У человека около 5 литров крови, когда он ранен – она вытекает, одежда и руки, которыми он зажимает рану, окрашиваются кровью. У Хартманна крови не было и все поверили, что он ранен?!

Чему поверил доктор, не видя ни крови, ни гематом? Или этот доктор за 2 года войны симулянтов не видел и поверил в какое-то необычное ранение? Хартманн кричал от боли, а доктор ему даже морфия не впрыснул?

Короче, вся эта байка с ранением и с тем, что в неё поверили, шита белыми нитками.

Но остаётся факт – солдаты, видя, что перед ними крепкий мускулистый мужик, не приняли никаких мер безопасности – не связали его. Да, он стонал и делал вид, что не держится на ногах. Но ведь без крови и следов контузии это должно было вызвать ещё большее подозрение, тем более у «азиатов». Да они бы его связали по рукам и ногам и ещё бы для верности стукнули прикладом по «тыкве». А вместо этого солдат оставался в кузове с Хартманном один на один. При езде в пустом кузове по просёлкам ничего, в том числе и винтовку, держать в руках невозможно – ими нужно держаться за борта, чтобы тебя не бросало по кузову. Почему этот солдат и без оружия не боялся, что Хартманн на него нападёт?

Не боятся только тогда, когда чувствуют своё огромное преимущество, но физического преимущества не было, а криками о боли «азиатов» (и именно их), повторяю, не обмануть. Остаётся одно – солдаты Хартманна презирали до такой степени, что потеряли осторожность и перестали бояться.

Все сомнения сводятся к одному вопросу – что Хартманн сделал такого, что вызвал презрение, превысившее чувство самосохранения? Валялся в ногах, плакал, унижался, кричал: «Гитлер капут, камрады»? Наверное, но вряд ли бы «азиаты» слишком поверили и этому.

Версию о том, что произошло, мне подсказал следующий факт. Во всей биографии Хартманна, он ни разу не затрагивает тему запаха, хотя был он в разных местах и в разных обстоятельствах. А в эпизоде своего плена он дважды вспоминает (спустя десятилетия) о запахах. Причём, если в первом случае, допустим, он просто хотел оскорбить солдат, то почему он держит в памяти, что от врача пахло не карболкой, а одеколоном?

Не знаю, прав ли я, но думаю, Хартманну вбились в голову запахи оттого, что на протяжении всего этого события его преследовал какой-то запах, о котором он и говорить не может, и забыть его не в состоянии. Не имея возможности говорить об этом запахе, он говорит о других.

Давайте сведём вместе такие обстоятельства:

– врач не оказывает никакой помощи ценному «языку», офицеру;

– солдаты таскают его на брезенте, вместо того, чтобы, подхватив под промежность, вбросить в кузов;

– его преследовал какой-то запах;

– о себе сказал, что его грузили «как кучу мокрого белья», хотя бельё никогда на брезенте не носят, откуда эта ассоциация – «мокрого»?

– солдаты презирали его до потери чувства осторожности;

– он описывает всех как очень ласковых к нему – заклятому врагу – способ убедить всех в том, что к нему не было презрения;

– он зачем-то счёл нужным вспомнить, что не завтракал.

Достаточно много вопросов, чтобы не попытаться объединить их одним ответом.

Он такой. Когда Хартманн, неожиданно для себя увидел, что из грузовика выходят советские солдаты, то от страха укакался. Думаю, что во фронтовых условиях это не столь уж редкое явление, хотя оно и не сильно украшает белокурого рыцаря Рейха. Во всяком случае, надо признать, что и эта тевтонская хитрость ему удалась. Счастливчик!

Точно также пропаганда извращает итоги боёв в Корее в 1951—1953 гг., где наши лётчики напрямую встретились в бою с самыми «цивилизованными» лётчиками самой «цивилизованной» страны.

Сегодня без тени смущения американцы пишут («Энциклопедия авиации», Нью-Йорк, 1977 г.) что их лётчиками во время войны в Корее было сбито 2300 «коммунистических» самолёта, а потери американцев и их союзников составили всего 114 самолётов. Соотношение 20:1. Наши «демократы» этот бред радостно повторяют – разве могут «цивилизованные» американцы врать? (Хотя остальным пора бы уже привыкнуть к мысли, что если «цивилизованные» что и могут хорошо, так это врать).

