—   У каждого своя судьба, Казгирей, — уклончиво ответил Астемир, улыбаясь той восторженности, какая светилась в каждом слове Казгирея. — Ты, Казгирей, сказал мне, что женат. Где же твоя жена? Или ты без нее приехал?

Казгирей отвечал, что действительно у каждого своя судьба, назначенная жизнью, и вот брать сейчас с собой жену он считает преждевременным. При прощании Степан Ильич обещал ему к осени тоже приехать в Кабарду посмотреть, как идут дела, а заодно поохотиться на диких кабанов...

—   И тогда, — сказал Казгирей, — если все будет благополучно — да не оставит нас аллах, несмотря ни на что, — если все будет благополучно, со Степаном Ильичом приедет и моя жена Сани.

Послышались мягкие шаги Думасары, ее грудной негромкий голос:

—   Астемир, приглашай дорогого гостя к столу.

Мужчины повернулись к Думасаре и обомлели.

Очевидно, Думасара не только успела выпотрошить кур и приготовить несравненное гетлибже, но и распотрошить пакет от Тембота. Поверх своего обычного темного в крапинку платья она натянула нарядную комбинацию, отделанную кружевами. Лицо ее было преисполнено восхищения, в глазах светилось желание понравиться мужу и гостю в новом наряде.

Признаться, Астемир не имел на этот счет опыта и не мог понять ошибки Думасары. Он готов был даже похвалить обновку, но смущенный вид Казгирея озадачил его.

Казгирей не стал огорчать Думасару и Астемира, тем более что, кроме них двоих, да кур, да дворового пса, да нескольких важных гусей, больше никто не видел чудесно преображенной хозяйки дома.

Как и следовало ожидать, гетлибже действительно удалось на славу. Даже Астемир подшучивал, что в агрогороде будет не лучше. Казгирей был счастлив в этом гостеприимном доме, многое вспоминалось ему, многое хотелось ему сказать, но возница, нанятый для поездки в Буруны, уже поторапливал из-за плетня, и нужно было уезжать.

Расставаясь с Думасарой, Казгирей все-таки сказал простодушной женщине, что, по московским обычаям, в этом наряде не выходят за порог дома, только супруг имеет привилегию любоваться супругой в кружевном наряде.

Думасара серьезно выслушала это наставление и приняла к сведению, хотя и несколько разочаровалась. Зачем наряжаться только для Астемира? Вот если бы пройтись по улице в кружевах — это другое дело!

—    А на свадьбу можно приехать в этом платье? — спросила она и тут же поправилась: — Вместе с Астемиром?

—    На какую свадьбу? — сурово остановил ее Астемир. — Может быть, ты собираешься на свадьбу к Иналу? Разве ты не знаешь, что мое здоровье не позволяет мне ехать так далеко? Поедешь туда одна.

Эта отповедь сдержанного доброго мужа озадачила Казгирея. Он пытливо взглянул на него и понял: Астемир уклоняется от поездки, а расспрашивать о причинах не надо.

По обычаю народа, свадьба должна состояться в доме жениха. Торжественно перевезти невесту из дома матери в дом жениха надлежит посаженому отцу с помощью друзей жениха; только к концу свадебного пира молодую жену передают мужу.

Конечно, Инал знал обычай. Но его свадьба была особенная не только потому, что кабардинец женился на русской, это случалось и прежде, но Инал женился на красавице вдове, городской даме. Действительно, Вера Павловна Преображенская была видная русская дама, не какая-нибудь кроткая девушка из непросвещенной горской семьи. Еще помнили ее отца, полковника царской армии, помнили то время, когда его дочь — юная красавица, вышла замуж за деникинского офицера, вскоре погибшего. А познакомился с ней Инал, когда Вера Павловна уже была артисткой Пятигорского драматического театра. Вскоре к его влюбленности прибавилось убеждение, что Вера Павловна украсит дом первого человека в Кабарде.

Вера Павловна с уважением относилась к обычаям кабардинцев. Она готова была подчиниться всему, что требует приличие. Но Инал не находил нужным слепо следовать традициям. Он бросал вызов противникам и страшился того, что можно было бы истолковать как уступку врагу.

