– Она наняла меня за несколько месяцев до смерти, только я не няней была – так, помогала ей. Но все получилось по-другому. Она была милая, – нежно проговорила Марта. – И Тоби любила. Никогда с ним не расставалась, прямо как вы со своим крохой, – она ласково взглянула на Айво. И улыбнулась. – Помню, одной рукой держит Тоби, а другой обдирает обои со стен или в саду что-то копает – и все делала сама. Старина Джосс тогда мало зарабатывал, не был знаменит, как сейчас, и домработница им была не по карману. Когда ее бабушка умерла, им досталась эта старая развалюха, а больше ее никто и не захотел. Они хотели все тут отремонтировать. Постепенно, конечно.

– Но… – Я оглянулась. – Они так ничего и не сделали, да?

– Нет, потому что она умерла и не успела добраться до отделки. Она сделала то, что глазу не видно: избавилась от сырости и гнили на балках. – Марта затянулась сигаретой. – И прихожую обставила. Сказала мне: «Марта, я начну со входа, чтобы произвести хорошее впечатление, а потом буду принимать там гостей и молиться, чтобы никто не зашел в туалет. Она как раз начала обдирать стены с парообработкой – она была размером с дом, когда носила близнецов – когда начались схватки, и она умерла. Вы думаете почему тут все обои оборваны до самой штукатурки?

– То есть… когда она умерла, он так все и оставил? Как было?

– Он не мог вынести, что ремонт будет закончен, а она ничего не увидит. Это же был ее проект, понимаете. Ей хотелось иметь красивый дом, чудесный садик, кучу детишек… но все пошло не так.

– Но почему он не попытался продать особняк?

– Пытался. Выставил на продажу, но никому он был не нужен, ведь внутри стоял такой разгром, а за бесплатно он отдать не смог бы, так что…

– Значит, он так и остался здесь жить? Оставил все, как при ее жизни?

– Ага. Видели бы вы ее комнату для шитья на втором этаже. – Она задрала голову вверх. – Красивая комната под самой крышей, с люком. Там столько чертежей, рисунков, недошитые занавески, покрывала, и в швейной машинке ткань – все так, как она оставила. Он ни к чему не притронулся.

– И никто туда не заходит?

– Почему же, Тоби заходит. Джосс не знает, что он туда наведывается, но я как-то его застала. Он ничего не делает, не играет, а просто сидит на ее стуле за ее машинкой.

– Боже, как грустно! Значит, он ее помнит?

– Не знаю. Вы же Тоби знаете, он не очень-то разговорчив. Наверное, думает о том, как все могло бы быть. Знаете, если бы она была жива и прочее. Я тоже иногда так думаю.

Она опустила глаза в бокал с вином. Конечно, она же тоже потеряла мать…

– Кошмар, – пробормотала я. – Бедняжка. И бедный Тоби! Но… разве он не ладит с мачехой?

– Аннабел? Мачеха? – Она фыркнула. – Бросьте, ей даже слово такое неизвестно! Нет, что касается Аннабел, она всего лишь жена их папы, и то, что у него есть дети, для нее всего лишь неприятное неудобство.

Она удивленно взглянула на меня.

– Но… как же он может ее любить? – выпалила я. – Если она такая равнодушная, так не похожа на его первую жену?

– Да, но вы же ее не видели, правда? У мужиков темно перед глазами становится, когда она рядом. Мой Гари пиво выплюнул, когда она вошла в комнату, и Джосса она тоже огорошила: он от нее без ума. Но с головой у нее нелады. Все эти мантры, медитации, странная еда и ее придурковатые книжки о том, как правильно жить. – Марта презрительно фыркнула в бокал с вином. – Что она-то о жизни знает. Ни хрена она не знает, делает это, только чтобы прославиться. Ей нравится быть знаменитой, понимаете, поэтому она и захапала Джосса. – Она вздохнула. – Думаю, она была бы не прочь от меня отделаться. – Она угрюмо ковыряла черный лак на ногтях. – Упаси Боже она приедет на Рождество. Джосс говорит, что она может поехать к матери в Бостон. Надеюсь, так и будет. Шарон Фэйрфакс из «Спа» говорит, что она на меня взъелась. Еще один неверный шаг, и она меня выкинет. Не знаю, что тогда буду делать.

