– Александр в Шотландии, – отрывисто напомнил он, – а вы здесь, со мной, Мереуин. У вас нет денег, и вы не сумеете попасть домой, пока я не сочту нужным вас отвезти.

– Я убегу!

Он пожал плечами.

– Бегите. Только подумайте, вдруг на сей раз вам не повезет и королевский морской флот не подоспеет на помощь. Кто знает, где вы окажетесь.

Она вспомнила о сырой тюремной камере, в которой провела столько ужасных часов, и содрогнулась, на глаза навернулись слезы. Она очутилась в ловушке, и оба они это знают. Черт бы побрал этого маркиза с его проклятой гордыней!

В вестибюле незаметно возник Фрэнсис, деликатно кашлянул, извещая о своем присутствии, и нерешительно бросил взгляд на лорда Монтегю, которого никогда еще не видел таким мрачным. Мрачность эта сулила несчастье, что весьма не понравилось мажордому.

– Чай подан, милорд, – объявил он официальным тоном, в котором не было никаких признаков переживаемых стариком сомнений.

– Мисс Макэйлис выпьет чаю, – коротко бросил ему маркиз. – Проследите, чтобы ее удобно устроили в южных покоях, Фрэнсис, и накормите паренька, которого мы привезли с собой.

– Будьте добры пройти сюда, мисс, – пригласил Фрэнсис, когда лорд Монтегю вышел. – Я накрыл чай в гостиной.

Мереуин молча кивнула и последовала за ним с затравленным выражением в темно-синих раскосых глазах.

В то время, когда Мереуин пила чай в особняке маркиза Монтегю, перед небольшим каменным домом на Мариле-бон-роуд остановился наемный экипаж, единственным пассажиром которого был усталый джентльмен в измятой от долгого путешествия дорогой и модной одежде. Выйдя, он внимательно проследил за равнодушным слугой, выгружавшим его чемоданы и сундуки, потом сунул монету в ладонь кучеру и поднялся по ступенькам к входной двери дома.

– Не желаете ли перекусить сэр? – спросила встретившая его круглолицая хозяйка.

– Нет. Я пойду к себе в комнату и не хочу, чтобы меня беспокоили.

Проигнорировав ее удивленный взгляд, он прошелся по дому, заглядывая во все комнаты, и выбрал себе самую большую и элегантную. Тяжелые шторы на окнах были опущены, и помещение было погружено в полумрак, но приезжий не стал их поднимать, вошел и плотно прикрыл за собой дверь. Швырнул шляпу и перчатки на стоявшую в углу, большую кровать, вытащил из кармана камзола сигару, раскурил и принялся беспокойно ходить по комнате, раздумывая о чем-то.

Все, тело его болело после долгих часов, проведенных в экипаже. В течение двух последних дней, они останавливались, только для того, чтобы поесть, и он спал на подушках сиденья, пока кучер гнал усталых лошадей по ухабистой и грязной почтовой дороге, на юг. Слава Богу, все это уже позади!

Подойдя к окну, он чуть раздвинул шторы, выглянул на лежащую внизу улицу и увидел, что наемный экипаж исчез, но мимо проезжает, другой, гораздо более роскошный, запряженный парой великолепно подобранных гнедых, бегущих резвым галопом, постукивая подковами по, каменной мостовой. На противоположной стороне улицы стояли женщина средних лет в шелковом платье цвета слоновой кости и мальчик в атласных панталонах. Дождавшись, пока элегантный экипаж проедет, они перешли улицу и скрылись в воротах соседнего дома.

На карнизе над окном ворковали голуби, и эти звуки напомнили ему другую комнату, гораздо более убогую, где под окном тоже ворковали голуби. С улицы сквозь рваные занавески просачивался свет, освещая узкую кровать с грязными измятыми простынями и умывальник в углу с остывшей несвежей водой.

Женщина и мужчина оказались вдвоем в этой комнате вполне естественно и явно по взаимному согласию. Девушка была довольно красива, хотя, он знал, пройдет ещё несколько лет, и от ее красоты ничего не останется. Но пока она была молода, с упругой высокой грудью, прозрачными зелеными глазами, рыжими волосами, блестящими в мерцающем свете чадящей свечи в подсвечнике на столе. Они встретились на ступеньках пивной – он чуть пошатывался и глядел мутными глазами на вынырнувшую из темноты женщину, наверняка терпеливо поджидающую клиента вроде него.

