Далекий северный остров был гол и скалист, почти всегда покрыт снегом и скован льдом.

На темном базальтовом утесе, в котором жилками мрамора сохранился снег, стоял мальчик.

Вокруг сверкал нестерпимо яркий, залитый солнцем мир. После долгой полярной ночи со всполохами нежного сияния, после вьюжной тьмы, после сумеречного света за свинцовой пеленой туч день арктического солнца казался невиданным праздником света. Изломы льдин огнями играли в белом просторе искрящегося снега, переливались зеленоватым, голубым, красным, фиолетовым цветом, как драгоценные каменья. Бесчисленные грани льдин-алмазов горели в волшебных солнечных лучах. Это они, лучи солнца, разбудили дремавшие зимой арктические силы, помогли им взломать белую мертвую равнину ледяных полей, подняли причудливые гряды торосов. До самого окаема, до горизонта, полускрытые дымкой, тянулись они зубцами. И там вырастали, превращались в неясные горные хребты или волнистую линию туч.

Туда и смотрел двенадцатилетний Федя, приземистый, но широкоплечий, самый маленький обитатель острова, смотрел вдаль и воображал себя промышленником Санниковым, которому привиделись когда-то с острова Котельнического горы загадочной земли. С тех пор никому не довелось узреть тех гор. Замечали лишь перелетных птиц, что держали путь неведомо куда, на север…

На север и глядел Федя, глядел и ждал тех гор, уверен был, что первый откроет их, когда приплывут обратно желанные хребты.

Совсем недавно узнал Федя от друга своего дяди Саши, гидролога полярной станции, тайну белых исчезнувших земель. Оказывается, уплывали те земли на север, уплывали вместе с горами, реками, ледниками, тундрами… Целые острова меняли в океане свое расположение. Советские летчики доказали это, обнаружив одни и те же «земли» в разные годы в различных местах. Острова, покрытые слоем почвы, были не чем иным, как ледяными массивами, которые могли плыть… И, верно, видел Санников такой же ледяной остров, уплывший потом на север… И даже легендарная Земля Андреева, когда-то замеченная в восточной части Арктики, а потом пропавшая, быть может, тоже была плавающим островом!..

Больше всего на свете жаждал Федя обнаружить в один прекрасный день на горизонте приплывшую назад Землю Санникова. Об этом и думал он, когда сказал подошедшему к нему дяде Саше:

— Поставить бы ту землю на якоря.

Александр Григорьевич улыбнулся в бороду, оглядывая любимца, у которого трепетал на ветру шарф, завязанный сыну радисткой острова Марьей Семеновной.

На острове всех зимовщиков было четверо: Федя, его родители и дядя Саша. Как и другие полярники далеких островов, они сообщали по радио сведения о погоде и льдах. В бюро погоды учитывали их сводки. Капитаны кораблей узнавали, как движутся льды, и верно выбирали путь; летчики получали прогнозы и решали, можно ли вылетать.

Четверка островитян жила, как одна семья. Дядю Сашу с Иваном Григорьевичем, начальником полярной станции, связывала еще военная дружба.

Марья Семеновна по-матерински относилась к троим мужчинам, чинила и стирала белье, заставляла их регулярно мыться в «бане», в которую по субботам превращалась кухня. Все вместе они старательно изучали английский язык. Марья Семеновна чудесно «спивала» украинские песни, была черноброва, статна, белолица, смеялась по-девичьи звонко и никогда не сидела без работы. Даже надев наушники, она обязательно что-нибудь вязала или шила, если не надо было записывать радиограммы.

По-особенному дружили между собой Федя с дядей Сашей. Это была дружба мужчины, который почему-то так и не создал собственной семьи, с мальчиком, заменившим бородатому полярнику всех, о ком тайно тосковало его сердце.

Полярник привил юному другу страстную любовь к суровому краю. Уже давно над кроватью Феди висела фотография знаменитого полярного капитана Воронина с собственноручной его надписью:

«А. Г. Петрову по-дружески», а совсем недавно рядом появился портрет Нансена, вырезанный из какого-то журнала с напечатанными там его словами:

«Северный морской путь — это всего лишь иллюзия, напрасно чаровавшая мореплавателей в течение столетий». Надпись эту Федя в знак несогласия перечеркнул красным карандашом.

Федя готовился стать капитаном. На столике у него лежали лоции не только полярных, но и южных морей, которые он под руководством дяди Саши старательно изучал.

Возвращаясь со скал домой, друзья держались за руки. Приходилось нагибаться вперед, чтобы ветер не опрокинул их в снег. Федя расставлял короткие, крепкие ноги, словно шел по палубе.

— К утру пролив очистится, — сказал он низким голосом.

Действительно, в проливе шла крупная подвижка льдов. Гидролог подумал, что скоро соседний остров и бухта Рубиновая, где находились рудники, будут отрезаны чистой водой.

Федя сжал дяде Саше руку. Тот и сам различил в грохоте льдов неровный, посторонний звук. Самолет?

Оба взглянули на небо. Над головой летели рваные тучи. Только там, где садилось солнце, небо оставалось чистым. Летит? Никто не предупреждал по радио!

На снегу виднелся домик полярной станции. В одном из его окон отражалось красное солнце. Казалось, там горит приветливый огонек. Марья Семеновна ждет к ужину. Иван Григорьевич вернулся с метеоплощадки и чернилами переписывает в тетради показания приборов.

Федя дернул дядю Сашу за рукав и присел на корточки. Гидролог невольно повторил его движение.

Прерывающийся рев слышался над самой головой. Гигантский самолет вырвался из низких облаков и круто пошел к земле.

Моторы работали с перебоями. Летчик искал места для посадки. Вероятно, он шел на радиосигналы Марьи Семеновны, как на радиопеленг.

— Где же ему сесть? — крикнул Федя и побежал, словно он мог куда-то поспеть, кому-то помочь. — Льды-то вскрыло… А на острове не сядешь!..

Дядя Саша бежал следом за Федей.

Летчик, как и люди внизу, понял, что сесть некуда. Он, очевидно, рассчитывал опуститься около дома. Самолет, во всяком случае, шел прямо на дом.

— Да что это он! — Федя со всех ног бросился вперед.

Бородатый полярник остановился, невольно втянув голову в плечи, спина у него похолодела, сердце замерло. Хотелось закрыть глаза, но он не мог.

Самолет коснулся земли у самого дома, потом подскочил…

«Может быть, пройдет над крышей! Может быть, пройдет!» — пронеслось в голове у гидролога.

Но самолет не прошел. Он врезался в домик… Сверкнула вспышка огня… Раздался грохот… В небо взметнулся яркий язык пламени, потом сразу повалял черный дым… Вверху над островом он расползся мохнатым грибом, как низкая туча.

Федя невольно бросился в сторону, но потом остановился и повернулся лицом к пожару. Круглыми, сухими глазами смотрел он на огонь. Ему было страшно, хотелось зажмуриться, убежать, спрятаться. Но он стоял не двигаясь, не в силах сделать ни одного шага…

Когда дядя Саша обнял его за плечи, мальчика било крупной дрожью. Полярник молча прижал его к себе, но никак не мог справиться с маленьким телом.

Ветер погнал дым на полярника с мальчиком. Стали слезиться глаза. Гидролог плотнее прижимал уткнувшегося лицом в его меховую куртку паренька. Обоих душил кашель.

Полярник силой заставил Федю обежать дом.