Но все же история не прекращает своего течения, и потому вот уже для нашего времени – цитаты из книги де Кюстина о николаевской России:

«… Все говорит мне о природных способностях угнетенного русского народа…»

«Всегда полезно знать, что существует на свете государство, в котором немыслимо счастье, ибо по самой своей природе человек не может быть счастлив без свободы…»

(На таможне у Кюстина отбирают даже часы…)

«Столько мельчайших предосторожностей, которые считались здесь, очевидно, необходимыми и которые нигде более не встречались, ясно свидетельствовали о том, что мы вступаем в империю, объятую лишь чувством страха…»

«При виде усилий, с какими здесь стараются уничтожить память о прошлом, я удивляюсь, что еще сохраняют кое-что…»

«Русский государственный строй – это строгая военная дисциплина вместо гражданского управления, это перманентное военное положение, ставшее нормальным состоянием государства…»

«… страна, которую с такой радостью покидают и в которую с такой неохотой возвращаются, не может быть приятной страной…»

«Во Франции, как и здесь, на пароходе, я встречал всегда лишь два типа русских людей: одних, которые из суетного тщеславия безмерно восхваляют свою родину, и других, которые из желания казаться более культурными и цивилизованными, как только речь заходит о России, выказывают к ней либо глубокое презрение, либо полное равнодушие. До сих пор я не позволял ни тем, ни другим обмануть меня. Но я хотел бы найти и третий тип русских – простых, искренних людей, и их-то и буду в России разыскивать…»

«Невольно пришлось мне мысленно повторять слова моих знатных спутников: «Россия – страна бессмысленных формальностей»…»

«Рабское восторженное поклонение, безмерный фимиам, становящийся наконец невтерпеж божественному идолу, – весь этот культ обожествления своего монарха прерывается вдруг страшными кровавыми антрактами…»

«Народ русский достаточно красив. Мужчины чисто славянской расы, привезенные сюда своими господами из центра России для услужения или остающиеся подолгу с их разрешения в Петербурге для занятия ремеслами, отличаются светлым цветом волос и яркой краской лиц, в особенности же совершенством своего профиля, напоминающего греческие статуи. Их миндалевидные глаза имеют азиатскую форму с северной голубоватой окраской и своеобразное выражение мягкости, грации и лукавства…»

«Во многих частях империи крестьяне верят, что они являются принадлежностью земли. Состояние это кажется им естественным, так как они не дают себе труда подумать над тем, может ли один человек быть собственностью другого…»

«Маленькие чиновники еще напуганней, чем их начальники, и если последние молчат, то первые молчат и подавно. Остаются купцы и лавочники, но это народ хитрый и лукавый, как все, кто хочет жить и процветать в этой благословенной стране. Если они и говорят о предметах важных и, следовательно, небезопасных, то только на ушко и в четырех стенах…»

«Жертвы и палачи одинаково убеждены в необходимости слепого повиновения…»

«Но народы немолствуют лишь до поры до времени. Рано или поздно они обретают язык, и начинаются яростные споры. Тогда подвергаются обсуждению все политические и религиозные вопросы. Настанет день, когда печать молчания будет сорвана с уст этого народа, и изумленному миру покажется, что наступило второе вавилонское столпотворение…»

«У русского народа безусловно есть природная грация, естественное чутье изящного…»

«Русский народ добр и кроток!» – кричат одни. На это я отвечаю: «Я не вижу в том особого достоинства, а лишь привычку к подчинению». Другие мне говорят: «Русский народ кроток лишь потому, что он не смеет обнаружить свои истинные чувства. В глубине души он суеверен и жесток». – «Бедный народ! – отвечаю я им. – Он получил такое дурное воспитание»…

«Стоит посмотреть на то, как я прячу свои писания!.. Этот листок я запрячу под подкладку шапки. Конечно, все эти предосторожности, я надеюсь, излишни, но все-таки лучше их принимать. Одно это дает понятие о русском правительстве…»

