Я замерла в дверях, не зная, сердито бросить, чтобы она прекратила валять дурака, или рассказать ей все. Тайны иголками распирали голову, мешали думать, стирая из памяти что-то очень важное…
У мэтра как-то раз на столе лежал набросок углем. Косы над головой, улыбка — я только сейчас поняла чья. Когда я заметила рисунок, он не стал его убирать: отодвинул и спокойно продолжил разговор. Но рука его то и дело тянулась к столешнице…
— Если ты пойдешь за Мареком, у тебя большое будущее, — сказала Эйлин, глядя вдаль. — Мне хотелось поговорить об Эрике. Именно так и именно сейчас.
— Это не интуиция, — я потерла лоб. — Я просто…
— Ничего. Береги Квентина.
Дверь стукнула за спиной, и я осталась одна в галерее, с белым платьем на руках.
Кусочки мозаики совпали слишком быстро. Мир вокруг схлопывался. Мэтр и Эйлин, Марек и моя няня, Дален и…
— Лин? — Квентин спускался с шлемом под мышкой. — Что-то ты отлыниваешь. Я тебя вижу как на ладони. Или ты уже возвращаешься с трофеями?
Я молча смотрела на него. В разрывах туч выглянуло солнце, и в его лучах Квентин на миг стал Первым с деревянной карты. Близко — и далеко-далеко.
Что-то мне совсем не хочется знать, как он будет выглядеть с одной рукой…
Я набрала воздуха в легкие. И приняла решение.
— Квентин, — почти беззвучно сказала я, глядя в его глаза, темные и озадаченные. — Я помогу тебе залезть в библиотеку.
ГЛАВА 5
Квентин
На крыше гулял ветер. Эйлин неосмотрительно бросила плащ у каменных изваяний, и теперь он танцевал в воздухе, рассказывая всем и каждому свою историю.
— Квентин, угомоните его, пожалуйста, — устало попросила Эйлин.
Я машинально, не думая, потянулся к плащу золотистыми нитями, загоняя его на землю. Он в последний раз взвился, скользнув по холке каменного дракона, и угрюмо опустился на узкую плиту между статуями.
— Нам бы тоже лучше спуститься, — заметил я. — Если простудимся, вся работа насмарку.
— Погода меняется по десять раз в день, — повела плечами Эйлин. — Драконье лето переменчивое. А нам еще нужно разобраться с зеркальными плоскостями.
— Что это?
— Новая игрушка Анри, которую пришлось вырывать у него чуть ли не зубами. Наше счастье, что Дален разрешил. — Эйлин улыбнулась, но в улыбке не было радости. — Вот представьте, что вы слабенький маг, и хватит вас самое большее на… — Она повесила перед собой огненную плоскость в четверть метра. — А работать надо. И что делать?
— Подождите, — я поднял руку. — Мы же занимаемся высокой водой?
— До вчерашнего вечера. С сегодняшнего утра мы, как и все, готовимся к войне.
Я оперся на статую. В живот опустился холодный камень.
Что произошло? Почему прямой бой?
— Потому что любой другой способ — отсрочка.
— Так и война — отсрочка! Пройдет время, поднимется следующее поколение драконов и отомстит!
— Его не будет, Квентин, — мягко произнесла Эйлин. — Всех истребят в бою.
От лица отхлынула кровь.
— Эйлин, о чем вы говорите? — упавшим голосом спросил я. — Это сумасшествие…
— Зеркальная плоскость, — сухо продолжала Эйлин, — отличается от обычной лишь одной стороной — зеркальной, как вы поняли. Обычно используется амальгама, ртутный сплав — в воздушных щитах, чтобы избежать отравления. Сначала мы попробуем без нее, а после праздника…
— Для чего они нужны, эти плоскости? — перебил я. — В чем фокус?
Эйлин подняла бровь.
— Фокус в том, что через зеркальную плоскость даже слабейший маг при некоторой сноровке построит заклинание в десять, двадцать раз выше. Иными словами, через проекции любой волшебник достигнет совершенства.
— И драконам конец, — пробормотал я.
— Через несколько недель драконы соберутся на Серых холмах. Мне рассказывали, что они встречаются там каждый год, с тех пор, как оказалась под водой их столица. Но это собрание будет особенным. Мы видели нападение на Херру, атаку де Вельера, а теперь магам отказывают во въезде в восточные земли. Если это не знаки грядущей войны, то что?
