— Все очень просто,— объяснил киммериец.— Если мой план сработает, за нами немедленно кинутся в погоню, и несложно будет забрать ваших женщин, но в любом случае ты должен знать, где искать их, а я не думаю, что Мелию и ваших девушек держат в разных местах. Вот когда нам будем известно, где они и кто их охраняет, наше нападение уже не будет походить на самоубийство.

Тарган тряхнул головой.

— Похоже, друг мой, ты все уже продумал,— довольно заговорил он.— Недаром мой отец не устает повторять, как он жалеет, что ты не остался с нами.

— Если б все! — Конан невольно поморщился.— Утром Мелия была бы здесь. Пока я лишь думал о том, как не попасться на какой-нибудь глупости и отыскать пути к цели.

— Хорошо,— вновь заговорил Тефилус,— но предположим, что твои планы ни к чему не привели, а время-то уже упущено!

— А разве я призываю тебя сидеть, сложа руки?— откровенно удивился Конан.— Ищи, но ищи осторожно! Кстати,— остановил он сам себя, словно вовремя поймал почти ускользнувшую мысль,— у меня упорно не выходит из головы одно соображение. Ведь все эти дома принадлежали прежде жрецам.

— Ну и что? — не понял Дознаватель.

— А то,— вновь заговорил киммериец, поясняя свою мысль,— что в храме Затха в Шадизаре было полно потайных дверей и ловушек. Вход в пещеру, ведущую в Сура-Зуд, тоже мало похож на обычные ворота. По-моему, это говорит о нездоровом пристрастии к тайнам и игре в таинственность. Нужно хорошенько поискать во всех домах. Не удивлюсь, если мы наткнемся на что-то интересное.

— Хорошо,— неожиданно вмешался жрец,— я займусь этим.

— Ты? — Конан удивленно взглянул на Мэгила.— Разве это твое дело? Ведь в Шадизаре ты так и не смог обнаружить тайник, хотя и знал про него.

— Ну, не совсем так,— скромно улыбнулся бывшнй жрец.— Я давно уже отыскал каверну в стене, но вот разгадать действие механизма действительно не сумел. К тому же меня сбивало то, что тайник явно находился за наружной стеной.

— Почему же ты не сказал мне об этом сразу?— удивился северянин.

— Мы были еще слишком мало знакомы,— пожал плечами жрец,— это походило бы на хвастовство.

— Тоже верно,— согласился киммериец.

— Вот видишь,— заметил Мэгил и отпил из своего кубка, явно смакуя напиток, который друг его поглощал огромными глотками.

— Хорошо.— Конан встал.— Хочу лишь предупредить тебя еще об одном: если обнаружишь голову или руку статуи, подлокотник кресла — одним словом, нечто явно незыблемое, что легко приходит в движение, немедленно оставь это в покое.

— Договорились,— согласился жрец, также, вставая.

Остальные поняли это совершенно однозначно и принялись расходиться. Большинство из них, если и не были полностью довольны происходящим, по-прежнему считая, что одолели бы врага в прямой стычке, но и не согласиться с Конаном не могли. Ведь чтобы спасти девушек, нужно, по крайней мере, знать, где они. Ведь вполне могло статься, что пленниц гораздо больше, чем они видели на площади!

— Кстати,— едва они остались одни, молодой варвар нахмурился,— что-то я давно не видел Миллу.

— Ага,— ехидно усмехнулся бывший жрец,— а я-то гадаю: когда ты о ней вспомнишь?

— Что ты хочешь этим сказать? — нахмурился киммериец.

— Да нет, это я так,— поспешил заверить друга Мэгил.— Но если ты хотел, чтобы ваши отношения оставались в тайне, вам нужно было перебраться в другой дом. Прошлой ночью никто заснуть не мог, пока вы не угомонились.— Он посмотрел на друга и покачал головой.— Бабник ты, киммериец.

— Гхм! — досадливо крякнул Конан.— Надеюсь, ты шутишь?

— Какие уж тут шутки,— со вздохом потупился жрец, смиренно опустив глаза.— Впрочем, я тебе сказал, а дальше уж твое дело. Да, ты, кажется, спрашивал о Милле? — спросил он вдруг, как ни в чем не бывало.— Она имела неосторожность пробраться за нами. Ей, видишь ли, тоже хотелось знать, что творится на площади. Думаю, сейчас она приходит в себя в каком-нибудь укромном уголке.

— Понятно. — Северянин кивнул.