Но врать нужно всем одновременно, а это технически невозможно. И поэтому когда своими успехами начинают хвастаться другие службы США, то правда время от времени появляется в документах самих американцев. Так служба спасения 5-й американской воздушной армии, воевавшей в Корее, сообщает, что ей с территории Северной Кореи удалось выхватить более 1000 человек лётного состава американских ВВС. А ведь это только тех, кто не погиб в воздушном бою и кого не успели пленить северные корейцы, которые, кстати, захватывали в плен не только лётчиков, но и группы самих спасателей, вместе с их вертолётами. Это что, со 114 самолётов столько лётного состава нападало?

С другой стороны, убыль самолётов за Корейскую войну составила у американцев 4000 единиц, по их же данным 50-х годов. Куда они делись?

Наши лётчики летали в узкой полоске Северной Кореи, ограниченной морем, и им засчитывали только те сбитые самолёты, которые падали на эту полоску. Упавшие в море и даже подтверждённые самими американцами – не засчитывались.

Вот пример из сборника «Воздушная война в Корее», Полиграф, Воронеж, 1997 г.:

«… К охраняемому объекту 913-й ИАП подошёл, когда бой был уже в разгаре. Федорец услышал по радио призыв: «Помогите, меня подбили… помогите!» Окинув пространство взглядом, Семён Алексеевич увидел дымящийся «МиГ», которого преследовал, не переставая бить по нему в упор, «Сейбр». Федорец развернул свой истребитель и пошёл в атаку на увлечённого охотой противника. С дистанции 300—100 м советский лётчик ударил по американцу, и тот вошёл в своё последнее пике.

Однако, придя на выручку попавшему в беду коллеге, Федорец оторвался от ведомого и ведомой пары и потерял их из вида. Одинокий «МиГ» – заманчивая цель. Этим не преминули воспользоваться американцы.

Четвёрка «Сейбров», ведомая капитаном Макконнеллом, тут же атаковала самолёт Федорца.

Семён Алексеевич только оторвался от прицела, сбив назойливого «Сейбра», как по кабине хлестанула очередь. Вдребезги разлетелось остекление фонаря и приборная доска, однако сам самолёт остался послушен рулям. Да, это был удар аса! Так обычно повергал противника капитан Макконнелл, но и мастерство советского лётчика было не хуже. Он тут же среагировал на удар и резко бросил самолёт вправо на атакующего «Сейбра». F-86 Макконнелла проскочил «МиГ» и оказался впереди и слева. Американский ас, по-видимому, несколько успокоился, наблюдая, как задёргался советский истребитель. Это была нормальная реакция «обезглавленного» (т. е. с убитым лётчиком) самолёта. Когда же МиГ-15, находясь сзади, стал выворачивать в сторону «Сейбра», Макконнелл удивился, стал выпускать закрылки и щитки, гася скорость и пытаясь пропустить противника вперёд. Но было уже поздно – Федорец навскидку ударил (а удар у МиГ-15 хороший!) по американцу. Очередь пришлась по правой консоли, ближе к фюзеляжу, вырвав из крыла кусок в добрый квадратный метр! «Сейбр» кувырнулся вправо и пошёл к земле. Опытному Макконнеллу удалось-таки дотянуть до залива и там катапультироваться.

А на подбитый «МиГ» тут же накинулись оставшиеся F-86. В результате этой атаки были перебиты тяги управления и советскому лётчику пришлось катапультироваться.

Так закончился этот драматический поединок двух асов в небе Кореи.

Это была 5-я и 6-я победы Федорца, а у капитана Макконнелла – 8-я. Правда, из-за того, что самолёт американского аса упал в море, а плёнка фотоконтроля сгорела вместе с МиГом, победу Семёну Алексеевичу не зачли, как подтверждённую.

Вот обратите внимание, американскому асу зачли как сбитый самолёт Федорца, хоть он его и не сбил, сбили ведь другие – им наверное тоже записали по самолёту. А Федорцу не зачли и то, что сбил, – обломки утонули.

Тем не менее даже при таком скупом счёте итоги таковы.