Прямо перед Лю на вершине скалы возвышалась громада каменных глыб, сваленных в кучу. Лю знал рассказы Астемира о завалах, применявшихся партизанами. Сомнений не было. Это завал. Из-под камней торчит бревно, выбей его, и лавина обрушится вниз, на дорогу, не пустит Жираслана к подводе, это поможет Аюбу догнать его...

Лю видел, что конь под Жирасланом с каждым рывком уходит все дальше и дальше от преследовавшего его Аюба. Медлить нельзя. Лю отбросил винтовку, напрягся и ударом ноги выбил бревно из-под камней. Громада валунов качнулась, пошла с грохотом вниз, все застлало пылью...

— Что же это будет, Сарыма? — забормотала Вера Павловна, когда Лю убежал. — Может быть, не ехать дальше?

—   Непременно надо ехать, — твердо отвечала Сарыма.

И Хамид хлестнул лошадей.

Угадывалось, что до того места, где оставалась вторая подвода и где только что шел бой, уже недалеко. Это чувствовалось, хотя выстрелы почти замолкли. Темные стены возносились рядом с дорогой к потемневшемуч небу. Сразу похолодало. Сарыма укутала Веру Павловну и укрыла Тину пальто.

Заржали лошади, вольно, без всадников, бегущие за подводой. И тут показались всадники, быстро нагонявшие подводу. Хамид начал безотчетно придерживать коней: дескать, все равно — пришла беда, отворяй ворота.

Всадники поравнялись с подводой.

—     Ого-го, аллай! Кто вы тут? — кричали всадники. Они были с винтовками в руках, но все же не походили на врагов.

—     Это мы, — прошептала Вера Павловна, опять ожидая чего-то страшного.

И вдруг раздался радостный крик Сарымы:

—   О, Казмай! Дед Казмай!

Кони со всадниками тесно окружили подводу.

—     Где Жираслан? — торопливо спрашивал Казмай, и Хамид рассказал: только что затих бой ниже по дороге, туда сначала проскакал Жираслан, потом Аюб, потом побежал туда Лю.

—     Сколько там наших людей, кроме Аюба?

—     Трое.

—     Аюб поскакал один?

—     Один. Но я же говорю, за ним побежал Лю.

—     Лю! Лю! Вот Аюб — это Аюб! — сказал кто-то из всадников.

— Ай да Аюб! Ай да Лю! — воскликнул Казмай.

—     Но там и Жираслан, — твердил Хамид.

—     И на Жираслана будет пуля, — сказал Казмай.

Он приказал пятерым из своих всадников немедленно скакать к месту боя, а сам с двумя другими остался при подводе. Нашлись индивидуальные пакеты, у деда — целебная травка, с которой он никогда не расставался. Сарыма снова склонилась над Тиной.

Подвода ускорила ход.

—   А как ты догнал нас? — спросила Сарыма. Но старик не ответил, он только махнул рукой и, обогнав подводу, зарысил со своими спутниками вперед и вперед — приближался поворот, за которым шел бой.

Но в самом деле, как тут оказался Казмай со своим отрядом?

Люди Эльдара со вчерашнего дня дожидались в Средних Батога магазина на колесах. А Казмай, обрадованный быстрым и благополучным разбором своего дела, хотя и торопился домой, встретив людей Эльдара и узнав, для чего они приехали в Средние Батога, решил и сам дождаться гостей. Ему это было не легче, чем приехать на свадьбу Инала, ведь с магазином ожидалась Вера Павловна, но старик и тут преодолел себя. Он и люди Эльдара уже собрались выехать навстречу, седлали коней, когда эхо выстрелов разнесло весть о том, что в ущелье случилось какое-то несчастье. Грохот обвала, услышанный в Средних Батога, только подтвердил опасения. Казмай, старый пастух и охотник, не растерялся и с отрядом поспешил на помощь...

Постепенно вырисовывалась картина недавнего боя.

Два красноармейца и возница второй подводы боролись до последней минуты. Сначала пальто служили им хорошей баррикадой. Потом, когда один из бойцов был убит, двое оставшихся продолжали бой, прячась в щелях скал. Возможно, что они так и не допустили бы бандитов, если бы внезапно их не обстреляли с верхней части дороги: это Жираслан, подскакав, обнаружил их. Сопротивление было подавлено. Бандиты захватили подводу. В это время послышалось приближение какого-то всадника. Жираслан сам поехал навстречу. И эта небрежность, едва ли не первая в его лихой деятельности, оказалась последней.

