Халдон притаился, забившись в самый дальний и темный угол Среднего зала пещеры, в сотый уже раз припоминая происшедшее с ним за последние дни и не в силах понять, то ли ему здорово везет, то ли, напротив, преследуют неудачи.

Он вспомнил, теперь уже вполне равнодушно, о том ужасе, который испытал, добравшись до самого конца Пасти Нергала и впервые увидев разгромленный вход в пещеру, ведущую в Сура-Зуд. И тут ему снова повезло. Не замеченный никем, он пробрался внутрь и, прячась в густой тени, смог просочиться мимо спавших вповалку зуагиров, которыми была забита, казалось, вся пещера. Стоял тот благословенный предрассветный час, когда сон особенно крепок и глаза против воли смыкаются даже у самых выносливых. Он понимал, что это редкая удача.

Появись он здесь чуть раньше или немного позже, и вряд ли бы ему удалось пробраться внутрь, а ведь это было очень важно. Впопыхах жрец совершенно забыл о четырех мертвых дозорных, оставшихся далеко позади, но утром их должны сменить, и тогда проклятые начнут искать того, кто прикончил их соплеменников. Какое счастье, что он сумел отыскать это маленькое убежище! Он сидел здесь уже четвертый день. С десяток раз за это время пытался он уйти вперед, но натыкался на пост, и ему приходилось снова прятаться.

Решив еще раз испытать судьбу на рассвете, он приготовился ко сну, но тут большой отряд храмовой стражи в полном облачении прошествовал из Сура-Зуда к входу. Он вздохнул с облегчением, решив, что наконец-то кончилось его заключение, и совсем уже собрался выбраться из укрытия, но что-то удержало его. Внутренний голос шепнул, что лучше пока не высовываться.

Так оно и оказалось. Совершенно неожиданно зуагиры напали с двух сторон на колонну, насчитывавшую несколько сотен прекрасно обученных воинов, выбрав местом решительного сражения Средний зал, в одном из самых дальних и темных уголков которого обосновался он сам. Но ни выучка, ни боевой опыт не спасли стражников, и внезапно вспыхнувшая битва вскоре перешла в откровенную резню. Зуагиры расправились с врагами так лихо, словно им помогали все боги сразу.

Остаток ночи и все следующее утро зуагиры выносили трупы и вылавливали затаившихся, которых оказалось гораздо больше, чем думалось Халдону. Это было воистину страшное время, но ему опять повезло, и Халдона не нашли. Именно тогда он решил, что не иначе как сам Затх встал на его защиту и ведет своего избранника к намеченной им цели. Окончательно успокоенный этой мыслью, он заснул со счастливой улыбкой на губах.

На этом его приключения кончились. Дальше время потекло скучно и однообразно. Он ел и спал, спал и ел, в промежутках таращась в темноту. Временами мимо, как и раньше, проходил отряд зуагиров, но причины такой активности он, потерявший счет времени, понять был не в силах. Лишь через несколько дней — он был уверен, что прошло уже не меньше недели,— до него дошло, что двигаются они в основном в сторону города, что могло означать только одно: дикари небольшими группами пробираются наверх, а это значит, что готовится нечто серьезное. Поначалу это встревожило его. Но очень скоро, хорошенько обдумав все еще раз, он успокоился. Зуагиры действовали скрытно, так что город, по всей видимости, еще не осажден.

Он не сдавался. При каждом удобном случае он пытался найти лазейку наружу, но всякий раз вынужден был возвращаться в свою нору. Потом огромный отряд зуагиров, который, по прикидкам Халдона, насчитывал никак не меньше трех, а то и четырех сотен воинов, вихрем промчался к выходу, причем жрец ясно видел с десяток женских фигур, сидевших позади воинов, и понял, что что-то важное все-таки произошло наверху, хотя тот же внутренний голос подсказал ему, что это не конец.

На следующий день Конан проснулся рано. Утро было тихим и безоблачным. Еще не взобравшееся на вершину лазурного купола небес солнце светило, как обычно, ярко, хотя жары пока не чувствовалось. Он встал, оделся и вышел во внутренний садик. Густой аромат сирени утопил в себе все прочие запахи, и киммериец с наслаждением окунулся в него, как в тихую, прозрачную воду лесного пруда.

