Какое-то движение в густом осиннике за ручьем привлекло его внимание. Он медленно, тихо положил ловушку на землю и снял с плеча ружье, заметив лося, который застыл, навострив уши и поводя носом, футах в пятидесяти от него. Если ему удастся подстрелить это большое животное, мяса хватит на несколько недель.
Подняв ружье, он тщательно прицелился, зная, что из-за скученно растущих деревьев и кустарника ему не удастся сделать больше одного выстрела. Убить лося с первого выстрела можно, только попав ему в позвоночник в месте соединения шеи с плечом или же в изгиб за плечом.
Бак спустил курок, и в воздухе прогремел выстрел. Животное упало на землю.
Он снова перекинул ружье через плечо и зашагал через ручей к мертвому лосю. Это было одно из самых крупных животных, которые ему доводилось видеть. Он прикинул, что для разделки потребуется несколько часов и получится более четырехсот фунтов мяса.
Он поставил на землю вьючную суму, довольный, что прихватил ее – она понадобится, чтобы донести мясо до мула, которого он оставил сзади. Затем отвязал висевший на поясе топор, положил его на землю рядом с лосем и достал нож.
Взглянув на небо, он с радостью отметил, что солнце ярко сияет над горными пиками, окаймлявшими долину с востока. Небо было чистым и голубым, как – с раздражением заметил он – глаза Анники. Он приступил к разделке туши, надеясь, что Аннике удастся справиться с Бейби. Правда, удовольствия ей это не доставит. Она ворчала всякий раз, когда ей приходилось оставаться с ребенком, но он не мог не заметить, что обращалась она с девочкой всегда нежно.
Работая со всей возможной скоростью, Бак разрезал живот и начал отделять рубец и другие внутренности от спинного хребта. Бросив дымящиеся потроха на снег, он вынул сердце, которое всего минуту назад было живым и билось, и замер, подумав о том, как хрупка жизнь и как легко отнять ее у живого существа. Словно подстегнутый этой мыслью, он начал работать быстрее, не желая, чтобы Анника и Бейби оставались одни дольше, чем необходимо.
– А затем Тонви, считавший, что орлы Должны быть свободными, как люди, накрасил им кончики крыльев ярко-красной краской и отнес их на вершину горы. Там он попрощался с ними, и они расправили крылья и улетели. Вот почему у некоторых орлов кончики крыльев до сих пор красные.
Анника откинула со лба Бейби прядь кудрявых волос и накрыла ее одеялом из волчьей шкуры. Девочка уснула задолго до того, как Анника закончила свое повествование. Эта легенда индейцев сиу напомнила Аннике отца и дом, и, скучая по ним, она досказала ее до конца самой себе.
Она встала с удобной кровати и, пройдя через комнату, взяла свою накидку. Набросив ее на плечи, она вышла за дверь и спрятала руки в складках роскошного атласа. Пересекла двор, ступая по снегу, который, благодаря тому что в последние несколько дней по нему постоянно ходили, был хорошо утрамбован.
Пройдя несколько ярдов до того места, где начинался подъем, она остановилась и стала всматриваться в долину. Она видела серебристо-голубую ленту неглубокого потока, извивавшегося как змея. Осины с облетевшей листвой стояли как скелеты по низу горного склона, выше толпились темные сосны с пышными кронами. Вокруг царила тишина, какой никогда не бывает в городе. Анника прислушалась. Ветер шептал что-то в верхушках деревьев, то тут то там снег падал с перегруженных веток в сугробы внизу. Анника шагнула вперед и услышала скрип снега под ногами. Она не видела никаких признаков лесной жизни, не видела и ничего, что отдаленно напоминало бы фигуру Бака Скотта.
Он ушел утром, а сейчас солнце вот-вот должно было скрыться за горами на западе, и Анника начала опасаться, что случилось самое худшее.
– Черт его побери, – вслух проговорила она, вспомнив множество опасностей, которые, по утверждению Бака, поджидали его в горах. Однако тут же раскаялась и принялась молиться, чтобы ничего не случилось.
Утром все шло как обычно, но сейчас Анника попыталась вспомнить, не говорил ли ей Бак, что будет отсутствовать весь день. У них сложился определенный распорядок дня, и оба старались не мешать друг другу, насколько позволяла тесная комната. Каждое утро он уходил, давая ей возможность вымыться, а потом в знак благодарности Анника купала Бейби. Утренний ритуал был настоящей благодатью, хотя она и ходила в одной и той же одежде все эти дни, по крайней мере тело было чистым.
