Мартин отбросил на страшную кровать с массивной чугунной спинкой кучу вещей, которые должна была упаковать для поездки горничная. Остальные, тщательно развесив на плечики, он возвратил в гардеробную.

– Знаешь, о чем я мечтал, детка? – Выйдя на балкон, Мартин с сожалением оглядел запущенные клумбы – садовник приходил теперь сюда лишь раза два в месяц. – Думается, тебе нужен хороший хозяин. Двадцать один год – это, в сущности, только начало, а у тебя уже есть имя.

– Изрядно подпорченное. – Вздохнула Мона, накручивая на палец длинную блестящую прядь. – К тому же я не научилась быть расчетливой, и совсем разучилась любить…

– Эх, детка, рассчитывать за тебя буду я. И знаешь, что у нас на повестке дня? – Продержаться неделю в Монако. Чтобы комар носа не подточил. Ты поняла меня, Мона? – Он строго посмотрел на нее, и Мона отвела глаза: у этого добродушного, рыхлого мужичка был взгляд гипнотизера, способного усыпить кобру.

Мартин вдруг улыбнулся:

– А потом, потом мы подумаем, как бы нам повыгодней влюбиться. – Он подмигнул, но Моне почему-то не стало весело.

В съемочной группе «Нью-Веста», прибывшей в Монако, кроме Моны Барроу были еще две модельки второго плана и великолепный представитель мужественности – Алекс Гир. Про Алекса ходили вполне определенные слухи. Однако он никогда не афишировал свои гомосексуальные пристрастия – кому нужен гей в роли парфюмерного секс-символа?

Вся команда разместилась в отеле «Хилтон», и режиссер Арвин Левис, не теряя времени, отправился искать «натуру». Три двухминутных рекламных ролика должны были создавать ощущения молодости, силы, здоровой сексуальности и одержимости спортивными успехами.

Поскольку «Нью-Вест» спонсировала рекламирующую ее команду «Ренетон», Арвину Левису удалось быстро заполучить в качестве реквизита подиум, устроить удачный уголок у боксов команды и подобрать статистов.

– Ты будешь довольна, Мона, я нашел симпатичных мальчиков прямо в конюшне «Ренетона», – сообщил Арвин в микроавтобусе фирмы, отправлявшемся на площадку.

– Почему в конюшне? – Не поняла невыспавшаяся Мона заявления Арвина. Подниматься в шесть утра, увы, не стало ее привычкой за время работы на киносъемках. Кроме того, она вообще чувствовала себя прескверно, думая о недельном посте, в течение которого необходимо было вести себя паинькой.

– Проснись, детка! Алекс, толкни нашу красотку – я уже третий раз бубню, что конюшнями на гонках «Формулы-1» называют состав команды, состоящий из технарей, то есть обслуги, и пилотов, как здесь называют водил. Они так летают, детка, что шины не выдерживают, приходится менять на трассе прямо во время гонок.

– Что, на ходу? – Зевнула Мона, далекая от гоночных страстей.

– Ах, какая тебе разница, детка! Скажите спасибо, что нашему шефу не взбрело в голову заставить вас принимать участие в гонках. – Арвин с издевкой посмотрел на Алекса, отличавшегося трусоватостью. Говорили, что даже для съемок рекламы шампуня Гиру требуется дублер, ведь он не выносит щиплющей глаза пены.

– Ну, мне-то придется залезть в эту штуку и, наверно, проехать пару кругов. – Небрежно заметил Алекс, упорно строивший из себя супермена.

Когда они приехали, на площадке уже все было готово: поставлены бледно-голубые выгородки, на фоне которых возвышался подиум. Осветители расставили аппаратуру. У боксов с пластиковыми стаканчиками кофе в руках стояли трое парней в синих комбинезонах. Они с интересом уставились на выгрузившуюся из автобуса парочку – Мону и Алекса.

– Так, ребята, вчера я обо всем договорился с вашим директором. Мне необходимы человек пять техников для толпы и еще хотя бы одного «чемпиона», допустим, завоевавшего второе место. Он попадет в кадр мельком, но все же хотелось бы, чтобы парень был в комбинезоне вашей команды. Думается, два призовых места устроят «Ренетон»?

– Это, пожалуй, слишком, маэстро. Или вы снимаете фантастику? – Поинтересовался низенький чернявый парень с итальянским акцентом.

