Еще взрыв, еще, еще… Грохот напоминал артиллерийскую подготовку. Это и на самом деле было артиллерийской подготовкой. Бронированный ледокольный гигант готовился к атаке.
Алексей вспомнил про радиограммы и вернулся. Оттого, что он порывисто открыл дверь, бланки сдуло на пол. Он поднял их и вышел на палубу. Взрывы гремели один за другим. Налетевший снежный заряд скрыл взмывавшие в небо огненные столбы и кудрявые черные грибы, в которые они превращались. Потом выглянуло низкое солнце. От пароходной трубы протянулась по палубе длинная тень. Алексей посмотрел на подпись и взял радиограмму от дяди Саши.
«Рад, что такой человек, как Василии Васильевич Ходов, хочет принять участие в строительстве мола…»
«Что такое? Почему принять участие в строительстве? Разве строительство возможно?»
Не дочитав первую радиограмму, Алексей развернул вторую:
«Опускать трубы с дрейфующего льда, как предложил оленевод, нельзя, но если летом создать на трассе мола искусственные острова…»
Алексеи перескакивал со строчки на строчку.
Ходов предлагал искусственно заморозить ледяные быки будущего сооружения с таким расчетом, чтобы неподвижные припаи льда, которые образовались бы вокруг каждого из них, сомкнулись.
Но ведь и Алексей думал о чем-то близком!.. Об островах, вокруг которых образуется припай. Василий Васильевич, используя мысль Алексея об искусственном замораживании ледяного монолита, предлагал летом заморозить искусственно не весь мол, а только отдельные островки, между которыми зимой нужно спустить под лед трубы, и, не тратя энергии, за счет холода Арктики, как предложил учитель, заморозить остальную часть сооружения.
«…Готов принять участие в этом грандиозном строительстве. Желаю успеха.
Ходов».
Алексей перечитывал радиограмму. Ходов казался совсем иным: «Вот она, протянутая рука». Они, два инженера, думали об одном и том же. Но он, Алексей, еще не пришел к окончательному решению. У Ходова больше опыта, больше знаний. И он, отвергавший строительство в самой его основе, теперь поправляет и себя, и Алексея, и учителя с геологами. Наконец предлагает свое участие, помощь. Вот так должен поступать настоящий человек, коммунист!
Как прав был Федор, требуя от проектанта знания Арктики! Здесь, в Арктике, замечательная школа. Школа побеждать!
Алексей поднялся на капитанский мостик. Там стоял один Федор. Жени не было. Ветер рвал полы его брезентового плаща, надетого поверх ватной куртки. Прищурив глаза, он смотрел на сверкающее в лучах солнца взорванное ледяное поле.
Видя ледяной хаос, преградивший кораблю путь, Алексей замер в невольном восхищении.
Казалось, здесь недавно прошли циклопы и набросали эти ледяные скалы, переворошили льды, взломали поля, вспучили их зубчатыми хребтами, через которые немыслимо пробиться. Весь этот первобытный хаос ледяных глыб, сверкающих на солнце миллионами будто отполированных граней, рождал несчетные радуги. Слепя глаза, лед горел голубыми и зелеными искрами, фиолетовыми огнями и рубиновыми звездами.
И, подобно Федору, Алексей стоял, широко расставив ноги, словно выбирая, как и капитан, верный путь своему «кораблю».
Только сейчас заметил Алексей на другом крыле мостика Женю. Не видя ни Алексея, ни Федора, сощурясь, она смотрела в неведомую даль, словно выбирая там свою собственную дорогу.
— Вперед, самый полный! — скомандовал капитан.
Корабль рванулся на льды.
— Самый полный, — повторил себе Алексей.
