О да, Раймонд помнил этого милого, правда слишком жирного пони, и Делия расплылась в улыбке. Более того, она припомнила массу случаев, в которых этот пони проявил чудеса сообразительности, выносливости и прочие достойные качества. Несколько отклонившись от этой темы, она неожиданно прозрачно намекнула, что была бы не прочь увидеть и славных жеребцов Раймонда, поскольку она ужасно любила всех маленьких животных, детенышей, даже котят, хотя те, когда подрастут, начинают делать ужасные вещи – душить птичек, мышек, и все это ужасно... А малыши – они так прелестны, она их просто обожает – и всегда жалеет...

– Ну что ж, приезжайте как-нибудь и посмотрите наши конюшни, – сказал Раймонд, отлично при этом понимая, что Делия не примет приглашения просто из-за страха перед Адамом Пенхоллоу.

Но Делия тем не менее ответила длинной витиеватой благодарственной речью, когда он уже высаживал ее у дома на Азалия Лодж. Он ничего не ответил на приглашение заскочить на минуточку повидаться с дядей, а просто обошел машину и открыл ей дверцу. Но пока Делия рассыпалась в любезностях, Финеас, который увидел их прибытие из окошка, уже вышел из дому навстречу им.

После этого элементарная вежливость не позволила Раймонду сразу же исчезнуть, и он не меньше минуты тряс руку дядюшке Финеасу, но решил не выходить больше из машины, а держал свою правую руку высунутой из окна, и над ней трудился дядюшка. Когда собственная рука старого Финеаса посинела от натуги, он наконец воскликнул:

– Ну ладно, воистину, что мы здесь делаем? А я-то уж удивлялся, кого это Делия завлекла к нам в дом! Как это мило! Так как же ты поживаешь, мальчик мой? Нет, стой, тебе не нужно отвечать, все и так видно но твоему цветущему виду. Ты должен, слышишь, просто должен зайти к нам на минутку и освежиться кофе с фруктами. Ты слышишь, я просто настаиваю на этом!

– Спасибо, дядюшка, но боюсь, у меня совершенно нет времени. Рад видеть вас в добром здравии и в бодрости.

Финеас горделивым жестом отбросил на затылок седую прядь, которую ветер норовил скинуть ему в глаза. На его пальце был агатовый перстень, ногти гладко обточены и отполированы.

– Ну что ж, Раймонд, конечно! Ты молодой человек, у тебя, должно быть, куча дел! И это правильно! А как твой дорогой папаша?

Поскольку Раймонд знал, до какой степени Финеас не выносит его отца, он только сдвинул брови и бесцветно произнес:

– Он по-прежнему, как всегда.

– О! – воскликнул Финеас. – Вот это человек! Столько лет, и все молодцом! Он необычайный человек, право, необычайный...

– Почему бы вам не заехать к нам как-нибудь и не повидать его? – с непроницаемым лицом спросил Раймонд. – Отец был бы очень рад.

– Да вот... Может быть, на днях... – пробормотал Финеас несколько туманно, но румянец возбуждения еще горел на его щеках...

Раймонд попрощался с теткой, она положила ему свою сухую руку на плечо, и, поскольку ясно было, что она собирается его поцеловать, он подчинился, только чуть-чуть в непроизвольном отвращении отклоняя голову в сторону, а потом сам поцеловал ее краем губ в напудренную щеку. Еще один поклон дяде, и Раймонд отъехал, развернул машину и направился в сторону Тревелина, а два старых чудака, брат и сестра, стояли на обочине дороги и махали ему вслед.

До пяти часов дня семья все еще не была в полном сборе, поскольку ни Фейт, ни близнецы не явились к ленчу. Однако за традиционным пятичасовым чаем все они, за исключением разве что самого старика Пенхоллоу, собрались в длинной чайной комнате, где на стенах были развешаны многочисленные портреты предков Пенхоллоу начиная с шестнадцатого века... Чай был подан на тяжелых и, как всегда, не слишком аккуратно начищенных серебряных подносах к тому месту, которое по сложившемуся обычаю занимала Клара. Она разливала чай и кофе и передавала чашки другим. На двух других столиках у буфета были расставлены блюда со снедью в тарелках вустерского фарфора и блюдах краундерби, и там же было разложено печенье, собственноручно испеченное Кларой. Сухощавая Майра, жена Ингрэма, довольно визгливым тоном спорила с Кларой по поводу дурных привычек дворецкого Рубена, а Ингрэм, развалившись в кресле у камина, вяло обсуждал с Конрадом достоинства и недостатки его нового жеребца для охоты.

