– Ваши дела не осложнились из-за этих предприятий, которые производят шерсть, милорд? – осторожно поинтересовался он, разглядывая темные пятна на скатерти, оставленные опрокинувшей чашку Элизабет.
Широкие плечи слегка пошевелились, и лорд Монтегю спокойно ответил:
– Нет, Фрэнсис, не осложнились. Думаю, что сложности я скорее всего унаследовал. Похоже, приняв наследство Эдварда, я угодил в осиное гнездо.
– Эта молодая девушка, – озабоченно продолжал Фрэнсис, – принадлежит к той семье, с которой вы вступили в партнерство?
– Да. Всем заправляет ее старший брат, но она так сражается за дело, что можно подумать, будто оно принадлежит только ей одной.
Фрэнсис расстроено кашлянул.
– Прошу прощения, милорд, но не считаете ли вы, что она вправе беспокоиться? – Бросив взгляд на помрачневшее лицо маркиза, он поспешно пояснил: – Я хочу сказать; судя по услышанным мной словам, она опасается, как бы вы не разлучили ее с семьей. Может, видит в этом угрозу для своего дома и своей жизни?
– Вы делаете чересчур серьезные выводы из того немногого, что услышали, – буркнул Иен и сурово добавил: – И начинаете вести себя подобно Дэвису, любящему соваться не в свое дело.
Получив выговор, Фрэнсис умолк, снял со стола испачканную скатерть и вышел. Иен угрюмо стоял у окна. Он сожалел о своих словах, хорошо понимая, что оскорбил чувства старого мажордома. Но что может понять Фрэнсис в проблемах, навалившихся на него с тех пор, как он принял трижды проклятое решение продолжить дело Эдварда? Мереуин никогда не поверит, но он честно намеревался вести дела с Александром на основе взаимного доверия и сотрудничества. Он устал от ее нескончаемой неприязни и упрямо решил довести до конца свой замысел – держать девушку здесь до тех пор, пока не вышибет из нее гордыню.
– Прошу прощения, мисс, его светлость сказал, чтобы нынче вечером вы надели вот это.
Мереуин подняла глаза от письменного стола. Она писала письмо, которое Дэвид днем должен был доставить на Бонд-стрит. Три дня назад лорд Монтегю запретил девушке пользоваться каретой и, можно сказать, посадил ее под домашний арест после того, как узнал о попытке одолжить денег у проникшегося к ней симпатией слуги, который не смог устоять перед умоляющим взглядом прекрасных темно-синих глаз. Несчастный юноша был тут же уволен, и никакие просьбы Мереуин не поколебали бессердечного маркиза.
Девушка обернулась к робко стоящей в дверях гостиной горничной, держащей в руках шелковое голубое платье отделанное золотыми лентами и шитьем. Мереуин обомлела, не в силах поверить, что эта прелесть предназначена для нее.
– Наверное, нет необходимости так наряжаться для того, чтобы пообедать внизу в одиночестве, – вздохнула она, положила перо, подошла к зардевшейся девушке и задумчиво взяла у нее платье. – Его светлость не собирается присоединиться ко мне за обедом?
– Нет, мисс. Он сказал, это для бала.
– Для бала? – повторила Мереуин, и сердце у нее замерло. – Для какого бала?
– У леди Хамфрис, мисс.
Это имя ничего не говорило Мереуин, но намерения маркиза были совершенно очевидны. Разумеется, он собрался унизить ее, вытащив на люди в качестве своего последнего любовного увлечения.
Она сунула прекрасное платье в руки горничной и коротко объявила:
– Я ни на какие балы не езжу, и можете передать маркизу, что я не намерена принимать эту… эту вещь!
– Именно этого я и ожидал, – изрек маркиз, который шагнул в комнату и встал во весь свой огромный рост перед возмущенной золотоволосой девушкой и похожей на мышку маленькой горничной, затрясшейся от страха при виде рассерженного хозяина. – Можете идти, Бетси, – равнодушно бросил он, и обрадованная девушка, торопливо присев, исчезла.
– Я не поеду, – повторила Мереуин, собираясь с силами для битвы, которая непременно должна была за этим последовать. Запрокинув голову, чтобы смотреть прямо ему в лицо, она испугалась не меньше Бетси, заметив грозно сдвинутые брови, и удивилась, когда он, вместо того чтобы ругаться, устало вздохнул.
– Кажется, вам доставляет удовольствие быть со мной на ножах, Мереуин.
– И я не отступлюсь до тех пор, пока вы будете принуждать меня. Вам, черт возьми, превосходно известно, что подумают обо мне люди, если я появлюсь в доме леди Хамфрис в вашем сопровождении!
