Анника, стараясь не обращать на него внимания, убрала щетку и принялась искать, из чего бы сделать постель для Бейби-Баттонз. Когда, наконец, постель была готова, у нее не осталось больше сил выдерживать его пристальный взгляд, следовавший, казалось, за каждым ее движением.

– Ты так и собираешься сидеть здесь и сверлить меня глазами, словно я вызываю у тебя жгучую ненависть?

– С чего ты это взяла? Я, кажется, никому не мешаю. Сижу здесь себе тихо и пью кофе. Или мои привычки тоже относятся к тому, что тебе хотелось бы во мне изменить?

Анника шагнула к столу и, выдвинув с грохотом стул, села напротив Бака.

– Прости, – сказала она, глядя ему в глаза. – Я искренне прошу у тебя прощения. Забудь все, что я говорила о твоем переселении в город, ладно?

– Означают ли твои слова, что ты хочешь остаться здесь?

На глаза у нее навернулись слезы. Почему все происходит так быстро? Ей хотелось сказать ему «да», но как сможет она жить без городского шума и суеты, без своей семьи? Как сможет выдержать жизнь в этой глухомани, полностью отрезанная от цивилизации?

– Не знаю.

Бак допил кофе и поставил чашку на стол.

– По крайней мере, ты откровенна. Я с самого начала знал, что ты уедешь отсюда, как только перевал очистится от снега.

– Но я не хочу уезжать без тебя. – Она прямо впилась в него глазами, словно вопреки всему надеялась прочесть на его лице то, что дало бы ей хоть какую-то надежду.

– А я не хочу покидать свой дом. Ну и в каком положении мы с тобой оказываемся в результате?

– Думаю, в том же, в каком находились, когда ты снял меня с поезда.

Но она понимала, что это было не так. Они не могли изменить того, что произошло между ними прошлой ночью, и ей никогда не забыть, какой восторг она испытала в его объятиях. Все это казалось таким правильным в тот момент, таким чудесным, что ей была невыносима сама мысль о том, чтобы провести без него всю свою оставшуюся жизнь.

Бак не мог оторвать глаз от ее лица, на котором ясно отражались проносящиеся у нее в голове мысли. Он понимал, что она потерпит поражение в том сражении, какое вела сейчас сама с собой. Что же до него, то он был тверд в своем решении и не изменит его, какую бы боль это ему ни причинило. В его жизни никогда больше не будет женщины, подобной Аннике Сторм – это было бы видно и слепому, – но даже ради того, чтобы остаться с ней, он не станет жить в городе, вызывая насмешки как невежественный мужлан и охотник на бизонов. Он сталкивался с этим все те годы, что отец таскал их всех за собой с места на место, и будь он проклят, если добровольно согласится на такое сейчас, когда у него был выбор.

Если Анника любит его по-настоящему, она останется с ним здесь, приняв таким, каков он есть. Место женщины было рядом с ее мужчиной. Так повелось еще с незапамятных времен. Она, черт побери, вполне может быть счастлива, живя здесь с ним и наезжая в город раз или два в год, чтобы сделать покупки, но он никогда не станет там жить. Никогда.

Не в силах долее смотреть в небесно-голубые глаза, в которых застыло выражение уныния, Бак поднялся. Взгляд Анники последовал за ним к двери. На пороге он обернулся.

– Я с тобой полностью согласен. Ситуация не изменилась и не изменится, если только кто-нибудь из нас не передумает. Но могу сказать тебе прямо сейчас, что это буду не я.

Схватив куртку, он вышел.

Анника уронила голову на руки и разрыдалась.

– Я отморожу себе яйца, – проворчал Дентон Мэттьюз, пробираясь через сугробы к горевшему день и ночь костру, который они разложили чуть ниже того места, где начинались деревья.

– Этот способ делать деньги будет получше всех твоих дурацких авантюр вместе взятых.

Вердж Клемменс выпустил коричневую от табака, тягучую слюну туда, где на снегу уже темнело большое пятно.

– Заткнитесь вы, оба. Я скоро чокнусь, слушая вашу постоянную перебранку.

Клиффу Вайли уже до чертиков надоели эти два вечно ругающихся друг с другом придурка, как и снег, мороз и продуваемая ветром палатка, в которой они жили вот уже почти три недели.