— Всегда вперед! — одними губами прошептала Женя.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
НОВЫЙ ДЕНЬ
«Мои юные друзья! Мы живем в такое время, когда высшее призвание человека состоит в том, чтобы не только объяснять, но и изменять мир, — сделать его лучшим, более интересным, более осмысленным, полнее отвечающим потребностям жизни. Многое придется сделать следующим поколениям, в частности вам, мои юные друзья…»
Из обращения И. В. Мичурина к комсомольцам
Глава первая
НАЧНЕТСЯ С ТРЕВОГ
Полярной ночью, через торосы, освещая их яркими лучами фар, шел вездеход.
Мир казался суженным до этой одной яркой полосы, во все стороны от которой простиралась тьма. Темным был воздух, темным был лед, темным было небо без единой звезды.
Погода, благоприятствовавшая геологам, начинала портиться. С поверхности льда поднимались ослепительно белые в электрическом свете языки и пенным потоком неслись навстречу, поднимаясь до самого радиатора машины. Снегоочиститель мерно поскрипывал, расчищая на занесенном хлопьями стекле прозрачный веер.
Галя, привалившись плечом к водителю-механику Доброву, задремала.
Доброву приходилось еще в тундре ездить с Волковой и с Виктором Михайловичем Омулевым. Виктор Михайлович теперь пошел далеко, прославился. Еще бы! Это он ведь выдумал способ разведки грунта дна прямо со льда, без всяких водолазных работ. Буровую вышку следует укрепить на вездеходе и бурить дно через лед. Оказалось возможным выехать на трассу будущего мола на много месяцев раньше, еще полярной ночью. В начальники Доброву дали Галину Николаевну. Он хотя и уважал ее — в тундре в свое время она показала себя молодцом, — но все-таки непривычно ему было под женским началом быть. На первых порах Добров за главного почитал себя и к Галине Николаевне относился снисходительно.
Радист был старым знакомым Доброва. В прошлом оленевод, потом военный радист, в последнее время учитель, он в числе первых добровольцев пошел на строительство мола.
Теперь Ваня-радист, невысокий, коренастый парень с узкими черными глазами и прямыми жесткими волосами, исполнял роль штурмана, держа курс по радиомаякам Новой и Северной Земли. Вездеход двигался по прямой. Для этого порой приходилось преодолевать тяжелые торосы или сворачивать в сторону, чтобы компенсировать дрейф льдов. На стоянках Добров возился с буровым станком. Обсадные трубы спускались прямо под лед, пока не достигали дна. Потом начинал работать бур. Извлекались пробы грунта, и Галина Николаевна составляла по ним свои карты, необходимые строителям мола, которые начнут работы в Карском море тотчас же, как вскроются льды.
Матвей Сергеевич Добров, высокий, жилистый, говорить лишнего не любил и дело свое знал. Приглядываясь к Гале, он постепенно стал проникаться к ней уважением. Всегда бодрая и подтянутая, она переносила лишения наравне с мужчинами, в дела механика не вмешивалась и команду отдавала, словно только советовалась, но оказывалось, что сделать по-иному было просто невозможно. Высокая, стройная, в ватной куртке и штанах, в больших валенках, она издали походила на старшего сына Матвея Сергеевича, и ему порой трудно было ей подчиняться. Однако теперь все это позади. Уже давно Матвей Сергеевич не принимает никаких решений без Гали.
Ваня-радист еще со времени встречи с ней в тундре и путешествия с геологами к острову Дикому на Галину Николаевну смотрел восторженными глазами, что от Матвея Сергеевича укрыться не могло. Он все подмечал. Впрочем, упрекать радиста не мог.
Матвей Сергеевич был недоволен погодой. Вездеход будто переходил вброд пенную реку. «Черт его знает, что встретится на льду? Тут и полуось ненароком можно сломать. Ночью грохотало, будто палили из пушек — была сдвижка льдов… Лучше бы остановиться. Надо бы разбудить Галину Николаевну…»
Но будить Галю механику было жалко. Так хорошо она задремала. «Утомилась… Месяц ведь без настоящего отдыха!..»
Вдруг Галя резко повалилась на водителя. Добров, перехватывая баранку, старался выправить накренившуюся машину. Перед ветровым стеклом неслась мутная пелена.
