Боргезе, благодаря своим независимым и индивидуальным действиям, стал подозрительным субъектом в глазах всех, и на этот раз немецкое командование потребовало от Муссолини, чтобы тот заставил своего «последнего кондотьера» ясно определить позицию и объяснить смысл своих действий. Но они слишком многого от него хотели. Дуче, конечно, и из тактических соображений, но в основном из-за атмосферы интриг и неразберихи, царившей в его окружении, никак не реагировал. Он чувствовал себя бессильным.

Генерал Вольф пожаловался на такое положение в письме Мартину Борману. 1 октября пришел ответ от Гиммлера:

Таким образом, не было принято никаких конкретных решений, и Боргезе, прекрасно осведомленный о намерениях и действиях как одних, так и других, продолжал свою войну «во имя чести и знамени».

«Ничто более не имело для меня значения в тот момент, — вспоминал он. — Фашисты-республиканцы, немцы, и т. п. — все равно. Их переживания меня мало занимали. Волею случая оказавшиеся в одной лодке, мы сражались рядом, каждый своим оружием, соответственно своему темпераменту и своим методам».

События быстро развивались. 1 января 1945 года в Милане партизаны внезапно появились в кинотеатрах перед 19-часовым сеансом. Сеансы должны были начинаться в это время, чтобы закончиться до начала комендантского часа. Перед удивленной публикой на сцену вышли вооруженные люди в масках и призвали к сопротивлению. Надежда поменяла лагерь. На всех фронтах, в Венеции и в Альпах, батальоны «Черного принца» продолжали свою охоту за партизанами с отчаянной энергией, которая превращала самую мелкую стычку в смертельную схватку.

29 февраля, на следующий день после седьмой годовщины смерти поэта

Габриэля Д'Анунцио, партизаны появились на берегах Гардского озера, а немцы, все еще ничего не понимавшие, продолжали досаждать Муссолини, через своего посла Рана, этим «случаем Боргезе».

«Когда я намекнул, — писал Ран, — на двусмысленное положение Децима МАС, дуче ответил мне, что он уже обсуждал со мной эту проблему и что он внимательно следит за развитием событий в этой воинской части с некоторым беспокойством, но он, с другой стороны, не нашел никаких определенных доказательств нелояльности принца Боргезе к фашизму и республиканскому режиму. А на мое замечание, что Боргезе не подчиняется приказам маршала Грациани, Муссолини ответил: «Оставьте итальянцам решать свои внутренние итальянские проблемы».

Муссолини, очевидно, решил дистанцироваться от немцев, и Боргезе, опиравшийся на свою десятитысячную дивизию, был ему полезен, тем более что «Черный принц» наконец согласился выполнять приказы министра обороны маршала Грациани.

21 февраля Муссолини смещает Буффарини, слишком благоволившего к немцам. Он знал, от своего посла в Берлине Анфузо, что Риббентроп, Гиммлер, Кальтенбрунер, каждый со своей стороны, ищут контакты с союзниками. Их представители в Италии, соответственно Ран, Вольф и Долман, проявляли очевидную активность в этом направлении. Поэтому Муссолини решил вести свою собственную игру в сепаратных мирных переговорах и, чтобы заслужить уступки, организовать, по предложению маршала Грациани, героическое сопротивление из последних своих сторонников в Вальтелине.

Грациани и Боргезе — который, по единодушному мнению, оставался единственным настоящим военным руководителем в Республике — было поручено организовать отход в Вальтелин, где Социальная республика должна была пережить свой звездный час.

Едва только план был разработан, как в середине марта Боргезе пришлось отправиться в Венецию, где югославские партизаны Тито угрожали Триесту и Удине. Но под их всевозраставшим давлением его батальоны и немецкие части были вынуждены шаг за шагом отходить. В этот момент и произошло самое серьезное его столкновение с немцами, которое поставило его против них.