– Сколько нам еще здесь торчать, Клифф, как ты думаешь? А? Сил моих больше нет, – заныл здоровяк Дентон. – Я уже изголодался по приличной еде.

– Надо было привязать тебя к дереву, да и оставить так на всю зиму. Тогда бы ты уж точно не изголодался, – пробормотал сквозь зубы Вердж.

– Я сказал вам, заткнитесь, – с угрозой в голосе произнес Клифф.

– Черт. – Расстроенный Дентон вытащил из кармана кусок вяленого мяса и вонзил в него зубы в явной попытке утешиться.

– Еще пара таких же теплых дней, как сегодня, – продолжал Клифф, – и мы сможем пробраться через перевал.

– Может, начнем рыть проход прямо сейчас? – предложил Вердж.

На лице Дентона появилось испуганное выражение. С набитым ртом он пробормотал что-то вроде:

– Лавина.

Клифф поднял глаза на гору.

– Снег лежит слишком плотно. Ветер припечатал его к горе, превратив в настоящий камень, так что проход мы прорыть не сможем.

– Какой сегодня день? – спросил Дентон, отрывая зубами от мяса здоровенный кусок. – Я совсем сбился со счета.

– Конец марта, – ответил Клифф.

Вердж, которому никогда не изменял оптимизм, вскочил на ноги и, вытянув вперед руку, радостно воскликнул:

– Глядите-ка. Видите вон тот выступ сбоку? Вы помните, чтобы он был там вчера? Я – нет. Бьюсь об заклад, очень скоро мы проснемся утром и, как Моисей по Красному морю, пройдем через этот перевал, отыщем девчонку и заработаем кучу денег, которых нам всем хватит до конца жизни.

– Мы устроим с тобой чудесный пикник, Баттонз, вот увидишь.

Завязав узлом кухонное полотенце, в которое она сложила еду, Анника обвела взглядом комнату, проверяя, не забыли ли они чего.

– Как ты считаешь, нам что-нибудь еще понадобится? – спросила она Бейби, не ожидая, впрочем, ответа. В последнее время она привыкла разговаривать преимущественно с Баттонз, поскольку Бак почти постоянно отсутствовал. После их разговора прошла уже неделя, и все это время он старался держаться от нее как можно дальше.

– Жаль, что я не умею делать koekjes, как моя мама. Это такое печенье. Ты ела когда-нибудь печенье? – Анника посмотрела вниз на Баттонз, которая стояла возле стола и внимательно ее слушала. Она была уже одета и готова тронуться в путь.

– Печенье? – повторила она, не сводя с Анники глаз.

Анника вздохнула. Она все еще пребывала в нерешительности, не зная, как поступить, и мысли ее вновь и вновь обращались к дилемме, перед которой она стояла. Ей хотелось быть с Баком, хотелось дать Бейби-Баттонз все то, что должно быть у каждого ребенка – любовь, хороший дом и другие преимущества, какие были у нее самой, когда она росла. Но она не могла остаться на всю жизнь в этом забытом Богом уголке. Как не могла и забрать с собой Баттонз. Место Бейби было рядом с Баком. Он любил девочку и был для нее единственной семьей, какую та знала. Но, глядя сейчас на Бейби, которая вдруг бросилась в дальний угол за своей жалкой деревянной куклой, она не могла не думать о том, как много сделала бы для ребенка ее собственная семья.

Анника легко могла представить, как отреагируют ее родители, если она явится в Бостон с Бейби и заявит им, что желает удочерить ребенка своего похитителя. Калеб, остающийся в любых обстоятельствах прежде всего юристом, примется задавать ей вопросы и не отстанет от нее до тех пор, пока у него не исчезнут последние сомнения в правильности ее решения, или пока он не убедит ее отказаться от этой мысли. Мама, наоборот, сначала все обдумает, посоветуется с Калебом и только потом сообщит ей свое мнение. Тетя Рут, разумеется, согласится со всем, что она скажет. Однако тут же займется изучением астрологических схем и таблиц, после чего примется советовать, как и когда ей следует приступить к осуществлению своих планов.

– Мы идем? – Бейби дернула Аннику за пальто.