— Не могу смириться с тем, что сестра опустилась, — горячо говорила миссис Томсон. — Жизнь, конечно, не баловала их, и была у них общая обида на несложившуюся судьбу, у каждого — свою… И эта общая обида равняла их и притягивала. Они дорожили таким отношением, укрывались от нелегких жизненных проблем в одну скорлупу. Они жаловались на своих недругов, и враги одного становились врагами другого. Понимали и сочувствовали друг другу, как никто… Быт у них был, как вы могли видеть, не самый лучший. Из рассказа Таисии и собственных немногих наблюдений я поняла, что она заботилась о своем Борисе, как о малом ребенке, и он принимал это за должное. Целыми днями от нечего делать перебирали свои воспоминания, которые становились особенно яркими после выпитого вина. Они никому не мешали, и им никто не мешал. Жили тихо, и, возможно, в глубине души у каждого теплилась надежда на чудо, которое возвратит Таисию на сцену и Борису Сергеевичу поднесет какой-нибудь подарок…
У Коваля вскинулись брови: «никому не мешали?!» Хотя откуда миссис Томсон могла знать о неспокойной душе Бориса Залищука, о его борьбе за справедливость: такую, какой, по его мнению, она должна быть; о его колючем, нетерпимом характере, благодаря которому Залищук «заливал сало за шкуру» соседям по даче, и больше всех — Крапивцеву.
— Да, да, надежда всегда живет в человеке, — повторила миссис Томсон, не поняв иронии на лице Коваля. — Другое дело, что они лишь мечтали о подарке судьбы. В глубине же своей души каждый из них понимал, что Таисия уже никогда не выйдет на сцену, а Борис Сергеевич, отвыкший от служебных обязанностей, никогда не пойдет ни на какую работу. А тут появилась я, потом Джейн, словно инопланетяне, которые нарушили мир и спокойствие в их земном доме… И пошли круги… Так бывает, когда в тихую заводь падает камень… Мне кажется, что Бориса Сергеевича мое появление не обрадовало, и поэтому он сразу невзлюбил меня.
Отдавая должное ее проницательности — миссис Томсон более или менее правильно охарактеризовала Залищуков, — Коваль все же ждал конкретного рассказа о вечере второго августа. Заметив его недовольство, она поспешила продолжить:
— Потом неожиданно появилась Джейн. Я удивилась.
— Значит, «дорогие родственники» были не такие уж нелюбимые, — заметил Коваль, что-то записывая в протокол. — Я слушаю…
— Таисия сказала Джейн: «Смешай воду с вином, это хорошо утоляет жажду». «Коктейль! — засмеялась Джейн. — Они-то меня и вспоили. А не молоко!..» Сумасшедшая девчонка!.. Выпили две бутылки вина, принесенные мной с доктором. Борис Сергеевич сбегал еще за одной бутылкой.
— О чем вы говорили?
— Обо всем и, кажется, ни о чем. — Миссис Томсон стала припоминать. — Я рассказывала о жизни в Англии, обещала пригласить в гости сестру…
— И как отнеслась к этому Таисия Григорьевна?
— А как можно отнестись к такому приглашению? — вопросом на вопрос ответила миссис Томсон. — Не поехать к сестре, не увидеть мир и не обрадоваться, что теперь не забуду ее! И знать, что стану заботиться о ней…
— А Залищук?
— Я ведь сказала — странный он человек. — Миссис Томсон на миг задумалась, ее молочно-светлые глаза потемнели. — Борис Сергеевич неожиданно разгневался. Заявил, что никогда не отпустит Таисию, а говорить, мол, о деньгах и завещании вообще нехорошо при живых людях. Бурчал, что на Западе негодные порядки, когда ждут смерти близкого человека, чтобы получить наследство.
— Почему он так разгневался?
— По-моему, все очень просто. Борис Сергеевич незаконный муж Таисии, и пригласить его вместе с ней в Англию я не смогла бы, даже если бы и хотела. А сестра, получи она деньги, наверное, сразу бы рассталась с ним, потому что деньги открыли бы ей дорогу на сцену…
Коваль иначе понял слова Бориса Сергеевича, и его чувство симпатии к погибшему еще больше возросло.
