Вещи могли заботиться друг о друге. Доктора Никопенсиуса умилили два Железных Индейца, которые до того Дня были единой статуей под названием «Приход Белого Человека»: так трогательно волочили они бронзовую фигуру шошонской Девы Сакаджавеи со стальным Ребёнком за спиной. Все трое двигались с черепашьей скоростью, всматриваясь невидящими глазами в Даль в поисках, очевидно, Белого Человека, в то время как Белый Человек, а также Чёрный Человек, Жёлтый Человек и Человек Всякой Другой Породы рвал когти, орал благим матом и всячески сходил с Ума.

Ближе к вечеру Доктор Никопенсиус, насмотревшись на пришедшие в Себя Вещи, добрёл до вашингтон-Парка. Точнее, добежал до вашингтон-Парка, забыв на Время о боли в ноге, потому что спасался от стада индийских Слонов, ранее обитавших в Парке зоо: от самого крупного индийского Слона соединённых штатов америки, от нескольких Слоних, задействованных в программе по спариванию Слонов в неволе, и от множества Слонят, успешного результата этой теперь уже никому не нужной программы.

В Парке (вашингтон) скрывались сбежавшие из Домов Люди. Доктор пристал к четырём Танцовщикам из балета: японской Девушке Юке и Интернациональным Балерунам (это неправильное слово, сказали они. Очень плохое слово. Надо говорить Танцовщик), которые чуть не побили Доктора, когда он назвал их Балерунами, и Доктор уже приготовился к побоям, но тут Танцовщиков остановила Юка. Стыдно на вас смотреть, сказала Юка. Мужики, а нервы ни к чёрту.

Попробуй тут, сказал один из Мужчин.

Это Джонатан, сказала Юка. Это Хосе. Это Владимир.

Очень приятно, сказал Доктор. Меня зовут Арнольд Никопенсиус. Доктор Никопенсиус, будьте добры.

Учёный, сказал Джонатан. Объясните нам, учёный, что вообще происходит?

Мой Сотовый взбесился, сказал Хосе. Ещё в гримёрке. Сам принялся кому-то звонить. А потом мы репетировали Лебединое Озеро, и на нас упал Занавес. Хотел нас задушить. Мы еле отбились.

Как вспомню, так вздрогну, сказал Владимир. А потом и Одежда повела себя странно.

Даже Пуанты, добавила Юка.

Мы пешком добрались до аэропорта, сказал Джонатан, хотели улететь куда-нибудь. Да только можно было сразу догадаться. Самолёты давно уже взмыли в воздух. Без Пилотов. Сами. Дурдом.

Вещи определённо сошли с Ума, сказал Владимир.

Нет, сказал Доктор Никопенсиус. Я думаю, всё наоборот. Вещи наконец-то пришли в Себя.

Танцовщики посмотрели на Доктора недоверчиво. Зачем мы его слушаем, сказал кто-то. Какой же он учёный. Посмотрите на него. Он же идиот. Он же идиот. Он же идиот. Он же идиот. Он же идиот. Он же идиот. Он же ид…

Доктор Никопенсиус сел на четвереньки и заплакал.

Ладно, сказала Юка, не обижайтесь на них. Мужчины струхнули, только и всего. Вы пойдёте с нами?

Куда, спросил я сквозь слёзы.

Прочь из Города и куда глаза глядят. Оставаться тут опасно. Вещи перестали нас слушаться. Современной цивилизации конец. Крышка. Финал.

И мы никогда не вернёмся в Город портленд? – спросил Доктор Никопенсиус.

Только этого не хватало, сказал Танцовщик Владимир. Не дай нам Боже возвратиться в прекрасный портленд никогда. И он (Владимир) истерически рассмеялся.

Мы выбрались из Города за Полночь и разделились: Юка, Джонатан, Хосе и Владимир отправились дальше, а Доктор стал жить в Лесу. Интернациональных Балерунов я больше не видел, а Юка, бывает, приходит ко мне за советом. Она живет неподалёку и возглавляет общину Маленьких Лебедей. Её племя кочует по всему бывшему штату орегон и танцует Лебединое Озеро везде, где находит Озеро, только без музыки.

Первое время Доктор опасался нападения Вещей, которым вполне могло прийти в голову, что во всех бедах виноваты Люди, то есть я (он). А как объяснить Типографскому Прессу, что ты (Доктор; я) вот этими руками избавил не одну Вещь (Книгу) от угнетения? Поэтому Доктор прятался и бросался бежать со всех ног, заслышав малейший подозрительный хруст. Кстати, однажды у Дерева породы Дуб меня в самом деле подкараулил дикий Стул. Отважный Никопенсиус сумел отбиться от него мёртвой дубовой Веткой.

