На следующий день была пятница, и, значит, после завтрака мы брали машину и ехали на выходные к моим родителям. Гарри брал официальный выходной, в отличие от неофициального выходного, который продолжался всю неделю. Когда я вышла за Гарри, мы с моими родителями стали видеться гораздо чаще. Конечно, я и раньше иногда заглядывала на уикенд: в основном, чтобы поболтать с папой или повидаться с Филли, сестрой, – она жила неподалеку. Но с тех пор как мы поженились, мы практически переселились к родителям, и все по настоянию Гарри. По его представлению, проводить уикенд в Лондоне было равноценно социальному самоубийству. Его родители умерли, а единственный живой родственник, дядюшка Бертрам, обретался за тысячу миль, в богом забытом захолустье в йоркширских вересковых пустошах, в огромном баронском замке, который, кстати, Гарри должен был унаследовать после смерти Бертрама – еще одна причина разорвать брачный контракт. Поскольку на домашние вечеринки нас приглашали не так часто, как хотелось бы думать Гарри, каждую пятницу рано поутру мы колесили по шоссе М40 в направлении Оксфорда. Странный поворот судьбы, не правда ли, – учитывая, как я стремилась сбежать подальше от дома.

Но к путешествиям за город Гарри толкал не только позор выходных, проведенных в Лондоне. Были и другие, более циничные причины. В доме Медоузов с деньгами было туговато, а запросы у нашего Гарри не маленькие. Очевидный выход – предаваться слабостям в гостях у тестя и тещи, где все дают абсолютно на халяву. Вино здесь текло рекой, ростбиф появлялся как по волшебству, да и официантка в лице моей матери была поуслужливей, чем та, что дома (которая в последнее время еще и порядком обнаглела).

Ах да, мамочка. Поразительно, но три года, проведенные в непосредственной близости от зятя, не сделали его менее обворожительным в ее глазах, и она была лишь рада принять его на проживание с полноценной кормежкой, утренним кофе и послеобеденным чаепитием. Эта парочка часами обсуждала титулы, аристократию, площадь замели в акрах, родословные, бодро перемывала косточки героям светской хроники «Таймс» и «Татлер» и так густо сыпала громкими именами, что ковер мог бы на высоту колена покрыться пэрами Англии.

Что ж, меня это вполне устраивало, хоть и поражало: Гарри настаивал, что мы должны проводить выходные за городом, но никогда не высовывал носа дальше, чем за дверь черного хода. А я с радостью сажала Айво в рюкзачок и подолгу гуляла с ним по холмам или помогала папе в саду. Вместе мы пропалывали грядки или медленно собирали фрукты с веток, иногда переговариваясь, но чаще всего в приятной тишине. Айво с игрушечным совочком и ведерком околачивался неподалеку. Но сегодня этого не произойдет, подумала я, укладывая сумку для Айво на кухонном столе в нашем лондонском доме. Сегодня прогулки и прополку придется отложить; у меня другие планы. Засунув в боковой карман слюнявчики и платки, я торжествующе застегнула молнию.

– Держи. – Я улыбнулась Гарри, который поглощал завтрак – Вещи Айво готовы. Я взяла кучу подгузников; не забудешь поменять пеленку, когда доберешься, ладно?

Гарри поднял глаза от двойной порции яиц всмятку и удивленно моргнул белесыми голубыми глазами. Он в жизни не менял подгузников, и моя фраза «когда доберешься» явно озадачила его отсутствием множественного числа.

– Что значит «когда доберусь»? А ты что будешь делать?

– А разве я не говорила? – беззаботно бросила я. – Я приеду позже, после обеда. Мне обязательно нужно по магазинам: надо купить кучу всего для дома, и в «Джон Льюис» успеть. Я позвонила маме с утра и все ей объяснила.

– Ты меня могла предупредить!

– Извини, я забыла. Да и какая разница? Можешь взять мою машину, посадишь Айво в детское сиденье, и позже увидимся, договорились? – Я перекинула сумку через плечо и обворожительно улыбнулась, с каждой минутой становясь все храбрее.

– Ты идешь по магазинам сейчас?

– А как же. Чем раньше начну, тем раньше закончу – кстати, не забудь коалу Блинки Билла. А то нам в жизни ребенка не уложить. Ну пока!

