Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

– А о поборах-то баял он? – спросил один пожилой извозчик.

– Как же; слышь ты, никакой тяги не будет: что хошь, то и давай…

– Ну, Андрюша! – сказал старый крестьянин – ведь этот проезжий – шпион!.. А ты, Андрей, с дуру-та уши и развесил. Бонапарт! Да знаете ли, православные, кто такой этот Бонапарт! Иль никто из вас не помнит, что о нем по всем церквам читали? Ведь он антихрист!.. Что Бога гневить, братцы! Разве у нас нет батюшки православного русского царя?..

– Что ж ты, брат Андрюха, язычок-та прикусил, а? – спросил пожилой ямщик.

– Что, брат, – отвечал Андрей, почесывая в голове, – оно бы и так, да, слышь ты, он баил, что исправников не будет и бары-то не станут над нами ломаться.

– Ах ты, дурачина, дурачина! – прервал старик, – да разве без старших жить можно? Мы покорны судьям да господам; они – губернатору, губернатор – царю, так испокон веку ведется. Глупая голова! Как некого станет слушаться, так и дело-то делать никто не станет.

– Что правда, то правда, – сказал один из ямщиков, – нашему брату нельзя жить без грозы…

– Нет, брат Андрей, некому тебя бить…»

Этот последний аргумент, конечно, самый сильный, неоспоримый, можно сказать. Но обратим внимание на то, как автор пытается доказать, что система кланово-иерархическая тождественна государственному устройству как таковому. Внушается, что невозможно иное государственное устройство, кроме унижающей личностное достоинство иерархической зависимости от высших звеньев клана… Но Андрюха, выходит, понял, что «ломаться» над ним не обязательно! Нет, пора, пора прибирать Андрюху к рукам посредством национальной доктрины!..

Петр I начал наступление на родо-клановую систему. Национальная доктрина ведет это наступление дальше. Но по сути, это ведет к гибели династии Романовых…

«Русский человек может потрясаться только общим колебанием сферы, к коей принадлежит, может жить полною жизнью только в единстве жизни отечества», – восклицает Н. И. Надеждин.

«… сближение дворян с крестьянами к взаимной обороне Отечества…» – вторит С. Н. Глинка…

То есть фактически прокламируется единение во имя военных действий, для военных действий, на период военных действий.

Либерализм в любой форме, будь то национальная доктрина, или простое утверждение личностных прав и свобод, опасен Романовым. Но распространение либеральных идей, кажется, уже и невозможно остановить. Именно с европейским либерализмом связана идея европейской, то есть единственно реальной образованности. А дворянское сословие не может не ощущать нужду в подобной образованности, ведь и в Европе на смену элите сословной постепенно приходит элита интеллектуальная. (Впрочем, Романовы останутся в какой-то степени верны старинным феодальным принципам, согласно которым образованность и аристократизм – «две вещи несовместные»; и князю и барону стыдно уметь читать, будто он – монах! Ни один из династии Романовых так и не получит университетского образования, будут ограничиваться учением домашним…)

«Сын отечества», 1813:

«Достоверные свидетели сказывали нам, что в разных губернских городах, где пленные находятся, не токмо они в пище, платье и в прочем нужном содержании ни малейшего недостатка не имеют, как то, несомненно, и должно быть согласно человеколюбивым христианским правилам, которые в сих случаях русскими весьма твердо наблюдаются; но сии свидетели сверх того утверждают: что не бывает ни одного собрания, ни одного бала, куда бы французы преимущественно приглашены не были, что они имеют вход во все домы, что некоторые русские дворяне с ними о России рассуждают, слушают их, любуются их красноречию и даже берут их в учителя к детям своим…»

Всякий, кто помнит «Горе от ума», наверное, может припомнить и то, что и Чацкий, и Фамусов, и Скалозуб – каждый по-своему – сторонники «примата национальной доктрины». Национальная доктрина плюс иные, куда более крамольные формы либеральной мысли ведут, ведут наступление на Романовых…