— Да, — согласился Мэгил, — вот только куда она спряталась, я понятия не имею.

— Не имеет значения,— отмахнулся киммериец,— я хотел сказать тебе о другом. Вернее, попросить: присматривай за ней — она ни в коем случае не должна появляться на улице.

— А я-то и не догадывался! — восхищенно всплеснул руками жрец.

— Вот и славно, — спокойно согласился Конан.

Он ушел в свою комнату, с размаху бросился на кровать и попытался отключиться. Это ему удалось достаточно быстро, но отделаться от тяжелых мыслей он не смог даже во сне. В какой-то миг они всплыли из подсознания в виде сонных видений, которые несли на себе странный отпечаток реальности. Он вновь увидел Сурию, почувствовал, как руки ее ласкают его грудь, его лицо. Его передергивало от этих прикосновений, словно то были не нежные руки девушки, а отвратительные щупальца холодного скользкого гада.

Он почувствовал на лице ее горячие поцелуи, которые казались ему отвратительными, липкими и в то же время обжигающими прикосновениями медузы. Его передергивало от отвращения, и приступы эти становились все чаще и чаще, пока в какой-то миг он не понял с ужасом, что это не спазмы отвращения, а едва сдерживаемая страсть, бурно рвущаяся наружу.

Он сжал гибкий девичий стан и навалился на него всем телом, пытаясь прекратить это безумие, когда вдруг почувствовал странную раздвоенность: словно одновременно сжимает девушку в объятиях и в то же время лежит в собственной постели на спине. Именно в это мгновение он понял, что просыпается.

Конан резко открыл глаза, и пробуждение его оказалось подобным взрыву. Он почувствовал на себе пылающее огнем тело Миллы, и вместе с облегчением на него навалилась новая, теперь уже неодолимая волна страсти. Все смешалось перед глазами и в голове киммерийца — сон и явь, ненависть и любовь.

Медленно, но неохотно неистовое забытье отпустило их тела, уступив место блаженной истоме, вместе с которой понемногу возвращалась и способность мыслить.

— Мне показалось, что ты хотел прогнать меня, любимый,— нежно прошептала она.— Почему?

Она прижалась к его могучей груди, все еще дрожа, и заглянула в глаза. Киммерийцу не нравился этот разговор, но ни увильнуть от него, ни солгать он не имел права.

— Мне приснилось, что ты — Сурия.

— Ты… Ты собираешься идти к ней? — едва слышно шепнула она, и крупные слезы сами собой покатились по девичьим щекам.— Конан, миленький, не ходи к ней! — Плача, она покрывала лицо киммерийца поцелуями.— Умоляю тебя — не ходи! — лихорадочно повторяла она.— Я знаю эту проклятую девку. Она коварна и жестока! Она колдунья! Она готова поцеловать и тут же воткнуть нож в спину! Не ходи к ней, Конан!

— У меня нет выбора.— Киммериец вздохнул и недовольно поморщился, не зная, как успокоить девушку.— Тефилус нанял меня, чтобы освободить Мелию, а Сурия — единственный ключ к воротам дворца.

— Еще и эта! — Милла вскочила на него верхом и ударила кулачками в грудь.— Скажи мне: ты любишь ее? — Слезы на лице девушки мгновенно высохли, уступив место праведному гневу.

— Перестань! — попытался отмахнуться он.

— Нет, скажи! — продолжала настаивать она.

— Успокойся,— сказал, наконец, киммериец.— Когда она окажется дома, я уйду.

— А меня ты любишь? — Она требовательно смотрела на него, ожидая ответа.

— Ты правда хочешь это знать? — ухмыльнулся северянин.

— Д-да,— поколебавшись и уже не столь уверенно ответила она, с тревогой вглядываясь в его лицо, но хитрый киммериец лишь улыбнулся еще шире, ведь в распоряжении его было простое, но безотказное средство, при помощи которого можно было уверить в своей искренности любую женщину.

Он просто обнял ее, привлек к себе и заглянул в ставшие неожиданно огромными девичьи глаза. Губы его нежно коснулись ее губ. Ее тело мгновенно отозвалось на ласку, но он бережно отстранил ее и прошептал:

— Я должен еще что-то объяснять?

Вместо ответа она со стоном прильнула к нему, чувствуя, что уже не владеет собой, а тело ее вновь разгорается в лихорадочном пламени любовного огня и покорные мысли безропотно уступают место неудержимым желаниям.