– Пойдем!

Вместе мы затопали по коридору, полетели вниз по лестнице, мчась, как ракеты. Джерри и Симона караулили нас внизу.

– Вы не имеете права! – завопила Симона, когда мы показались на лестничной площадке над их головами. – Его мать…

– Она ему не мать, и я беру на себя полную ответственность, пока его отец в отъезде. Чемодан пришлете почтой. Пошли, Тоби!

Мы разогнались, так что у нас было преимущество: вместе мы перепрыгнули через последние несколько ступеней и пролетели между мистером и миссис Арчер, раскидав их в стороны. Прорвавшись через парадную дверь, мы скатились по ступеням и очутились на залитой солнцем подъездной дорожке.

– Свобода! – прокричал Тоби. – Как в «Побеге из Колдица»!

– А вот наш деревянный конь! – крикнула я, когда мы подбежали к моему побитому «вольво» в конце тропинки. Мы достигли цели, тяжело дыша, оглядываясь через плечо, и, закатившись истерическим смехом, рухнули в машину: адреналин бил ключом, эмоции лились через край. Я завела мотор, и мы с ревом сорвались с места. Я откинула голову и громко рассмеялась, искоса глядя на Тоби. Мне было достаточно увидеть его счастливые, сияющие глаза и розовые щеки: в тот момент на все остальное мне было наплевать. На полицию, на Гарри, на Тима, Боффи, Джосса, Аннабел, на все то дерьмо, в котором я вот-вот увязну по уши, – на все, кроме того, что мы с Тоби сделали это. И сердцем я понимала, что поступила правильно. Я вцепилась в руль. Кровь бушевала в венах, и я чувствовала себя живой, готовой справиться с кем угодно. Тоби все еще подпрыгивал рядом, с веселым визгом вспоминая выражение на лицах Арчеров. Но постепенно, наматывая километры и приближаясь к дому, мы оба замолкли. Вокруг замелькали знакомые поля; мы проехали по дороге мимо школы близняшек, и реальность показала свою уродливую макушку. Тоби вставил в магнитофон кассету с «Реквиемом» Фауре. Мы сидели в тишине, вслушиваясь в печальные меланхоличные арии.

– Знаешь, Тоби, тебе все равно придется ходить в школу. – Я наконец отважилась начать разговор.

– Я знаю. Тишина.

– Если бы ты смог сам выбирать, куда бы ты пошел?

– Не знаю.

– В какую школу ходят твои друзья?

– Не знаю. У меня и нет друзей, на самом деле. – Он уставился в окно. Замкнулся в себе, как обычно.

– А как же Сэм? – (Сэм был тихим застенчивым мальчиком, он пару раз заходил к нам на чай.)

– Он учится в Вестбурн-Парк. Мы только что проезжали.

– И?

– Что?

– Ему там нравится?

– Откуда мне знать?

– И почему ты не пошел в ту школу?

– Папе там понравилось, но Аннабел сказала, что то школа для гомиков. Якобы из меня вырастет изнеженный пижон.

Ага. А в интернате из него вырастет эмоциональный урод, страдающий запорами.

– Но Сэм же там учится.

– Да, я же говорил, разве нет?

Какое-то время я наблюдала за ним краем глаза, потом съехала на обочину и остановила машину.

– Не надо так со мной, Тоби.

– Как? – Его лицо ничего не выражало.

– А вот так, притворяться, будто ты ничего не знаешь, тебе ни до чего нет дела. Замыкаешься в своей раковине и бездействуешь. Ты у меня в долгу, приятель. Я только что спасла тебя из этого кошмарного интерната, и вряд ли они возьмут тебя обратно, так что ты у меня в долгу, и я хочу, чтобы ты со мной поговорил.

– О чем? – В его голосе все еще чувствовалась агрессия, но он явно притих. И успокоился.

– О тебе. О том, что тебе нравится. Чем ты хочешь заниматься, что ты любишь делать, от чего у тебя сильнее бьется сердце. Давай же, Тоби, дай нам знак, ради бога!

Он повернул голову и уставился в окно.

– Я знаю, что ты любишь животных, природу, птиц; может, есть что-то еще?

Молчание.

