Ханьцы и кипчаки, наблюдая нешуточную милитаризацию граничащего с ними округа, здорово струхнули и от греха подальше откатились километров на пятнадцать в глубь своей территории, тем самым освободив не только наши кровные земли, которые тихой сапой оттяпали, но и своей земли не менее пяти, а то и более километров оставили, вроде как в порядке компенсации. Воробейчиков, видя такой коленкор, в момент перенес пограничные столбы и закрепил новую границу обширной пьянкой да вечным договором с начальствующим составом сопредельной стороны. Землицы, кстати, набралось прилично! Это когда отдаешь ее, незаметно, а вот когда забираешь, прибыток сразу ощутим. К тому ж и демография от всего этого только улучшилась.

Не дождавшись вызволения Еноха из бандитского плена, Генерал-Наместник сам пожаловал в Чулым в порядке инспектирования караульно-постовой службы и, остановив машины с сопровождающими его лицами недалеко от административного центра, сам решил пройтись по небольшой пригородной деревеньке.

Всему миру ведомо извечное убожество нашего села. Серые, крытые латаным-перелатаным шифером замшелые крыши выбежавших из дикого прошлого подслеповатых домишек, такие же серые от старости и безысходности покосившиеся изгороди, горбатенькие сараюшки. Кажется, ничего здесь не изменилось со времен Иоанна Грозного, только еще сильнее разрушилось и запустело. Утренний туман неспешно выползал из пологой поймы поблескивающей металлом реки на проселочную дорогу, которая чуть дальше обращалась в деревенскую улицу. Солнце еще не взошло, а только обозначило восток, мир был напитан грустной прохладой, и оттого нестерпимо тоскливой казалась одинокая фигура Генерал-Наместника на этом диком патриархальном шляхе.

Воробейчиков вполголоса чертыхался, он уже в третий раз вляпался в коровью лепеху. В горных поселениях скотина живет весьма независимой жизнью, особенно молодняк, который и на ночь в стойло приходит редко. Посему, заметив впереди размытые туманом контуры больших, бурых, как ему показалось, камней, инспектирующий отметил сметку местного военного начальника, воздвигшего непреодолимые препятствия для передвижения механизированных частей противника. И каково же было его удивление, испуг, а главное разочарование, когда один из этих камней с громким вздохом поднялся и двинулся ему навстречу.

Урза Филиппович лихорадочно зашарил в карманах сюртука в поисках очков, которые не носил из армейского форса. Водрузив окуляры на положенное место, он с облегчением вздохнул: на него, медленно раскачиваясь, шла мирно жующая буренка.

– Вот напугала, скотина рогатая! – произнес генерал и, чуть посторонившись, поскользнулся. Правая нога предательски проехала по мокрой от росы траве, и опора свободолюбивой монархии, нелепо взмахнув руками, рухнул прямо на свежую коровью лепешку. И надо же такому случиться, именно в эту минуту из тумана послышался грозный окрик:

– Стой, кто идет! Сказывай пароль, не то стрельну!

– Неправильно, неправильно! – поднимаясь и брезгливо вытираясь платком, отозвался генерал. – Первая команда подана правильно, а все остальное отсебятина! Незнание уста...

– Ты счас у меня Господу свой устав глаголить будешь! – В тумане зло лязгнул затвор.

– Стреляй, стреляй, Семеныч, больно справные у него боты и одёжа, – подбадривающе раздалось где-то сбоку.

– Не сметь, я сам Воробейчиков...

– Да мне все одно, что воробей, что куропатка, что крокодил, руки в гору вздымай и иди до мене.

Неизвестно, чем бы завершилась эта конфузия, не подоспей к месту стычки генеральская охрана.

«Все же хоть и коряво, но служба на подступах к Чулыму поставлена неплохо», – отметил про себя старый вояка, умывшись холодной колодезной водой и вытираясь чистым рушником.

– А скажи ты мне, служивый, кто у вас воинский начальник? – возвращая полотенце, поинтересовался главком.

– Их сокородие оберкаптинармус Званский, комендант местной крепости! За ним уже и посыльный снаряжен.

– Хорошо, молодец! А звать как?

– Кого-сь, коменданта?

– Да нет, тебя, воин, как зовут? – оглядывая детину, спросил Наместник, подставив вытянутые назад руки новому, принесенному из обоза мундиру с золотыми генеральскими погонами.

