Когда Гонора была маленькой девочкой, она хотела, чтобы Калум умер – и мечтала об этом до сих пор.

Следующие несколько часов Гонора играла со Смельчаком, а когда пошла в замок, щенок побежал следом. Он уже готов оставить свою семью, сообразила Гонора, потому что обрел новую, в точности, как и она сама. Теперь ее семья – Каван. А Калум ей больше не родня, которой никогда и не был.

Гонора торопливо возвращалась в замок. Смельчак радостно скакал вокруг нее. Мужчины так и не вернулись, и Гоноре оставалось только одно: послушаться мужа и вернуться в спальню, чтобы дожидаться его там.

Адди сидела за столом в большом зале, и хотя Гоноре хотелось поскорее уйти в спальню, она не могла оставить свекровь в одиночестве. Гонора подошла к столу, Смельчак послушно бежал следом.

– Я так тревожусь! – призналась Адди, когда Гонора села рядом.

Женщины взялись за руки, а щенок лег у ног Гоноры.

– Всякий раз, когда Тавиш принимал участие в сражении, я боялась, что он не вернется. А потом выросли сыновья и тоже начали сражаться, и мои тревоги удвоились и утроились. Таков уж женский удел – всегда тревожиться.

Распахнулась дверь, ударившись о стену, и в зал вошли мужчины Синклеры во главе с Тавишем. Он выглядел грозно и внушительно, но совсем не радостно, как и шедшие следом сыновья. Это могло означать только одно: их поиски не увенчались успехом.

Адди тотчас же поспешила к мужу, и тот крепко обнял ее. Нетрудно было понять, что хороших новостей нет – муж с женой стояли, прижавшись друг к другу, и глаза Адди блестели от слез.

Гонора тоже торопливо пошла к мужу. Следом бежал Смельчак. Каван раскрыл объятия, прижался к щеке Гоноры и крепко обнял жену. Она чувствовала, что они потерпели поражение, и решила ни о чем не спрашивать, ничего не говорить, просто подарить утешение и любовь.

Не говоря ни слова, они покинули большой зал. Смельчак тихонечко пошел следом, но, добравшись до лестницы, громко заскулил. Каван остановился, посадил щенка на левую руку, обнял Гонору правой, и все трое мирно стали подниматься наверх.

Смельчака уложили спать перед очагом, а жену Каван, обнимая, довел до кровати.

– Мы с тобой кое-что не закончили, – негромко сказал он. – Если, конечно, ты не передумала.

– А ты? – спросила она.

– Нет. Я хочу тебя сильнее, чем раньше.

– Правда? – спросила Гонора.

Каван взял ее руку и потянул к себе под килт. Мужское естество было горячим, затвердевшим, но при этом шелковисто-нежным и равномерно пульсировало.

Этот жизнеутверждающий ритм воспламенил Гонору.

– Я принадлежу только тебе и хочу почувствовать в себе только тебя, – произнесла она.

Вместо ответа Каван подхватил ее на руки и в мгновение ока уложил на кровать, а потом вдруг замялся, сел рядом и посмотрел на жену.

– Что тебя тревожит? – заботливо спросила она, положив ладонь ему на колено.

– Твоя красота.

Гонора пришла в замешательство, не зная, что на это ответить.

Каван засмеялся и нежно поцеловал ее.

– Твоя красота – это далеко не одни твои дивные черты. Я часто слышал, как говорят о прекрасных сердцах, но никогда в жизни не имел чести встретить такого человека. Представь себе мое изумление, когда я понял, что женат на такой женщине!

Гонора просияла.

– И сейчас я вожделею тебя – ты и сама это почувствовала. Но это томление родилось не из одной только потребности, а из чего-то более глубокого. Я научился ценить тебя, причем очень странно – просто потому, что я чувствую себя в безопасности, когда знаю, что ты спишь рядом.

– Сегодня мы будем спать еще ближе друг к другу, и я благодарна за это судьбе.

– Хочешь залучить меня в свою постель? – поддразнил ее Каван.

Гонора посерьезнела:

– Я очень хочу, чтобы ты спал в моей постели, – и сегодня, и всегда.

– И не отпустишь меня? – спросил Каван.

Гонора крепко сжала его руку.

– Ты мой, и я никогда не позволю тебе уйти. Я всегда буду оберегать и защищать тебя.

Каван рассмеялся:

– В этом тебя должен заверять я.