Они вошли в душную комнату, он пинком закрыл дверь и сразу бросился на нее, схватив за шею и тиская груди, а она, взвизгивая, вырывалась, разжигая в нем страсть притворной стыдливостью. Он погнался за ней, схватил, впился мокрым ртом в губы. На сей раз она не убегала, прижалась теснее, он почувствовал крепкую грудь, нетерпеливо полез в вырез платья, пощипал соски, пока они не напряглись под его пальцами, потом поволок ее в постель, подмял под себя, неловко пытаясь сорвать платье.

– Стой, обожди, – запротестовала она и попыталась отшвырнуть его руки, услышав треск рвущейся ткани. – Это мое лучшее платье, дорогуша.

Он нетерпеливо смотрел, как она раздевается, встряхивая длинными волосами. Когда она снова откинулась на сбившийся комками матрас, он впился губами в ее грудь, целуя взасос, она рассмеялась и оттолкнула его:

– Ты меня исцарапаешь своим красивым нарядом, дорогуша. Стой, давай я.

Она проворно раздевала его, игриво покачивая грудями, думая про себя, что платье и правда красивое и надо пошарить в карманах, покуда он будет спать.

– Ох, а я думала, ты слишком пьян, чтобы любить свою Нелли, – заметила девушка, стащив с него одежду и обнажив возбужденную плоть.

– Никогда не бываю настолько пьян, – грубо отрезал он и крепко поцеловал девушку, оставив у той во рту острый привкус эля. Взгромоздился на нее, прижался всем телом, но она отвернула голову и сказала:

– Постой, дорогуша, тебе сперва надо бы помыться.

Он сделал вид, что не слышал, стараясь раздвинуть ей ноги, отчаянно желая женщину. Одной рукой мял и тискал груди, другую просовывал между ног, но Нелли была непреклонна.

– Тебе надо помыться, – твердо повторила она. – Таковы правила!

Он не обращал внимания, ища ртом ее губы, протискивая между зубами язык. Нелли начинала сердиться. Господи, до чего трудно урезонивать этих пьяниц! Приходится обращаться, точно с ребенком, в самом деле! Но действовать надо решительно, подумала она, пробуя шлепнуть настырную руку. А он вдруг ухватил пальцами кожу на внутренней стороне ляжки, больно щипнул, чтобы силой раздвинуть ей ноги, она страдальчески вскрикнула, и крик еще больше разжег его.

– Пусти! – рассерженно взвизгнула Нелли.

Он опять ущипнул, наслаждаясь визгами, вонзил зубы в пышную грудь. Нелли испуганно охнула и принялась выворачиваться из-под потного тела.

– Ну ладно, красотка, – выдохнул он, – я не хотел сделать тебе больно.

Нелли частенько сталкивалась с такими типами, знала, что он отступится, как только она сама причинит ему боль, и, высвободив руку, впилась ногтями в щеку. Ярость ослепила его. Да, он хорошо помнит, как стискивал тонкую шею сильнее и сильнее, пока жилки бешено не затрепетали под пальцами и биение это стало отдаваться в руках, в мозгу, голова закружилась, и он уже ничего не видел, кроме красной пелены перед закрытыми глазами.

Он не помнил, боролась она или нет, потому что прошло несколько минут, прежде чем он опомнился. Лицо у нее было белое, словно мел, глаза закрыты, горло покрыто красными пятнами, и ему даже не требовалось наклонять голову и прижимать ухо к сердцу, чтобы понять, что она мертва. Но он лишь смутно сознавал, что задушил ее сам.

Он еще минуту лежал на ней, недоумевая, что это на него нашло, а потом ледяной страх начал рассеивать алкогольный угар. Вдруг кто-нибудь войдет в дверь и увидит, как он лежит в постели с обнаженным трупом? Не кричала ли она? Он не помнил. Быстро оделся, плеснул в лицо водой, чтобы окончательно прийти в себя. Он уже не был пьян, все инстинкты обострились из-за необходимости срочно что-то предпринять. Кровь пульсировала в венах, создавая впечатление невероятного прилива сил.

Надо избавиться от трупа, решил он, задумчиво глядя на кровать. Наклонился, пытаясь натянуть на обмякшее тело сильно декольтированное платье, на лбу выступила испарина, дыхание со свистом вырывалось сквозь стиснутые зубы. Он поднял ее на руки, тихо вышел в коридор, крадучись спустился по скрипучей лестнице. Из другой комнаты доносились приглушенные голоса и тихий смех, но никто не видел, как он уходил с переброшенным через плечо безжизненным телом Нелли.