– А почему тебя это вдруг задело? – неприятно удивился Пенхоллоу. – Если я от кого-нибудь из вас услышу что-нибудь гадкое по этому поводу, то нет ничего проще, как дать все эти три сотни Обри, чтобы он погасил свои долги!

– О Боже мой! – воскликнул Конрад. – Неужели ты снял со счета сразу триста?!

– Да, именно так! – подтвердил Обри. – Но я надеюсь, что хоть кто-нибудь из вас скажет что-нибудь гадкое, и тогда деньги окажутся у меня. Я надеюсь, что вы достаточно любите меня, чтобы оказать мне эту маленькую услугу!..

– Вот уж нет! – заметил Конрад.

– Ну что ж, надеюсь, папа, что ты богат настолько же, насколько сам считаешь, – заметила Чармиэн. – Хотя лично я в этом сомневаюсь.

Пенхоллоу взглядом указал Рубену на свой пустой стакан и повернулся к Раймонду.

– Ну же? Ну? Что же ты не возражаешь мне, как обычно? А? Что случилось-то? Воды в рот набрал?

– Ты прекрасно знаешь мое мнение по данному поводу, – кратко ответил Раймонд.

– Подумать только, я лишился такого прелестного критика! Ладно, а вот этот бокал – за твое здоровье, Клара! – воскликнул Пенхоллоу.

Раймонд поднял глаза именно в тот момент, когда Пенхоллоу пил за здоровье своей сестры, и заметил выражение страшного любопытства на лице Джимми, который вместе с Рубеном прислуживал за столом... Тут же Раймонд внутренне собрался и сумел припомнить, как быстро в комнату Пенхоллоу тогда вбежал Джимми, что наводило на мысль о том, что в течение предшествующего их разговора Джимми просто стоял за дверью и подслушивал... Он посмотрел на Джимми с таким убийственным выражением, что тот сразу же густо покраснел...

Кровь ударила в голову Раймонда, вместе с мыслью, с чудовищной мыслью: Джимми знает!

В комнате шла тем временем оживленная беседа, в которой потрясенный Раймонд не мог принять ни малейшего участия... И лишь когда к нему с каким-то вопросом обратился Барт, Раймонд взял себя в руки и постарался изобразить на своем лице внимание, сам удивляясь тому, как спокойно звучит его голос...

Выпив с полдюжины стаканов бургундского, Пенхоллоу остался наедине со своими сыновьями (женщины благоразумно удалились) и приказал Рубену принести из погреба пару бутылок портвейна урожая 1896 года.

– Можно подумать, что ваш день рождения сегодня? – заметил Рубен неодобрительно, не трогаясь с места.

– Ну и что? Я вовсе не собирался расходовать вино урожая 1896 года на этого паршивого викария и этих Оттери! – заявил Пенхоллоу. – Пойди и достань вино! От него, я знаю, у меня поднимается настроение!

– Но не у вашей печенки... – проворчал Рубен, выходя из комнаты.

Когда Пенхоллоу набрался до требуемой степени, чего обычно как раз страшно боялась его жена, он потребовал перевезти его прямо в кресле в Длинный зал, где сидели женщины. Он был уже пьян настолько, что не мог, как обычно, зорко следить за присутствием всех членов семьи, так что Барт и Клей смогли незаметно улизнуть, причем Барт направился к своей Лавли в классную комнату, а Клей – в бильярдную, где долго и задумчиво катал шары...

К тому моменту как Пенхоллоу стал неспособен вести беседу, обнаружилось, что Джимми исчез не попрощавшись, и нигде невозможно было его отыскать. По этой причине Пенхоллоу велел, чтобы Барт помогал Рубену раздевать его перед сном. Конрад, который, несмотря на свою ревность к Лавли, скорее дал бы разрезать себя на кусочки, чем предал бы своего Барта, сказал со всей серьезностью, что Барт работает над счетами в конторе у Раймонда, и вышел, чтобы его привести. А Рубену удалось так повернуть разгоравшийся гнев хозяина, что Пенхоллоу, вместо того чтобы втоптать отсутствующего Джимми в грязь, нежно заметил напоследок, что никто из братьев не заботится так нежно о своем престарелом отце, как Джимми.

– Весьма странное заявление, особенно в связи с отсутствием Джимми на боевом посту... – пробормотал Юджин.

– А, все вы завидуете Джимми! – пьяно воскликнул Пенхоллоу. – Боитесь, что он вас всех отсюда выкурит...