– Прошу всех сюда. Господа гонщики, будьте любезны, – на площадку… Хорошо. – Оценил Арвин высыпавших из бокса мужчин. – Вот вы, молодой человек, да, вы! – Он подозвал высокого лохматого шатена, одетого в джинсы и футболку. – Простите, я Арвин Левис, режиссер. Вы представляете «Ренетон»?

– Так точно, маэстро. Берт Уэлси – тест-пилот. – Шутливо представился тот, отсалютовав двумя пальцами.

– Берт, у меня к вам личная просьба – переоденьтесь, голубчик, в ваш рабочий костюм и сыграйте нам серебряного призера.

– Э, нет! Дурная примета топтаться на подиуме. Я мечу так высоко – будет обидно сорваться.

– Ну, это же кино, голубчик!.. И… и вас просит дама! Мона, детка, я знаю, ты устала, но будь умницей, попроси господина Уэлси помочь нам.

Солнце уже появилось за пальмами, колышущимися резными листьями в потоках утреннего бриза. Мона сморщила носик и сделала пару шагов к строптивому гонщику. Понятно, почему Арвин вцепился в этого парня – обаяшка, дерзкий подбородок и ямочки на щеках.

– Господин Уэлси, неужели вам не хочется видеть себя двадцать раз в день на экране телевизора рядом со мной?

– Телевизор смотрит моя бабушка. А тебя я узнал. «Молчание» – классный фильм… – Он смущенно опустил глаза. – Идет. Пойду принаряжусь… А стрижку сделать под этого парня? – Берт скосил глаза на Алекса.

– Ничего не надо. Спасибо, дружище, умеешь ладить со спонсорами. – Подбодрил парня Арвин, ставя кадр.

– Он умеет ладить с длинноногими крошками. – Сказал коротышка-итальянец, когда Берт исчез в боксе.

… Они сняли восемь дублей, окончательно измучившись и разомлев под лучами поднявшегося солнца. Команде «Ренетона» надо было готовиться к тест-заездам, все торопились и нервничали. А настроение Моны, напротив, неудержимо поднималось. Несколько раз, кидаясь на шею Алексу, она коснулась стоявшего на ступеньку ниже Берта и успела поймать его взгляд. Ей было приятно обниматься с геем, чувствуя, как ревнивый взгляд Уэлси прожигает обнаженную бретельками платья спину.

Уезжая после завершения съемок с площадки, Мона с удовольствием подумала, что на этом история с Бертом Уэлси не окончится. И оказалась права. Хотя ей и пришлось подождать.

Соревнования начались, по трассе носилась с жутким ревом стая страшных, приплюснутых, вытянутых как снаряд машин. Арвин снимал трибуны и болиды, чтобы смонтировать потом с крупными планами героев. Он был доволен, оставалось заснять лишь сидящего в болиде Алекса и летящий к нему с трибун букет.

Рано утром следующего дня красно-синюю приплюснутую машину с рекламой «Нью-Веста» подогнали к пустынному повороту трассы. Напялив шлем и обведя собравшихся прощальным взглядом, Алекс под руководством маленького итальянца втиснулся в болид.

– Руки кладешь сюда, ноги туда. Откидываешься и балдеешь. – Инструктировал итальянец. – Только, ради Бога, ни к чему здесь не прикасайся. И не описайся от страха, малый, если она поедет… Ладно, я пошутил. Давай! Надеюсь, кровавых мозолей от руля у твоего жениха не будет. – Сказал он Моне, выходя из кадра.

Но работа не клеилась. Алекс должен был поймать букет и улыбнуться девушке, при этом откинув на мгновение забрало шлема, чтобы зрители успели увидеть его лицо. Он страшно боялся дотронуться до щитка, пестревшего рычагами и кнопками, и никак не мог ухитриться проделать необходимые действия в определенной последовательности.

Алекс тяжело вздыхал, крутя шеей в жарком комбинезоне.

– Что тут происходит? Вы просто загоняли вашего парня. – Рядом с Моной стоял Берт, насмешливо наблюдая сцену. – Считайте, что он трижды покойник. Ну, то есть гонщик, отпустив руль, взлетит вон к тем пальмам, переворачиваясь в воздухе… Идиоту ясно, что его тачка прилипла к асфальту и даже не двинется с места.

– Мы же не снимаем документальную ленту о героях скоростных трасс. – Насмешливо прищурилась Мона.

– Смешно ловить цветочки во время гонок и еще перемигиваться с девушками. – Не уступал Берт.