– Странно, что вас вдруг стало беспокоить соблюдение, приличий! – угрюма буркнул он, задумчиво глядя на платье, которое Бетси оставила у него в руках, – Раньше, помнится, вы не слишком заботились о таких мелочах.
– Не поеду, – упрямо повторила девушка, стоически выдерживая взгляд серых глаз.
Он схватил ее за плечо и больно стиснул:
– Поедете, Мереуин, или я вас поволоку. На сей раз вы научитесь послушанию. Я сам придумал фасон, этого платья, велел миссис Ладли его для вас сшить и, хочу посмотреть, как вы будете в нем выглядеть.
Он оторвал ее от пола, красивое лицо оказалось всего в нескольких дюймах, от нее так близко, что она видела пульсирующую на виске жилку.
– Мне наскучило ваше упрямство, моя дорогая. Попробуйте наконец осознать, что я не отвезу вас домой до тех пор, пока вы не станете подчиняться мне, не задавая вопросов и не протестуя. Я не намерен тратить, остаток жизни на попытки наладить партнерские связи с Александром, в то время как вы будете постоянно вставлять, мне палки в колеса. Вы уйдете отсюда лишь после того, как научитесь делать, что я говорю!
Темно-синие глаза Мереуин вспыхнули. Она ненавидела его всем своим существом, страстно мечтая превратиться в мужчину и полоснуть острием меча по красивой физиономии. Она никогда не подчинится ему, никогда, и намерена сражаться до последнего вздоха, не столько ради себя, сколько ради Кернлаха.
Чувственные губы маркиза скривились в усмешке.
– Судя по выражению вашего лица, мисс, мысли у вас не из приятных. Не имеет значения. Я терпелив.
Он резко поставил девушку на пол и, потирая ноющее плечо, она выдавила сквозь стиснутые зубы:
– Вы за это заплатите, свинья проклятая!
Иен пожал могучими плечами:
– Именно замечания подобного рода и отдаляют ваше возвращение домой, Мереуин. Хотелось бы, чтобы у вас хватило ума это понять. – И, бросив шелковое платье на стоявшее позади него кресло, он добавил: – Надеюсь, вы будете готовы вовремя.
Мереуин смотрела вслед маркизу, от всей души желая вонзить кинжал в широченную спину сассенаха. Мерзавец! Свинья! Неужели он думает, что его скотское обращение сломит ее и она с готовностью согласится отдать ему прядильни в Глазго? Слабенький огонек сомнения вспыхнул вдруг в золотистой глубине раскосых глаз. Как далеко он намерен зайти? Действительно ли попытается насильно потащить ее на бал к Хамфрисам? Сможет ли она воспрепятствовать этому?
Взгляд Мереуин остановился на прекрасном платье, и на лицо ее легла тень безнадежности. Господи, как она его ненавидит!
Фрэнсис старательно вычистил в вестибюле шляпу лорда Монтегю и занимался выбором подходящей пары перчаток, когда в парадную дверь вошел маркиз. Старик не ошибся в своих ожиданиях, увидев его с непокрытой головой и без парика. Однако, окинув хозяина опытным взглядом, мажордом убедился, что все прочее в полном порядке. Маркиз надел бордовый расшитый серебром атласный камзол, панталоны до колен цвета шампанского, идеально облегающие мускулистые ноги. На запястьях пенились кружева, в шейном платке сверкал темный рубин. Фрэнсис вынужден был признать, что никогда еще не видал его светлость таким элегантным.
– По-моему, я отыскал подходящую шляпу и перчатки, – с гордостью сообщил мажордом и, сияя, протянул хозяину упомянутые предметы туалета.
– Спасибо, Фрэнсис, – ответил Иен, принимая перчатки и шляпу. – Мереуин готова?
– Пошлю Бетси наверх, посмотреть, – сказал Фрэнсис и направился было в кухню, но сверху раздался голос:
– Не надо, Фрэнсис. Я здесь.
Старый слуга был потрясен: вниз по лестнице плыло неземное видение. Шелковое платье шуршало, мягко переливаясь золотом, из-под слегка приподнятого маленькой ручкой подола попеременно высовывались носки атласных туфелек. Волосы Мереуин были напудрены и уложены, несколько прядей шаловливо вились по гладким белым плечам, темно-синие глаза, подчеркнутые теплым голубым цветом платья, казались больше и темнее обычного. Высокую шею украшало тонкое золотое ожерелье, усеянное сапфирами и бриллиантами. По настоянию Бетси на скулы были наложены румяна, что сделало Мереуин старше ее семнадцати лет. Красота девушки обрела интригующую загадочность, ибо алые губы оставались по-детски пухлыми, а в уголках, когда она смущенно улыбнулась в ответ на восхищенный взгляд мажордома, появились трогательные ямочки.