— Вы совсем забыли нашу жизнь, — вздохнул подполковник. — Не деньги дают человеку путевку в искусство…
— Вы меня неправильно поняли, — начала оправдываться миссис Томсон. — Я имела в виду, что Таисия стала бы лучше питаться, хорошо одеваться, вид другой был бы… Она еще не старая… Если не широкий путь, то хотя бы тропиночка ей открылась…
— Впрочем, вернемся к нашим баранам, — не удержался от своей любимой присказки Коваль. — О чем еще беседовали в тот вечер на даче?
— Кажется, больше ни о чем.
— Залищук принес бутылку вина…
— Ее тоже распили. Правда, я лишь пригубила. После нескольких капель меня стала мучить изжога, бог знает, сколько воды выпила, пока избавилась от нее. Джейн и Андрей Гаврилович тоже только пригубили. Остальное выпил Борис Сергеевич, и Таисия немного…
— Бутылка была запечатана? Не помните?
— Я еще удивилась, как ловко он вытащил пластмассовую пробку.
— А что было на столе, какие продукты?
— Только конфеты и шоколад…
«Это верно, — мысленно согласился Коваль. — В желудке Залищука эксперты обнаружили только остатки шоколада…»
— Значит, никто ничего не ел… — подытожил он. — А что было потом?
— Потом Джейн захотелось пойти снова к реке. Знаете, Таисия ловит рыбу лучше любого мужика. Часами может сидеть с удочкой. Она и Джейн мою научила… Я устала от поездки в застолья, вышла со всеми на улицу и попросила Андрея Гавриловича отвезти меня в город. Вскоре он поймал такси, и мы уехали.
— А Борис Сергеевич?
— Остался на даче… Больше я его в живых не видела. — Миссис Томсон подняла вверх глаза, словно собиралась кого-то увидеть на потолке.
— Посторонних людей в этот вечер у Залищуков не было?
— Если не считать посторонним нашего земляка-доктора… то никого.
— Даже на минутку никто не заглядывал?
— Нет.
— Когда Джейн вернулась в гостиницу?
— Не помню, но поздновато.
— А как она отнеслась к вашему плану пригласить Таисию Григорьевну в гости?
— Никак… Джейн всегда говорит, что у меня от слов к делу — большое расстояние.
— Хорошо, — Коваль закончил писать. — Если что вспомните — позвоните, пожалуйста, мне. — Он положил перед миссис Томсон небольшой бумажный квадратик с номером своего служебного телефона.
— Ах, — махнула она рукой и поднялась, давая понять, что все рассказала. — Я уже устала от этой истории. И надо же было приехать в такое время! Тридцать лет собиралась и вот выбралась… Слава богу, скоро все кончится.
Коваль тоже поднялся и стоя пододвинул листы протокола:
— Подпишите.
Подождав, пока миссис Томсон подпишет, он спросил:
— Значит, вы собираетесь домой?
— Да, пора.
— К сожалению, должен огорчить вас. Я бы очень просил вас на некоторое время задержаться.
— Почему? — глаза миссис Томсон округлились так же, как при неожиданном появлении в ее номере подполковника, и так же остекленели. — Почему? — повторила она упавшим голосом.
— Потому, Катерина Григорьевна, — Коваль старался придать своему голосу самые доброжелательные оттенки, — что вы — свидетель и, пока не закончится расследование, должны быть здесь.
— Но я ведь больше ничего не знаю! Я все сказала! — возмущенно вскрикнула она. — Я буду жаловаться… У меня дома дела, мастерская, у Джейн — помолвка!.. И сколько этот произвол может продолжаться? — уже тише спросила миссис Томсон.
— Это не произвол, Катерина Григорьевна. Сейчас я не могу сказать, когда окончится расследование. Тем более что до вашего предполагаемого отъезда еще есть время. Наберитесь терпения. В определенной степени сроки расследования зависят и от вас… От вашего стремления помочь нам… Постарайтесь припомнить все, даже самые незначительные детали вашего посещения дачи в тот вечер… Мы со своей стороны тоже будем стараться выяснить все как можно быстрее.
Миссис Томсон прижала ладони ко лбу, словно у нее вдруг появилась мигрень.
— Я должен поговорить еще с вашей дочерью, — добавил Коваль. — Жаль, что ее сейчас нет.
— Хотя бы ребенка пожалели! Зачем ее допрашивать?! Что она знает? Допрос будет травмировать ее.
— Это необходимо для установления истины, — подчеркнуто сказал Коваль. — Нам не обойтись без беседы с вашей дочерью.