– Мяне-то Опанасом Вановичем Джексенко кличут...

– Рядовой Джексон! – застегнувшись на все золотые пуговицы, громогласно возвестил генерал. – За рвение и проявленную бдительность присваиваю тебе очередное воинское звание подъефрейтор. Служи, сынок, глядишь, как и я, до генерала дослужишься.

– Служу мировому добру!

Большое служебное совещание было назначено в солдатском клубе Чулымской крепости, на которое, кроме местного начальства, ввиду важности и особой секретности вопроса, были также приглашены окрестные помещики, духовенство, поэты и единственный местный композитор.

Конечно, называть клубом длинную приземистую избу слишком смело, но чего-чего, а смелости нашей армии в тылу, к тому же в мирное время не занимать. Правда заключалась в том, что изба эта была многофункциональной и использовалась всякий раз по разному назначению: то для передержки молодняка в особо лютые зимы, то как казарма, то отдавалась под общежитие молодым специалистам, то под приют для туристов, промышлявших сбором дикоросов, в основном анаши, то действовала как клуб, а одно время даже была лазаретом + столовой. Старанием местных и прибывших начальников к обеду ее привели в надлежащий культурному заведению вид. Над входом вывесили флаги и портрет Августейшего Демократа. Местные остряки и злословы прыскали в кулак, дескать, больно уж на портрете нынешний Преемник похож аж на позапрошлого, но все это не из-за крамолы какой или вредности, а исключительно по причине скуки и бедности светской жизни.

Крепость несказанно преобразилась: все было выкрашено, выбелено, выметено, обновлено и отремонтировано. Повсюду был виден хозяйский глаз и отеческая забота. Генерал-Наместник инспекционным осмотром фортификации остался весьма доволен. Особый восторг у него вызвало состояние крепостной артиллерии. Где Прохор за такой короткий срок насобирал этакую уйму музейного хлама, одному Богу известно! Главное, что вся эта историческая отсталость исправно палила, сияла латунью и свежей краской и могла еще послужить отечеству и демократии. За этакое рвение коменданту, на радость Глафире, было присвоено внеочередное звание «подпрапорщик» и обещана высокая державная награда.

Совещание началось со всеобщего исполнения державного гимна «Слушай, страна! Благодать над тобой воссияла!». У многих после единодушного пения в горле встал комок, а некоторые и вовсе украдкой смахнули патриотическую слезу.

– Други моя! Люди обильной Чулымии! Солдаты! – театрально простирая перед собой руки, вдохновенно начал Урза Филиппович. – Только железная армейская дисциплина и строгое соблюдение приказов может быть основой суверенной демократии и процветания нашего Отечества. У нас для этого есть все: и обильные леса, и полноводные реки, и многое множество всевозможных ископаемых и сырья. Но главное наше богатство, – он высоко поднял над собой руку, а потом резко опустил, ткнув указательным пальцем в зал, – это вы, народ! Неистребим ваш гордый дух и преданность отцу и благодетелю нашему – Преемнику Шестому! Ура, братья!

Зал в едином порыве сорвался с мест, в воздух полетели шапки, фуражки, картузы, панамы, буденовки, лифчики и пилотки, а громогласное «ура!!!» заставило содрогнуться древние стены цитадели. С соломенных крыш, выкрашенных зеленой краской, в небо испуганно взмыла пернатая живность, казалось, что и эти бессловесные твари единодушно хлопали своими крыльями и на все лады славили Всескромного и Вселюбимого отца сибруссов.

Дождавшись, пока народ рассядется, Воробейчиков, отхлебнув из заветной бутылки, продолжил:

– Вот живет человек и не ведает своего истинного предназначения. Он так и помереть может, не узнав его, но приходит в родной край время испытаний, время нужды и военной невзгоды, и расцветает его душа, и к героизму спешат его мысли, и осознанно он делает тот единственный шаг, который сохранит его имя в народной памяти на века. Главное, что подобные люди есть и среди вас! – Зал от неожиданности замер, публика завертела головами, ища своих героев. Довольный произведенным на слушателей эффектом, генерал продолжил: – Вы вот сразу принялись глазами искать героя! Этакого молодца, мастера, как там его, билди-болдинга, понимаешь ли, заокеанскую картинку, а ведь настоящий герой неприметен, а зачастую и неказист. Хотите, я вам его покажу?