Я погладила ее по руке и сказала:

– Теперь послушай, Марта. Никто тебя не выкинет, потому что вот как мы поступим. Ты спасла мне жизнь, разрешив воспользоваться этой кухней, и теперь я тебе помогу. Ты разрешишь мне готовить все здесь, чтобы я не таскалась туда-сюда в коттедж, а я помогу тебе с детьми, пока Джосс с Аннабел не вернулись. Мне все равно надо следить за Айво, так что я могу смотреть и за остальными, а ты поедешь и проведешь время с отцом, а потом выспишься как следует. Я буду приходить рано утром, и ты сможешь уезжать и возвращаться к чаю, договорились?

– Договорились, – удивленно ответила Марта.

Наступила тишина. Боже, она так молода для того, чтобы взвалить на себя такую гору, подумала я, глядя, как она ковыряет ногти. И такая хрупкая на вид. Разлив остаток вина по бокалам, я задумалась: когда она в последний раз веселилась?

– Как вы с друзьями развлекаетесь, Марта? – наконец спросила я.

– Что? А, они едут в Челтенхем. Там рядом с торговым центром открылся новый клуб, и по субботам счастливые часы, так что…

– Отлично, ты поедешь с ними.

– Не-а. Это у черта на куличках, и к тому же допоздна…

– Чепуха, езжай с ними. Я посижу с детьми и, если понадобится, останусь на ночь, но ты должна выбраться куда-нибудь потанцевать, договорились?

– Спасибо, – сказала Марта и вдруг порывисто поцеловала меня. Я чуть не расплакалась от неожиданности, но вовремя закрыла глаза ладонью, не давая вылиться слезам.

– У вас муж умер, да? – спросила она, по-видимому неверно истолковав мой жест.

– Да.

– Мне… очень жаль.

– По правде говоря, Марта, мы с ним никогда не были сердечными друзьями.

Она изумленно взглянула на меня, а потом улыбнулась.

– Ах так, значит, скатертью ему дорога? Тетя Долли вышла за такого парня, и в тот день, когда ему шиферная плита на голову упала, флаги вывесила. Та плита уже на ниточке держалась. Но поговаривают, что вы не надолго одна останетесь.

– Правда? Почему же?

– Можете не притворяться. Вам и самой известно, что наш ветеринар на вас запал, вечно у него то копыта слоятся, то еще что, выдумывает жалкие предлоги, лишь бы сюда наведаться. Черт, я каждый раз чуть в него не врезаюсь, когда выруливаю на дорогу!

Я покраснела, тем самым признав, что в слухах есть доля правды. От моего внимания не ускользнуло, что в последнее время Алекс Мунро проявляет к лошадям непомерный интерес. Вообще-то не проходило и дня, чтобы он не явился сюда под каким-нибудь предлогом: то проверить щетки у кобылы, то холку у мерина. Да, за лошадьми никогда так хорошо не ухаживали, как в последние несколько недель. Лично у меня по этому поводу были смешанные чувства. С одной стороны, ни к чему отрицать очевидное: как очень быстро подметила моя семейка, мужчина он симпатичный. Кроме того, познакомившись с ним поближе, я поняла, что он еще и остроумен, спокоен, отличается интеллектом выше среднего и в целом – приятный парень, с которым, несомненно, очень весело вместе. И самое главное, если верить слухам, я ему явно нравилась. И тем не менее это ровным счетом ничего не значило.

– Вообще-то, Марта, – сказала я, откашлявшись, – в последнее время лошади неважно себя чувствуют из-за снегопада. Видишь ли, холод проникает в суставы, и оттого они немеют. Так что если Алекс и пьет со мной чай за кухонным столом, так это оттого, что он окоченел до смерти. Вот так.

– Чушь собачья! – горячо воскликнула она. Подождала, поняла, что реагировать я не буду, и фыркнула. – Ну знаете, дело ваше. У него немало денег, а у вас же ребенок, так что на вашем месте я бы дареному коню в зубы не смотрела.

Да, ходить вокруг да около она не стала! И только я собралась ответить, как в дверь черного хода постучали. Дверь распахнулась, и появился не кто иной, как Дареный Конь.

– Привет! – бодро проговорил он.

– Привет, Алекс. – (Я вспыхнула и уставилась в винный бокал.)

Марта скрестила свои худенькие ручки и торжествующе кивнула:

– Помяни черта…

– Неужели? То-то, я чувствую, у меня уши горят! Может, притвориться, что я ушел, и подслушать под дверью, что вы там про меня говорите? О, что я вижу: бутылку вина, более того, пустую бутылку, и это может означать только одно… – Он задумчиво посмотрел на нас и просиял. – Между тобой и лохматой спайс-герл наступила оттепель. Вот видишь, Рози? Я говорил, что рано или поздно она придет в себя.