—   Эй, кто скачет? — закричал он, и голос Жираслана в последний раз разнесся по ущелью.

 Встречный всадник был в нескольких шагах. Грянул выстрел. Аюб, как и Жираслан, всегда стрелял без промаха — даже на скаку, даже из маузера. Жираслан качнулся в седле, маузер выпал из руки, поводья ослабели. Другого не оставалось, как только повернуть коня, но Эльмес, почуя свободу, продолжал нестись вперед и мигом проскочил мимо Аюба. Да, теперь только конь мог унести раненого, и Жираслан отпустил поводья: ему казалось, он спасен. Вот тогда-то внезапно с грохотом покатились впереди с кручи камни, пни, все застилая пылью. Эльмес взвился на дыбы, всадник скатился с седла, и в этот же миг раздался еще один выстрел.

Вот как было дело.

Когда сюда подскакали всадники Казмая, их обстреляли. Бандиты видели, как упал Жираслан. Стреляя в воздух, они рассеялись, бросив добычу и своего шаха.

...Хамид остановил подводу перед завалом. По всей дороге чернели разбросанные пальто.

Спешились всадники Казмая, и Хамид с женщинами пошел к ним. Люди расступились. На широком и низком, забрызганном кровью камне сидел Аюб, бессильно опустив голову. В руке он еще держал маузер. Над ним стоял Лю, а дальше по ту сторону завала лежало бездыханное тело и два коня уткнулись голова в голову — Эльмес и конь Аюба.

Казмай бросился к Аюбу.

Нога то и дело скользила по пустым гильзам. Пахло пылью, порохом и еще чем-то горелым.

—   Аюб, — кричал старик, — ты живой, Аюб? И ты цел, Лю?

Лю молчал, подавленный безжизненным видом Аюба.

—      Давай, давай поскорее, — кричали люди вокруг. — Валлаги! Он еще живой!

—     У него много ран, — проговорил Лю.

Из-за восточной гряды гор показался полумесяц — большой, ясный. Стало светлее, и в этом лунном свете опять как-то по-иному стали выглядеть люди, скалы, неподвижные туши лошадей и тела убитых.

Внизу в глубине ущелья неумолчно ревел поток.

От всего веяло жутью, и было жалко добрых и веселых людей, погибших или раненных в быстрой нелепой кровавой схватке. Да, было жутко и жалко. И вдруг припомнились Лю слова, какие не раз говорил ему Казгирей: «Люби людей! Может быть, ты будешь жить в такое время, когда все люди захотят любить друг друга».

Лю снова осмотрелся и неожиданно для самого себя громко произнес:

—     Тогда не будет бандитов!.. Сарыма, — обратился он к женщине, которая для него всегда была старшей сестрой, — Сарыма, как ты думаешь, Тина будет жить?

—     Вот что, — отвечала Сарыма, — надо поскорее в больницу.

—     Сейчас поедем, — решительно сказал Лю. — Где дед Казмай?

Казмая подозвали к себе несколько человек, склонившиеся над телом Жираслана. Они что-то вытащили из-за пазухи убитого и показывали Казмаю.

—     Казмай! — позвал Лю.                         '

—     Что тебе нужно от Казмая? — Старик подошел к Лю, держа в обеих руках и внимательно рассматривая какую-то пачку бумаг. — Что тебе нужно? — переспросил он, продолжая рассматривать пачку.

Люди толпой шли за ним и что-то горячо обсуждали.

—   Нужно скорее в больницу, — волновался Лю. — Смотри, какой слабый Аюб.

Видеть беспомощную, бледную Тину ему было не по силам.

—     Это верно, — согласился Казмай. — Но мне нужно разобраться. Смотри. — И Казмай протянул Лю то, что держал в руках.

—     Сохста! Прочитай, что здесь написано.

Сохста — это значит молодой ученый. Такое обращение польстило Лю, и он, хотя все еще с трудом переводил дыхание, начал всматриваться в узорную арабскую печать.

Старательно, буква за буквой, Лю прочитал: «Правоверные! Все под знамя Казгирея...» Дальше шло воззвание ко всем кабардинцам и балкарцам, желающим сражаться «под знаменем» против Инала и его беголи, то есть прислужников. Объединенные правоверные внезапным ударом возьмут Буруны и разделаются со Шруковым, а затем возьмут Нальчик и разделаются с самим Иналбм. «И после этого, — говорилось в листовке, — Россия присоединится к нам, присоединится несомненно, потому что во главе Кабарды и Балкарии встанет справедливый человек — Казгирей Матханов».