«Культ личности» царя, преклонение перед кланово-иерархической системой, столь усиленно навязываемые «Андрюхе», уже невозможны для образованного дворянина. Все более распространяется «культ свободной личности», нашедший свое выражение в преклонении перед личностью Наполеона. Мы знаем, во что выльется культ личности диктатора, «создавшего и объединившего нацию». Но покамест еще далеко и Гитлер, и Сталин, и Муссолини, и Франко… Наполеон – «свободная личность, смело идущая навстречу своей судьбе, творящая свою судьбу», – становится кумиром части либерального российского дворянства. Постепенно личность его все более романтизируется. Побежденный, он – более победитель, нежели победившие его короли и императоры. Самодержец Александр I в сравнении с Наполеоном карикатурен. Либеральные начинания Александра I уже воспринимаются как пустая забава коронованного деспота… Слово произнесено… «Ура! В Россию скачет кочующий деспот», – иронизирует над «отечественным монархом» величайший поэт своего отечества, Пушкин… Личность Наполеона вообще окажется твердым орешком. Сбросить ее с романтического пьедестала будет не под силу даже Толстому… Принципиально он обрисовал своих героев-антагонистов – Наполеона и Кутузова – как людей непривлекательных внешне, подверженных слабостям. Но если в романе действует Наполеон, то он должен быть самим собой, романтическим героем. И вот, «на вакантном месте» Наполеона оказывается в структуре романа… князь Андрей Болконский. Это его мы воспринимаем как свободную личность в поединке с судьбой. И пусть автор то и дело напоминает нам, что нет, нет, нет, князь Андрей ведь очень даже человек своего сословия. Но… он внушает, а мы, читатели, не воспринимаем, и видим в князе Андрее (которого Толстой ни разу не назовет просто «Андреем»), наперекор всему, Наполеона. Потому что он – по сути таков…

Но отчего Пушкин называет Александра I «кочующим деспотом»? Ведь и Петр I самолично повсюду разъезжал, вел переговоры… Но теперь уже кажется, что император и не должен этим всем заниматься. Разве не для этих занятий существуют деятели управленческого аппарата? Но после ссылки Сперанского разве не ясно, что положение подобных деятелей при самодержце – смехотворно; по прихоти он может играть ими, по прихоти – отбросить… И уже назревает крамольный вопрос: а для чего вообще нужен император?.. В жизни Александра либерализм принимает своеобразные формы религиозных исканий. В определенной степени царь отходит от «канонического» православия, увлекается мистицизмом европейского толка, тем, что можно назвать «германской мистикой» или «лютеранским мистицизмом». В связи с этим известны его дружба с баронессой Крюденер и конфликт с архимандритом Фотием.

После заключения Священного Союза Австрии, Пруссии и России (1815) совершенно ясно, что либерализм Александра должен закономерно завершиться собственным концом. Ведь главная цель этого Союза – стабильность монархической Европы.

Александр так и не решится на два очень важных деяния: страна так и не получит конституцию; крестьяне не будут освобождены. В сущности, с точки зрения сохранения Романовыми власти и престола царь прав. И конституция, и освобождение крестьян – определенные шаги к нивелировке сословий. И что бы ни произошло далее – торжество гражданских прав и свобод или торжество национальной доктрины – и то и другое в равной степени опасно, убийственно для Романовых (причем, это самое «убийственно», оно ведь будет происходить в самом буквальном смысле).

Либерального Сперанского закономерно сменяет «консерватор» Аракчеев. Его имя, прежде всего, связывается с очень оригинальной попыткой реформировать армию. Он пытался ввести систему военных поселений. Но это должны были быть не поселения типа давних стрелецких слобод или казачьих станиц, но деревни, где все мужское население обязано было существовать, подчиняясь солдатскому уставу регулярной армии. Попытка, естественно, провалилась. Настоящие, не аракчеевские, а естественные военные поселения оказались возможны лишь там, где население имело возможность относительно свободно, вне систем помещичьего и общинного владения и распределения земли, заниматься земледелием.

51
{"b":"117131","o":1}