Бак обычно проявлял благородство и отсутствовал час-другой, а потом они проводили день, соблюдая условия установившегося между ними перемирия. Бак взял на себя обязанность учить ее всему тому, что помогло бы ей в случае необходимости продержаться одной до весны, а она взяла в привычку вести себя так, будто ей это все было совсем ни к чему.
До сегодняшнего дня она всерьез не верила, что что-то может случиться с таким здоровым, упрямым и полным жизни мужчиной, как Бак Скотт. Но сейчас, глядя в долину и пытаясь обнаружить хоть какие-то признаки присутствия Бака, она почувствовала, что ее бросило в дрожь, и причиной тому было беспокойство, а не сухой ледяной ветер, раздувавший полы ее накидки.
Она напряженно вслушивалась, надеясь услышать какой-нибудь звук, который подсказал бы ей, в какой стороне находится Бак, но слышала только шепот ветра да журчание ручья, весело бегущего по своему каменистому руслу. Скоро совсем стемнеет, а она будет одна с ребенком. Она не предвидела такого оборота, а теперь было уже слишком поздно самой отправляться на поиски Бака. Там, где она стояла, на снегу еще ясно виднелись следы его лошади, но она могла лишь догадываться, вели ли они в долину или сворачивали в горы. И конечно же она не могла отправиться в это опасное и, скорее всего, безнадежное путешествие, таща за собой по холоду Бейби.
Глубоко вдохнув чистый горный воздух, Анника повернулась спиной к долине. В хижине воздух был теплым, даже душным, ей не очень хотелось туда возвращаться, но она уже начала замерзать. Осторожно пробираясь через скользкий двор, Анника говорила себе, что ведет себя глупо, что опыт Бака, его инстинкт выживания не подведут и он вернется домой целым и невредимым.
Неделю назад она бы назвала сумасшедшим того, кто сказал бы, что она будет молиться о том, чтобы снова увидеть Бака Скотта. Однако сейчас ее единственным желанием было увидеть, как Бак едет по склону, сидя прямо в седле, ведя в поводу своего вьючного мула.
А когда он вернется, она без обиняков скажет ему все, что она о нем думает.
До хижины Бак добрался спустя примерно час после захода солнца. Он не гнал лошадь, позволив ей самой выбирать дорогу. Сквозь ставни, закрывавшие окна хижины, просачивался свет и точками плясал на снегу. С приближением Бака к дому точки превращались в светлые ленты.
Бак думал, бодрствует ли еще Анника или заснула, не погасив лампы. Он надеялся, что она уже легла. Он старался делать вид, что ее присутствие ему безразлично, но это становилось все труднее. Ночь привносила в обстановку определенную интимность: готовясь ко сну, Анника расплетала свою длинную косу и расчесывала золотистые волосы, пока они не начинали блестеть как льющийся струей мед. Ночью она становилась более уязвимой, вздрагивала каждый раз, когда раздавался вой волков или койотов, и бросала взгляды на дверь. И внимательно наблюдала за ним.
Последние несколько дней, когда она начинала стелить свои одеяла, у него появлялось искушение предложить ей поменяться местами так, чтобы ей было удобнее. Все равно он с трудом засыпал, когда она была так близко, особенно когда она сидела у огня, склонившись над книгой или делая записи в своем дневнике, и ее тень падала на стену. Когда же она засыпала, ее легкое дыхание словно усиливалось в тишине дома и он считал каждый вздох, представляя, что бы он чувствовал, если бы это дыхание щекотало ему ухо. Именно в эти часы он лежал, пытаясь побороть быстро нараставшую эрекцию и выбросить из головы непозволительные мысли.
Ночь была безлунной, но он ехал не останавливаясь, зная, что лошадь сама найдет дорогу домой даже в темноте. И лошадь, и мул были нагружены мясом лося, а к мулу поверх остальной поклажи он даже привязал рога. Впереди его еще ждали дела – предстояло перенести мясо в коптильню и развесить его там. А затем разгрузить все остальные вещи и покормить усталых животных. На это уйдет по меньшей мере полчаса.