Сзади послышались шаги, но киммериец не обернулся: он уже давно научился узнавать уверенную, легкую поступь бывшего жреца.

— О чем задумался, друг Конан?

— Сам не знаю.— Северянин нахмурился, прислушиваясь к ощущениям, и пожал плечами.— После вчерашнего в башке какая-то каша.

— Ничего удивительного,— сочувственно кивнул Мэгил, присаживаясь рядом,— слишком частое общение с женщинами разжижает мозги.

Киммериец глянул на него с ухмылкой — надо же, философ — но ничего не сказал.

— Что собираешься делать? — вновь заговорил жрец, когда почувствовал, что пауза затянулась.

— Пойду на площадь.— Киммериец пожал плечами.— Она,— совершенно безотчетно он избегал называть Сурию по имени,— должна меня увидеть сегодня, во что бы то ни стало. Времени остается все меньше и меньше. В этом Тефилус прав, чтоб ему поскользнуться на ослином помете.

— И как ты намереваешься это сделать? — спросил Мэгил, но Конан вновь пожал плечами, потом задумался.

— Пока не знаю, — медленно ответил он, — но что-нибудь придумаю.

— Давай подумаем вместе,— предложил жрец.— Может, так получится быстрее?

— Думай. Кто тебе запрещает? — равнодушно ответил киммериец и вновь замолчал.

Жрец с досады закусил губу. Он уже по опыту знал, что если его молодой друг не в духе, то из него слова лишнего не вытянешь, и представления не имел о том, как бороться с этой бедой.

— Хорошо, а почему она вообще должна тебя заметить? — начал вслух размышлять жрец.— Потому что ты такой красивый и сильный?

— Хм,— ухмыльнулся северянин,— ты не поверишь, но именно об этом думаю и я, но в отличие от тебя, мне пришла в голову прекрасная идея: если бы ты как-нибудь незаметно подошел к ней и сказал, что вон там стоит Конан, которому она строила глазки еще в Шадизаре, то, пожалуй, это могло бы сработать!

— М-да,— глубокомысленно произнес жрец,— мысль, конечно, богатая, но, боюсь, неосуществимая.

На время он замолчал, не зная, что сказать.

— Я должен придумать, как обратить на себя ее внимание,— снова заговорил киммериец,— скажем, появиться в неожиданном месте или в неожиданное время и якобы случайно попасться ей на глаза.

— Послушай, а это мысль! — оживился Мэгил.— Быть может, устроить тебя поближе к знати?

— М-м, нет…— Конан покачал головой.— Меня должна увидеть Сурия, а вовсе не Хараг.

Жрец нахмурился и пожал плечами:

— Он все равно узнает.

— Верно,— согласился киммериец,— но после, а не до того, как я встречусь с ней, а это важно.

— Ах, да,— ехидно ухмыльнулся Мэгил,— как я мог забыть! Ведь после встречи она окажется в плену твоих чар.

— Думай что хочешь! — Конан снисходительно махнул рукой и вдруг посерьезнел.— Я всегда нутром чувствую опасность, а потому надеюсь, чутье подскажет мне…

Мэгил кивнул понимающе:

— Можно ли доверять ей?

Конан с сожалением посмотрел на него: и придет такое в голову, ведь умный же человек, да и с женщинами не общается…

— Можно ли рискнуть!

— Хвала Митре! — Жрец вздохнул с облегчением.— А то я уж подумал было, что ты перегрелся на солнце!

Киммериец не выдержал и расхохотался.

Близился такой же знойный, как и накануне, полдень. Жизнь за окнами текла как обычно и вместе с тем все изменилось. Еще вчера люди прятались по домам, а сегодня, едва заслышав голос глашатая, они, памятуя о вчерашнем, бросились на площадь, где их уже ждали бочки с дармовой выпивкой, а столы ломились от бесплатной закуски. Туда, где чуточку позже, когда мозги их окутает хмельной туман, им покажут кровавое представление.