Я уставилась в свой почти пустой бокал. Нахмурилась. Неужели ты серьезно, Рози? Собираешься улизнуть в лес, сорвать одну из тех желто-зеленых поганок, которые всегда казались нам подозрительными, потом тайком пробраться в дом и кинуть ее в сковородку? Ха, а почему нет, пискнул маленький голосок в моей голове. Неужто кто-то окажется умнее тебя? Неужто тебя хоть кто-то заподозрит? Ведь Гарри сам собирал эти грибы, не так ли? Ты здесь ни при чем, и никто не слышал, что он просил тебя их перебрать. Нет свидетелей этого разговора, а он уже не сможет проговориться, так что терять тебе нечего, черт возьми!

Мое сердце бешено забилось. Только подумай, Рози. Никаких судебных разбирательств. Никакой гнусной проверки на отцовство. И не будет мерзкой клеветы, что я плохая мать. Айво не пострадает. Я смотрела, как на дне стакана медленно тает лед. Потом заглянула в соседнюю комнату. Мамочка громко и хвастливо говорила с кем-то по телефону: наверное, с Марджори. Папа с Майлзом сидели в креслах, спрятавшись за раскрытыми газетами. Филли играла на полу с детьми, показывая им, как рисовать круглые блюдца. Гарри приткнулся у камина. Облокотившись о каминную полку вытянутой рукой, он стоял спиной ко мне и медленно потягивал виски, до сих пор в халате. Выскользнуть за дверь незамеченной было бы минутным делом. Собрать урожай. Я мигом бы вернулась и пожарила поганки. Медленно, очень медленно я поднялась. И вдруг Гарри обернулся. Его взгляд зацепил меня, как колючая проволока.

– Мой завтрак готов?

Я вспыхнула, виновато вздрогнув, и при этом пролила остатки джин-тоника на юбку.

– О! Да, наверное. Извини. Я пойду посмотрю.

– Нет, я сам пойду. – Он поставил виски и злобно сверкнул глазами. – Господи, Рози, пока ты там копаешься, уже пора обедать.

Филли подняла голову и возмущенно на меня посмотрела, но я была рада, что он ушел. Рада, что сам пошел возиться со сковородкой. Отряхнув мокрую юбку, я заметила, что рука у меня дрожит. Прежде чем присоединиться к другим в гостиной, я постояла минутку, держась за перила. Меня всю трясло. Я схватилась за лоб. Он взмок. Ну и дела. Только что я собиралась отравить своего мужа.

Естественно, я его не отравила. Но, проснувшись в Лондоне на следующее утро, я испытала смешанное чувство волнения, вины и трепета. Потому что настал день более человечной альтернативы. Настал понедельник, и я ухожу. Все, что нужно, – подождать, пока Гарри уйдет из дома в клуб, а через пару минут быстренько смыться в противоположном направлении. Конечно, Гарри знал, что я уйду; он дурак но не круглый же. Но он не предполагал, что я уеду сегодня.

А может, предполагал? Когда утром эта масса в пижаме оползла на кухонный стол, я чувствовала, что она не сводит с меня глаз. Я стояла у плиты и жарила кусок бекона, как обычно. Может, у меня немножко дрожала рука, когда я переносила сковородку на стол, или я не смогла посмотреть ему в глаза, перекладывая бекон на тарелку. Как бы то ни было, он что-то заподозрил. Принялся угрюмо, бесцельно возить бекон вилкой по тарелке, все время сверля меня глазами.

– Я не голоден, – вдруг заявил он и оттолкнул тарелку, как капризный ребенок.

Разумеется, это было в высшей степени необычно, и Гарри это знал.

– Правда? – Я нервно засуетилась. – Что случилось?

– Не знаю, просто сегодня утром мне как-то нехорошо. – Он окинул меня обиженным жалобным взглядом. – Мне явно нездоровится.

– О боже. Ладно, ничего страшного. – Я взяла тарелку и с виноватым видом выбросила бекон в помойное ведро. Внезапно мне в голову пришла жуткая мысль… Я внимательно всмотрелась в мусорку.

– Значит, ты не сможешь пообедать в клубе?

– Почему это? – инстинктивно произнес он. А потом вспомнил. И надулся. – Ну, наверное. Посмотрим, как буду себя чувствовать.