— Знаки грядущего мира? — Я опустился на пришпиленный плащ. — Я не думаю, что… Эйлин?
На миг крыша замка исчезла. Я сидел на берегу моря и смотрел на женскую фигуру: бронзоволикую, залитую солнцем… заснувшую на песке. Ветер шевельнул золотые волосы, и в отдалении, за морями и звездами, раздался крик младенца. На смутно близкое лицо наплыла тень цвета старой меди, и я понял, что женщина мертва, отчаянно и безнадежно. А я сам…
Я моргнул, и видение исчезло. Это еще что за краткий миг всеведения?
— …Поэтому мы потеряем не так уж много. Право, за эти дни мы особенно и не продвинулись, если не считать ваши личные успехи — потрясающие, надо признать. Но потоки? На полградуса в неделю? А результатом не заморозить и стакан воды.
— Эйлин, — медленно произнес я, пытаясь вспомнить, о чем мы только что говорили. — А если использовать вашу зеркальную плоскость?
— Она работает только на огонь, — Эйлин покачала головой. — Тут как с драмами для бродячей труппы: написал одну пьесу про любовь и кровь — напишешь десять. Но так, чтобы тебя вспоминали через сотню лет? Извини, любезный, работай без зеркал.
— Иными словами…
— Вам нужно чувствовать огонь через руки, Квентин. И вам, и мне.
Я молчал. Голова все еще кружилась от недавнего видения. Эйлин глядела мимо меня, задумчиво переплетая пальцы. Она-то ничего не заметила… или заметила, но предпочла не говорить? Зеркало: все отражает, но никогда не добавит ни слова.
— Это глупо, — отчаянно произнес я. — За какой мир мы будем сражаться? За тот, что уйдет под воду в разы быстрее?
По черепице прошелестели шаги, и Эйлин уселась рядом, перебросив косы через плечо. Ветер утих. От наших рук шло тепло, я все еще чувствовал отблеск незнакомого солнца на лице, но по ногам растекался каменный холод.
«Мертва, отчаянно и безнадежно. А я сам…»
«…Умираю».
Что это было? А раньше, в карете с Мареком и де Вергом? А сон о Сорлинн?
Что со мной происходит?
— Квентин, — Эйлин заговорила, и я сжал зубы, заставляя себя слушать каждое слово, — то, что я рассказала вам, знают еще пятеро. Шестеро, если считать Лин — с ней вы поделитесь. Не вы, так Марек. Мы не вовлекаем всех и каждого: произнеси я такое, Дален схватился бы за голову. Мы просто-напросто паникуем, словно школяры, и делаем все, чтобы защитить своих. Хоть мага-строителя в отдаленной деревеньке, хоть студента в Галавере. Я не делаю это по велению души: мы не связаны родом и клятвой, как драконы. Но это то, что должно. Что правильно. Вы меня понимаете?
— Понимаю, — выдавил я.
В профиль она безумно походила на незнакомку из белого мрамора, мимо которой я проходил каждое утро. А на ту, в видении? Нет, у Эйлин темные волосы. У Лин светлые, но женщина на песке намного старше. Мама? Кто?
— Да что с вами? — Эйлин нахмурилась, взяла меня за подбородок. — Извините меня за этот личный жест, но… нет, зрачки в порядке. Я покажу вам основы, и закончим на сегодня. Вам лучше отлежаться перед праздником. Я, должно быть, и так вам его испортила.
— Не вы, — я покачал головой. — Скажите, что еще произошло? Я же вижу, случилось что-то большее, чем простой запрет на въезд.
— Позже, — решительно сказала она, вставая. — Дадим Далену подумать. Теперь сосредоточьтесь: начинается невозможное. Зеркальные плоскости…
Я чувствовал себя хрустальным шаром на тонких нитях. Нити — мое внимание — то и дело рвались, и под удивленным взглядом Эйлин я удерживал хрусталь — желание уйти, закрыться одному, подумать — в воздухе усилием мысли, обливаясь потом, неловко переставляя руки.
Неделя, две, восемь, а Драконлор все так же далеко. Я знаю о планах магов больше, чем кто бы то ни было вне Галавера, но чем мне это поможет? Анри де Верг — что он откопал в архивах, чего не знаю я? Может быть, книга Корлина давно уже в его руках, а мы с Эйлин изучаем отрывок? И щедрое, отчаянное предложение Лин запоздало?
