«Там ведь родной брат!» — хотел было сказать подполковник, но сдержался.

— Да ничего, я как-нибудь устроилась бы. — Джейн взяла чек, внимательно прочла и, довольная, прижалась к щеке матери.

Наконец наступила минута прощания. Кэтрин обняла дочь, всхлипнула. Джейн наклонилась к ней как-то боком, словно хотела боднуть головой, и казалось, что она прячет слезы, но Коваль был уверен, что глаза у Джейн сейчас сухие и колючие.

— Я тоже вскоре приеду. Возможно, через неделю. Во всяком случае успею к помолвке… Правда, Дмитрий Иванович? — Миссис Томсон, вытирая платочком глаза, с надеждой взглянула на Коваля. — Обо всем распорядись сама. По-хозяйски! Ты все взяла?..

Зазвонил телефон. Коваль снял трубку.

— Да. Я слушаю. Ждите у подъезда… Моя машина приехала, — объяснил женщинам, отойдя от телефонного столика. — У нас обычай — молча посидеть перед дорогой. Спокойно подумать, не забыли ли что-нибудь. Верно, Катерина Григорьевна? Припоминаете?

Миссис Томсон кивнула. Села рядом с дочерью на диване. Коваль опустился в кресло.

Через несколько секунд Джейн вскочила.

Подполковник не спешил подниматься. Он словно чего-то еще ожидал, еще одного эпизода драмы, ожидал внешне спокойно, только напряженный взгляд говорил, что он волнуется.

Капкан на зверя поставлен, зверь подошел к нему и должен был сейчас всунуть лапу. Но и при самой твердой уверенности в душе остается место для червячка сомнения.

— У вас, кажется, существует еще один обычай: рюмка на посошок, — сказала Джейн.

— О, вы уже успели изучить наши привычки? — изобразил на лице удивление Коваль.

Увидев, как зверь сам лезет в капкан, он потерял последнюю надежду на то, что ошибся в своей сыщицкой догадке.

— У нас тоже есть нечто похожее, — сказала Джейн спокойно.

Однако это было наигранное спокойствие — в глубине души Джейн все же нервничала, и это чувствовалось в поспешных, резких движениях, словно она стремилась побыстрее покончить с делом, которое ее ожидало.

— А время? — произнесла миссис Томсон, взглянув на миниатюрные часики-кулон.

— Мы по-быстрому. У нас есть бутылка шампанского, которое ты так любишь, мама. А вы с нами не откажетесь? — спросила Джейн Коваля. — За мои счастливые взлет и посадку. Или это вам не разрешается по службе?

— Вообще-то не разрешается. Но ради компании, ради вас, Джейн, нарушим правило. С большим удовольствием. — Коваль вздохнул: все шло, как и предвидел, и от этого на душе было не радостно, а, наоборот, грустно и тяжко.

Джейн, поставив шампанское на стол, направилась к буфету за фужерами. Миссис Томсон хотела помочь, но она замахала руками:

— Я сама, ты посиди… В последний раз угощу.

Взяла три фужера, расставила их на круглом столике и попросила Коваля откупорить бутылку.

Когда пробка с громким хлопком вылетела и шампанское, шипя, начало выбегать из бутылки, Джейн схватила фужеры:

— Наливайте!

— Нет, нет, — запротестовал Коваль. — Мое дело — откупорить, а угощать — ваше. Не имею права лишить вас удовольствия «в последний раз», как вы сказали, угостить маму.

Джейн молча взяла из его рук бутылку и начала разливать вино по фужерам.

Коваль следил за ней краем глаза — так смотрят на синичку, которая в холодную зимнюю пору села на открытую форточку, боясь испугать ее и в то же время стараясь не потерять из вида. На какой-то миг Джейн закрыла собой стол и сразу же отошла в сторону.

Все взяли фужеры. Кэтрин уже раскрыла рот, чтобы произнести достойный случаю тост, но Коваль вдруг приказал ей:

— Миссис Томсон, поставьте свой фужер!

Удивленная женщина послушалась.

— Что же это вы, Джейн, подсунули матери самый плохой фужер, с щербинкой? Смотрите, у нас с вами целые, а у матери — надколотый. Хорошо же вы ее угощаете в последний раз! Поменяйтесь…

— Боже мой, какая разница! — махнула рукой Кэтрин.