– Боже мой, – простонала Вивьен. – Неужели в этом доме невозможно услышать ни о чем, кроме этих лошадей? Что это за пытка!

Барт, сидящий рядом, ухмыльнулся:

– Погодите, скоро сюда заявится Клей, и тогда-то у вас будет масса возможностей поболтать с ним о своем, девичьем! Он будет вашим первым союзником, Вивьен, честное слово! А ты, Кон, слышал последние новости? Папаша собирается заставить Клея работать на старину Клиффа!

– Что за вздор? Кто это сказал? – изумился Конрад.

– Юджин. Это правда, Фейт, или нет?

– Мне бы не хотелось это обсуждать! – сухо отрезала Фейт.

– Ну так что из этого, Барт! – воскликнул Кон, не обратив никакого внимания на Фейт. – Ведь Клифф не возьмет его, это же ясно как день!

– Ну что ж, ты можешь спросить у папаши, если мне не веришь, – зевнул Барт, беря с тарелки оладью и отправляя ее в кстати открытый рот.

– О Господи, вот уж беда для Клиффорда! – сказал Конрад, и тут в его мозгу мелькнула еще одна, гораздо более неприятная мысль. – Постойте, а что, Клей, получается, тоже станет жить здесь, с нами?

– Да, именно таков был замысел, – осклабился Барт.

– Господи спаси! – только и сказал Конрад. Фейт, прекрасно слышавшая этот громогласный разговор, покраснела от ярости, но, поскольку она знала, что с близнецами говорить бесполезно, она попыталась отвлечь себя тем, чтобы послушать беседу Клары с Майрой.

– Должна заметить, и в настоящее время в этом доме более чем достаточно людей, – заметила Вивьен, забирая от своего Юджина пустую чашку и протягивая ее Кларе под чай.

– Спасибо, мышка моя, – пробормотал Юджин. – Только молока поменьше, тетя Клара, будьте так любезны... Ингрэм, нельзя ли было бы попросить тебя немножечко отодвинуться, чтобы не загораживать мне огонь... Я сегодня с утра чувствую себя безумно озябшим и боюсь, как бы мне не схватить простуду...

– Юджин?! Что я слышу? Ты мне ничего не говорил о своем нездоровье! – взволнованно заговорила Вивьен. – Но ты себя чувствуешь не слишком плохо, надеюсь? Конечно, я видела, что ты выглядишь сегодня неважно, но я отнесла это на счет бессонной ночи, которую ты провел... Ингрэм, пожалуйста, отсядь чуть подальше от камина. Ты же загораживаешь от Юджина тепло!

– Черт побери этого Юджина и его долбаную простуду! – беззлобно ругнулся Ингрэм, вставая со своего кресла и переходя поближе к столу. Там он шлепнул по руке Барта с грубым окриком:

– Хватит лопать сладкое, мерзкий обжора! – после чего отобрал у того очередную оладью и сунул себе в рот.

– Юджин, милый, но мне кажется, ты и сейчас сидишь на сквозняке! – в ужасе простонала Вивьен, ста раясь абстрагироваться от происходящего вокруг.

– О да, крошка, но трудно сидеть не на сквозняке в этой ужасной проходной и продувной комнате, – с философской грустью отвечал Юджин.

– Я думаю, надо послать кого-нибудь за теплой шалью! – хохотнул Барт. – А может быть, принести Юджину еще и грелку для ног?

– О нет, мой маленький братишка, – ответил ему Юджин, совершенно, казалось, не задетый этим тяжеловесным юморком. – Но я думаю, что если бы кто-нибудь очень добрый, например ты, отодвинул бы этот экран у камина, то мне, а также всем в этой комнате – хотя это уже не столь важно – стало бы немного уютнее.

– Ах ты черт! – восхитился Барт. – Откуда столько нахальства!? Чтобы я стал поднимать для тебя эту громадину!

– Ну ты если не сделаешь этого, сделаю я! – воскликнула Вивьен, ставя на стол чайник и бросаясь к массивному многослойному металлическому экрану.

– Ладно, ладно, не надо глупить, надорветесь! – сказал Барт, вскакивая с места и пытаясь ей помочь. – Ну где, где ты хочешь, чтобы она стояла, эта чертова штуковина?