приспело… И потому я спрашиваю вас: а не размяться ли нам?

— Хэ-эй! — взревели пирующие, и каждый потряс тем оружием, которое особенно любил при жизни.

— Мне понадобится тридцать мечников.

Едва Повелитель Могильных Курганов успел произнести эти слова, как по правую руку от него вырос отряд в тридцать человек, молодец к молодцу — те, кто успел раньше других занять желанное место.

— Смотри, Монур, не подкачай! — напутствовал кто-то.

— Не беспокойся, Ринаг! — отвечали из строя.

— Рихон! — крикнул один из молодых весельчаков.— Если дашь себя убить, назад не возвращайся!

Конан рвался вперед, но видел, что не успевает. Затху осталось всего два шага до Мэгила, а жрец даже на мгновение не мог отвлечься, чтобы спастись! Внезапно киммериец увидел, как врагов стало вдвое больше. На миг он опешил, но лишь на краткий миг, и уже готов был рвануться вперед, но его остановили.

— А ну-ка, парень, погоди,— услышал он грозный

Огромного роста, на голову выше самого Конана, воин с усмешкой посмотрел на него и легко и бережно, словно пушинку, опустил чудовищный боевой молот. Его длинные черные, как ак вороново крыло, волосы, прихваченные на уровне лба узким стальным ободом, свободно падали на плечи. Крупный нос с горбинкой придавал скуластому лицу суровое выражение, но в холодных, как лед, глазах киммерийцу почудились сдерживаемые искорки озорной веселости.

— Кто ты? — настороженно спросил киммериец.

— Разве ты уже забыл, кого только что призывал в пылу боя? — сдержанно улыбнулся здоровяк.

— Кром…— изумленно выдохнул Конан, не в силах поверить собственным ушам.

— То-то же,— снисходительно кивнул грозный бог.

— Но я никогда не просил тебя о помощи,— произнес киммериец,— хотя имя твое поминал часто.

Как ни удивительно было случившееся, Конан сразу и безоговорочно поверил в то, что это правда.

— Знаю, парень,— кивнул Кром,— но я приглядываю за теми, кто не забывает своего бога.

— А кто это?

Северянин обвел взглядом внутренний двор. Он видел, что друзья его замерли неподвижными изваяниями и лишь воины Крома продолжали сражаться с Мертвыми, да Проснувшийся медленно отступал, хотя во взгляде его и не было страха.

— Все они славные воины,— ответил бог,— расставшиеся с жизнью до срока, но доблестью своей заслужившие жизнь после смерти.

Пока он говорил это, киммериец быстрым взглядом окинул поле боя. Он увидел, как теснили воины Крома Мертвых, как падали те под их ударами, и больше уже не вставали, пока, наконец, не пали все. И тогда к ним подошел рослый молодой парень, чем-то похожий на него самого, и, с интересом окинув киммерийца взглядом, обратился к своему грозному вожаку:

— С тварями покончено, повелитель! Остались старуха и тот, с крыльями, но эти двое не для нас.

— Знаю,— кивнул Кром.— Возвращайтесь.

Воин шагнул прочь, но обернулся к Конану.

— Держись друг.— Он ободряюще улыбнулся.— Не могу пожелать тебе скорейшей встречи с нами, но надеюсь, что она состоится.

— Ты уходишь, повелитель? — спросил киммериец;

— Да,— коротко ответил тот.

Конан ничего не сказал, лишь тяжело вздохнул, и Кром улыбнулся прекрасной улыбкой сурового, но умного и справедливого человека,

— Я мог бы ответить на все твои вопросы,— сказал он,— но не имею права подарить тебе даже память о нашей встрече, иначе ты неизбежно погибнешь, надеясь в будущем на мою помощь.

Прежде чем Конан успел возразить, он понял, что Кром прав: в каждом деле следует рассчитывать только на себя, да еще, пожалуй, на помощь верного друга.

— Я сделал все,— вновь заговорил он,— что мог сделать, не нарушая уклада, которому должны подчиняться даже боги. Осталось последнее.

Он шагнул к продолжавшему наливаться ослепительным золотым сиянием Талисману, и в тот же миг тьма перед ним сгустилась и приняла очертания человеческой фигуры с головой шакала, которая шагнула навстречу грозному Крому:

— Ты не посмеешь сделать это!

— Я смею всё, чего мне хочется, и не тебе, шакал, указывать мне! — прорычал Кром, не замедляя шага.

Сет начал медленно пятиться и остановился лишь тогда, когда справа от него оказался Талисман Силы. Глор грозно вытянул шею и, распространяя трупный запах, хрипло закричал, забил крыльями, единственным своим глазом злобно уставившись в лицо Крому.

— Если ты попытаешься сделать это, мы враги!— воскликнул Сет.

— Мы никогда не были друзьями, пес,— спокойно ответил Кром, продолжая шагать вперед, и в тот же миг яркая вспышка озарила все вокруг, и Митра возник по другую от Сета сторону Талисмана, и Кэрдакс вдруг вздохнул свободно, заклекотал и забил крыльями.

— Не смей трогать его! — воскликнул Солнцеликий.

— Ага, и почитатель Добра здесь,— усмехнулся Кром, не замедляя шага,— как странно совпали ваши стремления!

— Ты все равно не сможешь уничтожить его, упрямец! — в отчаянии воскликнул Митра.

Кром остановился в паре шагов от алтаря.

— Тогда тебе не о чем беспокоиться,— спокойно заметил он.

Он подбросил на руке свой молот, коротко размахнулся и опустил на алтарь, как на наковальню. Митра довольно расхохотался, наблюдая за его напрасными усилиями, а Сет, похоже, в последний миг догадался, что задумал суровый северянин, но было уже поздно. Он в отчаянии схватился за голову и завыл от тоски.

Крохотное пылающее солнце, словно выпущенный из пращи камень, вырвалось из-под молота и, пробив бок пирамиды, глубоко вонзилось в нее. Темное нутро пирамиды тут же вспенилось и забурлило, будто накопленная им злая мощь набросилась на светлую силу Талисмана, пытаясь подчинить ее себе, поглотить. В тот же миг словно оборвалась какая-то невидимая нить, за которую тянули с двух сторон Рогаза и Мэгил, и слуга Митры и колдунья повалились навзничь.

С тяжелым, полным отчаяния стоном фигура Владыки Света растаяла в сгустившейся темноте, теперь вновь освещаемой лишь призрачным светом пирамиды. Темный Бог, одарив Крома мрачным взглядом, молча последовал примеру Подателя Жизни и растворился во тьме, которая на прощание исторгла из себя:

— Ты-ы пожалееш-шь об этом-м…