– Уверена, все обойдется, Гарри, – мягко проговорила я. – Тебе станет лучше.

Я не врала. Я искренне верила, что если Гарри наймет домработницу, а мой уход явно вынудит его это сделать, то он даже не заметит, что меня нет. Если рядом будет кто-то, кто станет готовить ему обеды, убираться в доме и стирать рубашки, его жизнь вообще никак не изменится. Конечно, если она будет не прочь изредка снять фартук, принять горизонтальное положение и подумать о матушке-Англии, выйдет еще лучше, но если нет – не думаю, что он слишком расстроится. Более того, ему даже не придется жениться во второй раз, он станет почтенным разведенным мужчиной, а не стареющим донжуаном, который так и рыскает в отчаянных поисках жены. Он сможет сказать: я все это уже проходил, зачал сына и наследника, и теперь что может быть лучше, чем вернуться к холостяцкой жизни, для которой он и создан?

Погрузив руки по локти в мыльную пену в раковине, я краешком глаза следила, как он встает из-за стола. Он подержался за спинку стула, выдавил из себя стон и жалобно на меня посмотрел:

– Я пойду прилягу.

– Хорошо, Гарри.

Он смело зашаркал прочь, направляясь в кабинет, и стоило ему повернуться ко мне спиной, как я принялась действовать. Выхватила из ящика пакет и быстро покидала туда всякую всячину из-под раковины: тряпки, жидкость для мытья посуды, доместос и прочее. Потом достала Айво из высокого стульчика, протерла стульчик снизу доверху и тихонько сложила, готовая украдкой вытащить его в прихожую и в машину вместе с остальными вещами. Наконец, принялась вытаскивать коробки и чемоданы из подвала. Я набила их своей одеждой и вещичками Айво, положила постельное белье. Я на цыпочках ходила из комнаты в комнату, неслышно выдвигала и задвигала ящики, а потом свалила все обратно в подвал до назначенного часа. С черным мусорным мешком в руках я, как взломщик шастала по дому: брала понемножку, но с умом. Открывалку для консервов, фен, часы, радиоприемник, упаковку туалетной бумаги, банку джема… До чего же простыми стали мои нужды! Когда я обручилась, помнится, я маршировала по «Питеру Джонсу» со свадебным списком в руке и громким голосом заявляла, что мне не прожить без фарфоровых подсвечников с бабочками.

В половине двенадцатого мой мешок был полон, а Гарри так и спал – или притворялся, что спит, – на втором этаже. Но спит ли?

И вдруг меня осенило. Я сняла трубку, набрала номер и, когда через десять минут у дома притормозила машина, поднялась наверх, в комнату Гарри. Он спокойно храпел на диване.

– Гарри. Гарри! – Я потрепала его по плечу. – Такси уже здесь.

– Что? Какое такси? – Он открыл глаза и подслеповато прищурился на меня.

– Такси, которое я тебе вызвала. Ты плохо себя чувствовал, вот я и подумала, что не стоит тебе садиться за руль. Такси на улице, пора в клуб.

При упоминании о клубе он слегка оживился: я не сомневалась, что так будет. Потом он встал, и мне удалось напялить на него пиджак и галстук развернуть и направить вниз по лестнице. Торопя его одной рукой, другой я открыла дверь, не переставая нашептывать волшебные слова вроде «Боффи», «бараньи котлеты», «большая порция джина», «еще одна большая порция джина», подсознательно подталкивая его к такси, ожидающему в конце дорожки. Он следовал за мной, как ягненок, сильно шатаясь, все еще в полусне, но следовал. Я открыла дверь такси, впихнула его внутрь, проинструктировала водителя, сунула Гарри в карман его бумажник и помахала ему на прощание, словно эвакуированному ребенку.

Вернувшись в дом, я бросилась к телефону:

– Элис? Это я. Послушай. Я все упаковала и собираюсь делать ноги!

– Супер! – завизжала она. – Молодчина, Рози, ты это сделала! Боже, как я волнуюсь. Знаешь, я как будто планирую побег из Колдица,[20] как тот подозрительный маленький человечек, который подделывал документы и шил гражданскую одежду из старых трусов.

– Бог с ними, с трусами; как насчет того, чтобы отдать мне ключ? Или мне опять придется заходить в дом и беспокоить буку-скульптора?

– Нет, что ты, ключ у меня здесь, заезжай и… о черт!