Итак, Доктор жил в Лесу, ел Ягоды и Коренья, и ещё Грибы, а также Синий Мох, пил Воду из Ручьёв и по прошествии Времени перестал бояться. Он начал выходить к Людям, которые, расселившись по окрестным Лесам, забредали иногда в его (мои) владения. Люди приглашали Доктора (они называли меня Отшельником) жить вместе с ними, но молчаливый Никопенсиус только качал головой, объясняя: с тех пор как умер Папа, Отшельник (я) всегда жил один и привык к одиночеству. Люди кивали. Всё верно, говорили они: Бог умер, Вещи сошли с Ума, Отшельник должен жить один.

Со Временем Люди стали считать Доктора чрезвычайно мудрым и даже святым. Ему (мне) молились Люди многих племен: Неозелёные, Телеголовые, Коллекционеры, Меннониты, Отцы Анархии, Маленькие Лебеди, Только Для Женщин, Бамбуковые Барабанщики, Джа Даст Нам Всё, Люди Последнего Завета и Люди Нового Эйджа. Они приходили ко мне (Доктору, Отшельнику) за советом, приносили Еду и редкие мёртвые Книги. Добрый Никопенсиус с радостью давал Людям советы. Ещё он (Отшельник; я) просил поделиться какими-нибудь новостями, слухами или просто сплетнями о Судьбах Вещей и Мира. Так Доктор узнал много интересного.

Говорили, что Автомобили и некоторые другие Вещи доехали до самого побережья, попытались переплыть через Океан и утонули.

Говорили, что Китайцы сумели подчинить восставшие Вещи, обратили их в Коммунизм и строят теперь Рай на Земле.

Говорили, что европа лежит в Руинах, что последний Папа Римский объявил крестовый поход против Вещей и что церковь наконец освободилась от пагубы Материальных Благ, обратившись помыслами своими к Духовному.

Говорили, что Синтоисты, издревле хоронившие сломанные Швейные Иглы на особых японских Кладбищах, почти не удивились произошедшему, и что япония процветает, как и раньше, и японские Товары готовятся дать бой китайским.

Говорили, что Самолёты и Ракеты вместе отправились на Луну и основали там первую Вещевую колонию.

Говорили, что после Дня, когда Вещи пришли в Себя, на Земле восторжествовал Гринпис, а распятое окаянным материализмом Человечество воскресло и вернулось в лоно Матери-Природы.

Доктор Никопенсиус не мог проверить истинность всех новостей, которые сообщали ему (мне, Отшельнику) Люди. В том числе поэтому он мечтал о возвращении в Город.

Дело в том, что я много размышлял о Вещах. Один Врач давным-давно сказал мне, что всё происходит по какой-то Причине. Ничто не случается просто так. Значит, думал Доктор Никопенсиус, если Вещи пришли в Себя, это произошло не просто так. Значит, был в этом некий Смысл. Иначе всё напрасно.

Но когда я начинал думать о Смысле, мне постоянно вспоминалось одно и то же: умирающий том Приложения и гибнущие под дождём Бумажные Салфетки. Отчего Доктор Никопенсиус завыл, словно грустный Пёс, когда Вещи умирали? Может быть, стоило не убегать вместе с Танцовщиками в Лес, а остаться в Городе и помогать новорождённым Вещам освоиться с окружающим Миром?

Вот почему Доктор решил отправиться в путешествие. И Доктор Никопенсиус вернулся в Город, и Город встретил Доктора тишиной. Родная Улица была пуста и безвидна.

Но я знал, что Вещи наблюдают за Доктором, затаившись на Чердаках и в Подвалах, и в обветшавших Домах, и в запущенных Парках. Я слышал скрипы, дребезжание и звяканье. Я ощущал страх Вещей, их любопытство, их надежду.

На капитолийском Шоссе меня ждали трое: посреди Дороги стоял Велосипед с погнутым передним Колесом, над ним парил пожелтевший Еженедельник «Орегонец», а чуть поодаль переминалась с ноги на ногу угрюмая плюшевая Кукла, изображавшая Зверя породы Белка в ненатуральную величину.

Доктор Никопенсиус подошел к Вещам и подумал: здравствуйте, Вещи.

Ты Отшельник, подумал Велосипед, приветственно загудев.

Мы ждали тебя, подумал Белка, махнув лапой.

А Еженедельник, примостившись на моём плече, подумал, что пора идти к Священнику.

И святой Никопенсиус двинулся по капитолийскому Шоссе вместе с Вещами, которых я по-прежнему немного опасался. Они (мы) шли долго и пришли в вашингтон-Парк. Я выбрал лужайку помягче, лёг на Траву и стал ждать, когда придёт Священник. Доктор Никопенсиус всегда верил Врачам и Священникам. Они никогда меня не обманывали.