 Эльдару он сказал так:

—    Я облегчу тебе задачу распознавания врагов. Не забывай, Эльдар, что их становится тем больше, чем больше наши успехи. Не удивляйся. Так и должно быть: наши успехи возбуждают ярость врагов. Об этом говорит товарищ Сталин. Ты плохо знаешь речи нашего вождя. Но ярость врагов не страшна, если мы будем бдительны. А распознать врага, валлаги, не так уж трудно, этому, кстати, очень поможет моя свадьба.

—    Как так? — удивился Эльдар.

—    А вот как: кто против меня, тот, значит, против новых порядков. Кто против новых порядков, тот против революции. Такова диалектика истории. Тебе знакомо это слово — диалектика? Усердней учись марксизму, Эльдар, тогда многое станет понятней. Можешь не сомневаться, что такие типы, как Ахья, не говоря уж о Жираслане, не только против меня, они против меня именно потому, что против Советской власти. А? Что скажешь? Вот тебе и метод в руки. Вот тебе образцы. По этим образцам легче распознать скрытых врагов. Кстати, советую тебе, например, лично допрашивать Ахья и других политических преступников.— Инал помолчал, строго, в упор разглядывая Эльдара, и продолжал: — При этом хороши любые средства. Наша светлая цель все оправдывает, все просветляет. Действуй, и ты многому научишься.

—    А Казгирей?

—    Что Казгирей?

—    Он был наш враг, но ведь он честно вернулся к нам.

Инал уже не раз вспоминал первый откровенный разговор с Казгиреем в машине на пути в Пятигорск.

—    Поживем — увидим. Очень хотел бы, чтоб было так. Но с него нельзя спускать глаз, хотя он и вступил в партию. Это ты помни, Эльдар. Упустишь тут что-нибудь, не прощу. Революция тебя не простит. Ты смотри, фракционеры поднимают голову то тут, то там. Троцкого выгнали, но троцкисты не спят. Казгирей — это тоже фракция. В нем еще сидит националист. А товарищ Сталин учит: фракций в Коммунистической партии быть не должно. Партия монолитна. Народ проникнут политико-моральным единством. У нас цель одна и средства общие.

—    Но ведь ты сам говорил, что Казгирея направил к нам Степан Ильич?

—    Там наверху Степан Ильич не видит то, что мы видим. Мы ходим по лесу — не он. Нам смотреть под ноги. Валлаги! Сам Степан Ильич не простит нам, если мы прозеваем. Ради победы революции мы не должны либеральничать. Мы должны пробуждать революционные силы в народе и беспощадно подавлять силы враждебные. Тут размышлять нечего. Тут ученье одно: диктатура! Казгирей будет делать свое дело, а вернее, наше; мы используем его имя. А попадет под руку Казгирей с его «высшими» соображениями, с его либерализмом — пусть догоняет моего отца.

Далеко не все успели забыть кровные счеты Маремкановых и Матхановых, поэтому известная поговорка в устах Инала звучала особенно значительно.

Подобными речами Инал зажигал не одного Эльдара. К тому же чистка партии приближалась, и Инал пользовался каждым удобным случаем, чтобы подготовить партийное мнение.

Свадьба Инала и объявление о партийной чистке — эти два события как-то смешались в сознании многих в одно. Вот как все завертелось вокруг этой свадьбы.

Мальчиков-музыкантов привезли на грузовике за день до того, как ожидался приезд Инала с невестой.

Дом, в котором разместили музыкантов, стоял по соседству с домом Инала. Четверть века назад тут жил со своею семьею уважаемый Кургоко Матханов, отец Казгирея.

В доме Инала, по другую сторону сада, шла кутерьма. Там жарили и варили, готовили тесто, пекли и потрошили кур. Дымили костры, в больших котлах варили баранину, заправляли бульон кореньями. От котлов неслись аппетитные запахи. Всем управляла, по просьбе матери Инала старой Урары, тетка Казгирея, старая, давно овдовевшая Амира.

Амира показала Дорофеичу освобожденный от скота хлев с грудами соломы — ночлег для музыкантов, и сама снова ушла к женщинам-поварихам.

Урара, наоборот, то и дело прибегала со своего двора, услыша трубную музыку. Дорофеич не без труда собрал оркестрантов: нужно было хорошенько прорепетировать кафу Инала.