– Я и так знаю, что ты будешь меня защищать и оберегать. Я хочу, чтобы ты понял: я буду делать для тебя то же самое. Я бы отдала…

Каван прижал палец к ее губам.

– Не говори того, что, как мне кажется, ты собиралась сказать. Ты никогда, слышишь, никогда не отдашь за меня свою жизнь!

Гонора завладела его рукой и ласково поцеловала ее.

– Ты бы отдал свою жизнь за меня.

– Конечно, но этом совсем другое.

– Почему?

– Я мужчина, воин, это мой долг!

– А я, – произнесла она, сев и прижавшись щекой к его щеке, – люблю тебя и готова отдать свою жизнь за тебя.

Гонора почувствовала, как Каван напрягся всем телом, и поняла – сейчас он тряхнет ее за плечи и прикажет никогда ничего подобного не говорить! Как удержать его от столь предсказуемого отклика?

Сможет ли она повести себя настолько дерзко? И не раздумывая больше, чтобы не струсить, Гонора скользнула рукой ему под килт и робко провела пальцами по его восставшему естеству, а потом аккуратно сжала пальцы.

– Ты играешь нечестно! – шепнул Каван ей на ухо.

– Искусству ведения войны меня обучал хороший наставник.

Его рука мгновенно нырнула ей под юбку, а пальцы скользнули прямо внутрь, и только большой палец ласкал отчаянно пульсировавший бугорок.

– Так мы сражаемся? – поддразнил Каван, покусывая Гонору за ушко.

Она застонала, негромко рассмеялась и пробормотала:

– Я сдаюсь.

Каван засмеялся:

– Нет, милая, пока еще нет.

Он в считанные минуты сорвал с них обоих одежду, и Гонора, только недавно волновавшаяся из-за своей наготы, потому что чувствовала себя такой беззащитной перед мужем, сейчас не испытывала никакого стеснения. Она хотела, чтобы Каван прикасался к ней, целовал ее, ласкал. Она стремилась заняться с ним любовью.

– Ты такая красивая… – произнес Каван, покрывая поцелуями ее груди.

Она изогнулась, подставляя их под его губы, а когда Каван взял губами сосок, застонала от невыразимого наслаждения. Муж играл с ним, покусывал его, посасывал, и в конце концов Гоноре показалось, что она вот-вот лишится рассудка. Тут Каван отпустил один сосок и принялся за другой.

Он покрывал поцелуями все ее тело, и чем больше он целовал Гонору, тем чувствительнее становилась ее кожа. Каван прикасался к ней губами, а Гонора стонала и извивалась.

Она не могла думать – она могла только откликаться.

Каван целовал ее живот, а пальцы его творили волшебство у нее между ног. Она не хотела, чтобы он останавливался – никогда. И ни за что. Гонора и представить себе не могла, что любовь – это так чудесно!

– Ты такая сладкая, такая восхитительная, – бормотал Каван, медленно прокладывая поцелуями дорожку вниз.

Гонора едва не выскочила из постели, когда его пальцы сменились губами, и подумала, что сейчас взорвется от мучительного наслаждения. Каван ласкал ее нежно и уверенно, и ей казалось, что она больше не выдержит ни мгновения. Он лег на Гонору сверху, а она снова прикоснулась к его восставшей плоти.

Каван напряженно замер.

– Не надо! – предостерег он. – Я слишком тебя хочу.

Гонора все поняла и направила вздыбленное пульсирующее естество в себя. Каван навис над ней, упираясь руками в кровать.

– Это так приятно, – не удержавшись, произнесла Гонора.

Каван прижался лбом к ее лбу и застонал.

Гонора убрала руку. Каван вошел в нее – сначала медленно, потом все сильнее и глубже. Гонора выгнула спину, Каван сильно надавил и задал ритм раньше, чем успел войти до конца. Гонора ахнула, но не от боли, а от страсти.

Каван, прерывисто дыша, застыл и прижался к ее щеке.

– С тобой все хорошо?

– Нет, – простонала Гонора. – Ты остановился!

Он хмыкнул и предупредил:

– Ну тогда держись!

Гонора вцепилась в его руки и очень скоро стонала в голос, потому что наслаждение насквозь пронизывало ее тело. Влажная от пота кожа горела, тело немилосердно сотрясалось, и она точно знала, что только он, ее муж, может дать ей то удовлетворение, которого она так жаждет.