— Тогда попросим новый бокал у дежурной. Это плохая примета — пить из щербатой посуды.

Миссис Томсон не успела возразить Ковалю, как он сделал два быстрых шага к двери, возле которой на стене были размещены кнопки.

Джейн, ища глазами, куда бы вылить вино, взяла со стола фужер матери. Коваль, все время следивший за ней, бросился назад и успел схватить ее за руку.

— Поставьте фужер!

Джейн старалась вырвать свою руку:

— Кто дал вам право?!

Шампанское выплескивалось на пол. Кэтрин, ничего не понимая, испуганно наблюдала эту сцену.

Дверь отворилась, в номер без стука вошли лейтенант Струць в милицейской форме, дежурная по этажу и еще какая-то женщина.

Джейн совсем обезумела, в глазах ее было что-то жестокое, дикарское. Подполковник свободной рукой отобрал у нее фужер с остатками шампанского.

— Товарищи, — обратился он к Струцю и понятым, — в этом фужере, который подала миссис Томсон ее названая дочь Джейн Томсон, вместе с шампанским содержится отрава. Сейчас мы отправим вино на экспертизу, а вы, лейтенант Струць, тем временем составьте протокол… Первая попытка отравить миссис Томсон на даче, — добавил Коваль, — не удалась — умер Залищук, по жадности выпивший чужое вино… Миссис Томсон не мать Джейн. Джейн это знала и таила в себе, хотя Катерина Григорьевна, то есть Кэтрин Томсон, воспитывала ее и любила как родную… — Коваль перевел дыхание. — Она, — кивнул на Джейн, забившуюся в угол дивана и смотревшую оттуда глазами затравленного зверя, — не могла уехать, не попытавшись еще раз осуществить свой замысел… К счастью, мы вовремя об этом догадались… Отведите, Виктор Кириллович, ее в мою машину… Я обещал Джейн отвезти ее… Отрава действует медленно, и преступница успела бы вылететь домой. А с Англией конвенции о выдаче уголовных преступников у нас нет, — закончил Коваль. — Итак, расследовать ее преступление будем здесь.

— Нет, нет! — отчаянно закричала Джейн. — Я бросила только сердечную таблетку!.. Мама очень волновалась, и я… я…

Миссис Кэтрин упала в кресло, потеряв сознание.

Коваль бросился к телефону, чтобы вызвать «скорую помощь»…

Вскоре Дмитрий Иванович разговаривал с Джейн Томсон в своем кабинете в министерстве.

Через несколько часов подполковник должен был встретиться с новым следователем прокуратуры и доложить ему все детали дела. Тищенко освободили от дальнейшего расследования отравления Залищука Бориса Сергеевича и поручили закончить эту работу следователю по особо важным делам прокуратуры республики Спиваку. Так было решено не только из-за неспособности Тищенко разобраться в преступлении и довести дело до логического конца, а еще и потому, что это дело приобрело большое значение.

Дмитрий Иванович знал, что согласно закону его функции — оперативного работника и дознавателя — заканчиваются. Отныне он полностью передает все материалы следователю, а сам займется какими-то другими правонарушителями. Но он не мог не увидеться еще раз с Джейн, не поговорить с ней с глазу на глаз до того, как Спивак возьмет следствие в свои руки.

Синичка, которая неосторожно влетела с мороза в теплый дом и села на форточку, запуталась в сетях, наброшенных им: в аналитической лаборатории эксперты-химики уже получили данные о наличии ядовитого гликозида брионина вместе со смертельной дозой наперстянки в том фужере вина, который Джейн поднесла миссис Томсон, и в изъятых во время обыска сердечных таблетках. Но в ушах подполковника еще стоял отчаянный писк синички; рука, которая держала ее, еще помнила трепещущие крылышки и чувствовала остренькие, хотя и слабые коготки. Все это почему-то тревожило душу, и Коваль хотел лишний раз увериться в своей правоте.

Перед Дмитрием Ивановичем теперь сидела в кабинете не энергичная, самоуверенная девушка, хорошо умевшая скрывать возраст, а осунувшаяся женщина старше своих лет. Джейн словно вся съежилась, сгорбилась, глаза потускнели, на щеках пятнами горел нездоровый румянец. Что-то новое, резкое появилось в ее жестах и взгляде за последний час. Она словно не замечала Коваля и, нахохлившись, отвернулась к окну.