«… певучая беседа, которую вел в ту ночь кучер со своими лошадьми, звучала похоронно… жалобные звуки, которыми человек поверял свои горести животному, единственному верному другу, хватали за душу и наполняли ее невыразимой грустью…»

«Когда русские хотят быть любезными, они становятся обаятельными… Такая обаятельность одаряет русских могучей властью над сердцами людей…»

«Грусть, скрытая под личиной иронии, – наиболее распространенное здесь настроение, особенно в гостиных…»

«Но, хотя эти люди были закованы в кандалы, в моих глазах они были невинны, ибо при деспотическом режиме виновен только тот, кто карает…»

Но между генеральной репетицией и самим спектаклем проходит ведь еще какое-то время подготовки. И даже может показаться, что уже готовятся совсем к иному представлению… И потому…

В царствование Александра II Россия продолжает идти к своему грядущему (уже в XX веке) расцвету в качестве государства определенного типа. И естественным образом Романовы продолжают идти к своей гибели.

Реформы, проведенные при Александре II, по сути своей – именно то, что принято называть либеральными реформами. Попытаемся понять, почему же имперский либерализм вызывает в дальнейшем последствия вовсе не либеральные. Наиболее значительным деянием было, конечно, освобождение крестьян от крепостной зависимости. Но это был еще один шаг к нивелировке сословий, столь гибельной для Романовых. К этому вела и судебная реформа – введение гласного судопроизводства, теперь суд строился на внесословных началах; подсудимый получал защитника, который посредством защитительной речи мог воздействовать на коллегию присяжных заседателей. Шаги к нивелировке сословий предусматривали введение земского самоуправления. В 1874 году обнародуется манифест о всеобщей воинской повинности, система «набора-призыва» совершенствуется; при сокращении срока службы армейская система теперь охватывает значительно большее число подданных императора. Еще при Александре I делались попытки интегрировать в армейскую систему «иноверных» подданных империи, теперь продолжаются эти попытки интеграции в имперскую армейскую систему представителей народностей Кавказа и Средней Азии. И это естественным образом работает на все ту же нивелировку сословий. В обществе формируется явление так называемых «разночинцев» – внесословных интеллектуалов. Но официальная сословность общества – преграда для развития внесословной интеллектуальной элиты. В такой ситуации естественно возникают новые революционные кружки и направления («Земля и воля», «Черный передел», «Народная воля»). Альтернативой сословному общественному устройству члены этих организаций видят государство, основанное на принципах внесословной национальной доктрины. Однако некогда сложившееся противопоставление – «народ» и «просвещенные» – продолжает иметь силу. Участники революционного движения 60—90-х годов именуют себя «народниками»… Ситуация достаточно любопытная: дворянин, помещик отделен от «народа» своей принадлежностью к высшему сословию; новые революционеры отделены от того же «народа» своим европейского образца образованием. «Народу» остается недоступным образование даже на уровне самых низших европейских стандартов. Призывы «народников» сочувствия не встречают. Но таким же равнодушием загадочный «народ» ответит позднее и на свержение Николая II, внука Александра II. Интересно, что в период так называемой «Гражданской войны» регионы, в которых ведутся наиболее интенсивные военные действия, одушевляются отнюдь не идеями социального переустройства, но задачами сепаратистскими (Украина, Средняя Азия, Кавказ)…

Внешняя политика Российской империи, в сущности, не зависит уже ни от личности монарха, ни от действий политиков, окружающих его. Империя продолжает расширяться за счет приращения регионов, имеющих архаическое («отсталое») государственное и военное устройство. Именно такие территории приносит Российской империи завоевание Средней Азии. На этих новых территориях (бывшие Кокандское, Хивинское, Бухарское ханства) довлеет сословно-феодальное устройство; будущее показало, что их интенсивная интеграция в состав империи возможна опять же в процессе нивелировки сословий…