– Но он даже не одет! Где его вещи?

– В шкафу, где же еще.

Я торопливо выбежала через заднюю дверь. Гарри рванул за мной, но не учел мое преимущество: я оделась, а он до сих пор был в пижаме.

– Что за чертовщину тебе понадобилось так срочно покупать? Неужели до понедельника не подождет? – заорал он из двери.

– Да так, знаешь: кухонные полотенца, новые кружки, пару колготок и все такое, – беспечно проворковала я, садясь в его машину. И адвокат, разумеется, про себя добавила я, с улыбкой застегивая ремень безопасности. Обычный список покупок на выходные.

Вчера я мельком просмотрела «Желтые страницы», как и предлагала Элис, но у всех адвокатов были жуткие имена: Шарп, Димм, Долалли, Дунафинг,[11] и невозможно было понять, кто из них дерет втридорога, а кто заседает в шарашкиной конторе, в чулане для швабр на задворках дешевой закусочной. Единственное, что мне остается, решила я, так это проверить все эти заведения лично, и лишь потом назначить встречу. В телефонной книге я обвела кружочком вроде бы солидную и вполне английскую компанию под названием «Баркер и Баркер» с Уондсворт-стрит, 101. Несомненно, это должно быть старинное семейное предприятие. Или же там обитает пара собак.[12]

Покружив по односторонним улицам Уондсворта, я наконец нашла дом номер 101. Контора располагалась в чулане для швабр за дешевой закусочной. Но, без всяких сомнений, это была семейная фирма. Я припарковалась, прокричала свое имя в скрежещущий домофон, осилила четыре лестничных пролета, выстланных потрескавшимся линолеумом, и, выдохшись от усталости, предстала перед миссис Баркер – точной копией миссис Пэтел – которая стояла в дверях, одетая в сари, и лучезарно улыбалась. У ее ног копошились трое или четверо Баркеров-младших, которые подозрительно обрадовались мне, схватили меня за руки и стали умолять присесть на засаленный диван в «приемной», чтобы подождать мистера Баркера. Мистер Баркер, как оказалось, «занят с клиентом». Нервно покосившись на диван, я предпочла подождать стоя, и очень зря: через мгновение меня оглушил звук спускаемой в унитазе воды, и дверь справа распахнулась, грохнув меня по голове и чуть было не лишив сознания. Я пошатнулась от боли, и тут появился мистер Баркер: он просиял, застегнул ширинку и протянул в знак приветствия ту самую руку.

Ну уж, дудки, думала я на бегу к машине, мой брак так не закончится. Начался он благоприятно, в солнечный день, в Оксфордшире, в церкви, полной флердоранжа, и что же, завершать его в темном закоулке? Пусть у меня мало денег, но я буду попрошайничать, возьму взаймы или сворую, только бы провернуть это дельце достойным образом.

Решительно свернув в более престижную часть города, я прокляла себя за то, что не захватила телефонный справочник, и поняла, какая же я идиотка: думала, что адвокаты так и расплодились на центральных улицах, словно отделения Нат-Вест банка или «Пиццы-Хат»! Какого черта у них такие скромненькие неприглядные вывесочки? Чем плох здоровый неоновый знак, например?

Наконец я доехала до Найтсбриджа, и сердце мое упало. Это безумие. Здесь разводятся послы и кинозвезды, а не домохозяйки с окраины. Зачем меня сюда занесло? Я развернула машину и с ненавистью покатила к дому. Сколько времени потрачено зря! У Альберт-Холл я подрезала грузовик, за пару секунд пронеслась мимо Кенсингтон-Гарденс, выскочила на Хай-стрит, обозвала козлом какого-то наглого водителя «фиесты», и тут – минуточку, вот многообещающий знак! – резко затормозила. Вокруг меня гудели гудки, но я не замечала, слишком внимательно глядя в окно. Медная табличка на двери георгианского здания из красного кирпича гласила: «Адвокатская контора Томпсон и Картрайт». Не слишком роскошная вывеска, но и не дешевка, и прямо справа подземная стоянка, очень удобно. Я смело развернулась вправо, сквозь поток машин, которые оглушительно засигналили, и исчезла под эстакадой, во мраке недр земли.