В комнату вошли Конрад с Бартом, и Юджин удержал во рту свой ответ...

Барт выглядел несколько встрепанным. Еще бы, Конрад застал его сидящим в классной комнате с Лавли на коленях и нарушил их идиллию вызовом к отцу... Барт в негодовании вскочил на ноги, и от вспышки гнева его удержала только Лавли, которая шепнула ему на ушко, что не стоит ввиду их сложного положения дополнительно сердить отца и возбуждать у него разные подозрения...

– Где ты был, черт тебя побери? – спросил Барта отец. – И не надо мне врать, потому что я и так знаю, на что ты способен!

– Ну так чего же спрашивать меня? – развел руками Барт. – Чего ты от меня-то хочешь? А где Джимми?

– Ты спрашиваешь? – сардонически усмехнулся Юджин. – Как говорят, он пошел развлекаться в деревню. В отличие от некоторых, от которых только этого и ждут все время...

– Заткнись, свинья! – процедил Конрад, сразу же вступаясь за своего близнеца.

– Какой образчик преданности ты являешь собой, милый Кон! – язвительно улыбнулся ему Юджин.

Барт сделал шаг к Юджину, но натолкнулся на твердый взгляд Раймонда, который кивком подбородка указал Барту на кресло с уже полуспящим отцом... Барт вздохнул, подошел к креслу и вместе с Рубеном покатил его прочь из комнаты, в спальню.

– Да, подумать только, что сегодня мы видели только репетицию того, что будет завтра! – заметил Обри, вольготно растягиваясь на софе. – Вам не кажется, братишки, что наш папаша становится с каждым днем все более невыносим?

Раймонд долго не мог заснуть этой ночью. Проворочавшись больше часа на кровати, он решил встать и подышать воздухом. Он надел брюки и твидовый жакет, спустился вниз по лестнице и проскользнул в сад, освещенный полной луной.

Он медленно прогуливался по саду с зажатой в зубах трубкой, перемалывая в мозгу невыносимо тяжелые, не поддающиеся осмыслению вещи... Он ходил взад и, вперед по саду, пока ночной холод и усталость не взяли верх, и он отправился назад в свою спальню.

Раймонд уже поднимался по скрипучей деревянной лестнице наверх, когда из своей спальни вышла Чармиэн, держа в руке горящую масляную лампу.

– Кто это?! – резко спросила она.

Поднявшийся сквозняк задул лампу, но она успела заметить Раймонда, уже взявшегося за ручку двери своей спальни.

– Это я, извини, что, разбудил тебя, – сказал Раймонд.

На ней был мужской халат, при виде Раймонда Чармиэн запахнула его и завязала пояс. Коротко, по-мужски подстриженные темные волосы ее были встрепаны.

– Что-нибудь случилось? – спросила Чармиэн.

– Нет, просто бессонница.

– Мне показалось, за обедом ты был словно не в своей тарелке... Ты что, выходил наружу?

– Да. Никак, знаешь ли, не мог уснуть.

– Тебе что, тоже здесь противно?

– Мне? Да нет, почему же?

– Ну да, я забыла, ты ведь всегда питал странную любовь к Тревелину. Как и отец.

– Это точно, – согласился Раймонд.

– Но сейчас я в этом не очень уверена... Скажи, а давно это происходит с отцом?

– Что – это?

– Не будь ослом. Я об отце. Он что – одной ногой в могиле стоит?

Раймонд пожал плечами:

– Во всяком случае, доктор Лифтон так считает.

– Меня не интересует мнение этого старого кретина. Что ты сам-то думаешь?

– Не знаю, я не врач. Но думаю, у него впереди еще много времени...

– По-моему, он сошел с ума, серьезно! – сказала Чармиэн.

– Ну, еще не совсем сошел.

– Послушай, а знаешь ли ты, что он велел Обри изучать лесоводство? Обри! И вдруг лесоводство! И еще – чего это ради он вдруг вызвал Клея из колледжа?

– Он считал, что Клей попусту теряет там время. Это, кстати, верно.

– Да, но какой смысл было отзывать его из Кембриджа, пока он не получил степень?

– Точно так же не было смысла посылать парня в Кембридж. Наверно, тогда ему хотелось просто удалить его с глаз долой. По-моему, тебе лучше снова лечь и постараться уснуть. Иначе ты простудишься.