– Когда я была в твоем возрасте, – упорствовала я, – мы как-то поехали в отпуск с семьей и гостили у друзей в Корнуэлле. Они жили в красивом старом доме, приютившемся на утесе с видом на залив, и у них был свой ресторан. Каждый день, пока другие дети играли на улице, я ошивалась на кухне, уговаривала поваров позволить мне наблюдать и время от времени помогать им. Я всего лишь полировала ножи и вилки, помешивала соус, но мне это нравилось. Я была в восторге от шума и суеты, от волнения перед приходом посетителей, волшебных запахов, свежих овощей, которые приносили из сада, рыбака, приходившего к черному ходу с уловом, кроликов, подвешенных за ноги, аромата трав. А потом, когда еда была готова, мне нравилось расслабляться на кухне и болтать о том, как прошел день, какие рецепты удались, какие нет. Я поклялась, что в один прекрасный день у меня будет такой ресторанчик. Пока у меня его нет и вряд ли будет в ближайшее время, но тот случай указал мне путь, Тоби. Я сразу поняла, что именно этим хочу заниматься, что это – моя цель.

Он продолжал смотреть в окно, в пустое пространство. Но спустя какое-то время робко заговорил. Мне пришлось напрячь слух, чтобы уловить его слова.

– Я бы хотел научиться играть на кларнете. Хочу научиться играть тот концерт Моцарта ля мажор и познакомиться с людьми, которым тоже нравится музыка. – Он надолго замолк.

– Продолжай, – тихо произнесла я.

– Я хотел бы играть в оркестре. Может, даже…

– Что?

– Может, даже петь в хоре. – Он залился краской.

– В Вестбурн-Парк есть хор и оркестр?

– Сэм учится играть на флейте и на скрипке. Я повернула ключ в зажигании, глянула через плечо и с невиданной наглостью исполнила великолепный, безупречный, но нарушающий все правила разворот посередине дороги. Мы покатили обратно. Тоби оторопел.

– Куда мы едем?

– А то ты не знаешь.

Через две минуты мы миновали ворота и оказались на подъездной дорожке. Посмотрим правде в глаза: у меня должен был быть какой-то альтернативный план для Джосса, пусть даже он воспримет его в штыки. По крайней мере, это хотя бы начало. Я оглядела школьное здание Вестбурн-Парк. Это была современная постройка с большой игровой площадкой впереди и спортивным полем позади. Мы подъехали и припарковались, как мне показалось, у главного входа.

– Пойдем, – бодро скомандовала я, выходя из машины.

Тоби сидел неподвижно, облизывая губы.

– Тоби. Пойдем. Должен же ты ходить хоть в какую-то школу. Давай хотя бы посмотрим.

Он вышел. Я взяла его за руку, и мы подошли к двойным распахивающимся дверям, но, когда попытались открыть их, они задребезжали, и сердце мое упало. Двери были заперты. Я подняла голову: окна из зеркального стекла, пустые классные комнаты…

– Похоже, занятия еще не начались, Тоби.

– Начнутся только во вторник, – произнес голос за нашими спинами. – Мы открываемся позднее, чем другие местные школы.

Я обернулась. Мне улыбалась женщина средних лет с кудрявыми каштановыми волосами, в очках в черепаховой оправе. – Но не обольщайтесь: семестр у нас заканчивается позже. Я Энн Перкинс, директор школы. Дети пока не начали работать, но мне, увы, приходится! – Она кивнула на толстую стопку бумаг в руках. – Я зашла, чтобы просмотреть эти бумаги. Чем могу помочь?

Я глубоко вдохнула и начала рассказывать. Директриса не обрадовалась и не засияла от восторга, когда я поведала, почему Тоби так быстро вылетел из предыдущей школы и так мечтал стать питомцем ее заведения, но слушала она внимательно, переводя взгляд с меня на Тоби и, несомненно, пристально рассматривая заплаканного маленького мальчика во фланелевых шортах и растрепанную женщину рядом с ним. Когда я закончила рассказ, она кивнула.

– Что ж, судя по всему, последнее слово остается за его отцом, но вообще-то у нас есть одно место в первом классе, так как семья одного мальчика только что переехала в Германию. Я была бы рада предложить место Тоби, но, как я сказала, нужно поговорить с его отцом. – Она нахмурилась. – Мы раньше не встречались, Тоби?

– Да, я приходил с папой. Ему понравилась школа, но моя… мачеха захотела, чтобы я поехал в Стоубридж.

– Понятно. – Она нахмурила брови. – Что ж, в таком случае, не исключено, что у нас ничего не получится. У нас совершенно другая школа, и твоя мачеха может посчитать, что у нас слишком свободные порядки.