Немецкие войска получили приказ своего генерального штаба по мере отступления разрушать итальянские промышленные предприятия, чтобы не оставлять их нетронутыми союзникам. Боргезе не только отказался участвовать в проведении этой тактики выжженной земли, но и стал активно противодействовать ей. С оружием в руках он не позволял своим еще недавним союзникам взрывать итальянские заводы.

«Я всегда дрался за Италию и во-первых за Италию. Я хотел только, чтобы все проявляли уважение к нашему национальному достоинству. Война проиграна, но Италия и итальянцы переживут это поражение и заводы будут им необходимы. Мы должны были их сохранить, даже ценой собственной жизни».

Он отдает приказ всем своим подразделениям не допускать разрушения предприятий. В Вальдано, в школе по подготовке боевых пловцов, лейтенант Луиджи Ферраро действовал так же решительно, как его командир. Он выступил против немецких войск, чтобы защитить от них заводы, и против партизан, чтобы заставить их пропустить отступавших немцев и таким образом, как он говорил, «достойно закончить эту ставшую уже бессмысленной войну».

16 апреля Муссолини в последний раз собирает свой совет министров в Гарниано. 18-го он отправляется в Милан. Через два дня он в последний раз принимает немецкого посла Рана.

Валерио Боргезе приезжает в Милан для встречи с Грациани. Фронт повсюду трещит. 21 апреля передовые части союзников вышли на реку По и захватили плацдармы. Две бригады дивизии «Сан-Марко» еще ведут бои. В Генуе 23 апреля начинается антифашистское восстание и на этом заканчивается морская война на Средиземном море.

Для фашистов наступил момент, когда нельзя было терять ни минуты. Муссолини, при посредничестве миланского предпринимателя Челлы, вступает в контакт с Фронтом национального освобождения. Встреча назначается на вторую половину дня 25 апреля.

Дуче прибыл на место в 5 часов. Архиепископ Миланский кардинал Шустер принимает его в своей резиденции. Через час представитель партизан генерал Кардона в сопровождении своих товарищей также появляется в зале собрания. Дуче поднимается и протягивает руку для рукопожатия, затем все занимают свои места за овальным столом.

— Итак, — начал Муссолини, — какие будут ваши предложения?

— У нас единственное условие, — ответил Кардона, — безоговорочная капитуляция.

— Это не могло быть целью нашей встречи, — возразил дуче. — Я считал, что мы соберемся здесь для того, чтобы обсудить условия. Я здесь для того, чтобы обсудить судьбу моих людей, их семей и солдат фашистской милиции…

Один из помощников Кардоны, Ломбарди, прервал Муссолини:

— Это все детали, и мы можем их урегулировать отдельно.

— Хорошо, — сказал Муссолини, — тогда будем разговаривать. Начались переговоры, и представители Комитета национального освобождения (КНО) согласились, что с солдатами фашистских частей надо обращаться в соответствии с Женевской конвенцией о военнопленных. Разногласия появились, когда речь зашла о военных преступниках.

В этот момент в зал входит маршал Грациани, чтобы сообщить, что республиканская армия, которую он представлял на переговорах вместе с Валерио Боргезе, останется солидарна с немецкими войсками.

Кардинал Шустер замечает, что капитуляция немецкой армии неизбежна.

После такого поворота событий Муссолини, посчитавший себя преданным, поднялся из-за стола и отправился из резиденции архиепископа в префектуру. Перед уходом он пообещал Кардоне через час дать ответ.

Дуче не ответил КНО в оговоренный срок. Он приказывает своим сторонникам уехать с ним. Уже подготовлены десять автомобилей. Направление: Коме. Время: 20 часов 25 апреля 1945 года.

Боргезе, не принимавший участия в переговорах, ожидал маршала Грациани в префектуре.

— Мы уезжаем. Вы с нами? — спросил его Грациани.

Боргезе отказывается. Накануне его казармы в пригороде Милана подверглись нападению партизан. Ожидались новые атаки, и «Черный принц» считал себя обязанным, как всегда, быть рядом со своими людьми.