В то время как государственное регулирование, стандарты безопасности пищевых продуктов и законодательство о монополиях методично ослаблялись, особенно в эпоху Рейгана–Буша в 1980–е годы, агробизнес начал преобразовывать традиционное американское сельское хозяйство столь радикально, что это осталось незаметным для обычных потребителей. Большинство людей просто шли в свой местный супермаркет, брали хорошо упакованный кусок говядины или свинины с мясного прилавка и думали, что они все еще покупают продукт семейной фермы. Но вместо этого происходили массовые слияния и последовательная консолидация американского производства пищевых продуктов — из семейных ферм в огромные глобально сконцентрированные корпорации. Фермеры постепенно превратились в работающих по контракту людей, отвечающих только за кормление и содержание тысяч животных в огромных загонах. Эти люди больше не являлись владельцами животных или ферм. Они по сути дела превратились в феодальных крепостных крестьян, привязанных с помощью огромных долгов, но не к господину поместья, а к таким мировым транснациональным корпорациям, как «Каргил», «Арчер Дэниеле Мидланд», «Смитфилд Фудс» или «КонАгра».

Для новых огромных агропромышленных корпораций эти преобразования были довольно прибыльными. Выручка семейных ферм для большей части людей, живущих на ферме, упала, так как они полностью потеряли контроль над своим рынком в пользу агропромышленных гигантов к концу 1990–х годов. Годовая доходность их акций упала со среднего уровня в 10% в середине 1970–х годов до всего лишь 2%, согласно исследованию сенатского Комитета по сельскому хозяйству. В то же время средняя ежегодная прибыль на акционерный капитал для сектора индустриализованной пищевой промышленности увеличилась до 23% к 1999 году с уровня в 13% в 1993 году. [184]

Сотни тысяч независимых семейных ферм в процессе распространения агробизнеса и его крупных предприятий были разорены. Они просто не выдерживали конкуренции. Традиционное сельское хозяйство по своему характеру было трудоемким, в то время как промышленное ведение сельского хозяйства — капиталоемким. Фермеры, которые могли найти деньги для содержания животных в закрытых помещениях, быстро обнаруживали, что небольшая экономия на затратах на оплату труда недостаточна, чтобы покрыть увеличивающиеся издержки на оборудование, энергию, клетки и медикаменты.

Увеличение количества агропромышленных ферм привело к снижению цены, которую получали независимые фермеры за своих животных, что разорило тысячи людей. Количество фермеров в США уменьшилось на 300 тысяч в период с 1979 по 1998 год. [185]

Количество свиноферм в США уменьшилось с 600 тысяч до 157 тысяч, в то время как количество продаваемой свинины возросло. Результатом консолидации стало то, что 3% американских свиноферм производили более 50% свинины. В докладе для министра сельского хозяйства США в конце 1990–х годов описывались огромные социальные издержки разрушения американской семейной фермы агробизнесом, так как экономическая основа сельских общин была разрушена и городские поселения в сельской местности превратились в города–призраки. Этот доклад Министерства сельского хозяйства США был предан забвению. [186]

Другой доклад сенатского меньшинства под руководством сенатора Тома Хэркина, представленный накануне президентских выборов в ноябре 2004 года и также преданный забвению, показал, что к тому времени степень концентрации и почти монополии в экономике производства продуктов питания и сельского хозяйства Соединенных Штатов являлась, мягко говоря, внушительной. В докладе говорилось о том, что четыре крупнейшие мясоперерабатывающие компании контролируют 84% забоя бычков и телок и 64% забоя свиней. Четыре компании контролируют 89% рынка зерновых продуктов для завтраков. [187]

Когда компания «Каргил» приобрела у «Континентал Грэйн» предприятия по обработке зерна в 1998 году, «Каргил» получила контроль над 40% общенациональных мощностей зерновых элеваторов. Министерство юстиции США одобрило это поглощение. Четыре крупные агрохимические/семенные компании — «Монсанто», «Новартис», «Доу Кемикал» и «Дюпон» — контролируют более 75% продаж посевного зерна кукурузы и 60% продаж семян соевых бобов, и одновременно эти же компании контролируют крупные доли рынка удобрений. [188]

Когда многие традиционные фермеры оставили свои семейные земли в 1980–е и 1990–е годы, агробизнес заполнил образовавшуюся пустоту. Степень этих разительных перемен оказалась в основном скрытой благодаря искусным правительственным статистическим методам учета, чтобы казалось, будто семейные фермы просто укрупнялись, в то время как американское сельское хозяйство превращалось в огромный корпоративный агробизнес. [189]

Муниципалитеты, часто готовые на все, чтобы привлечь рабочие места в сельские депрессивные регионы, предлагали новым агропромышленным корпорациям привлекательные концессии, налоговые и другие льготы, чтобы те разместили свои промышленные фермы в регионе, надеясь на создание новых рабочих мест и экономический рост. Основным ростом, созданным крупной концентрацией животных, были отходы животноводства: фекальные массы в невообразимых количествах.

То, что именовалось революцией в животноводческом производстве, началось в начале 1980–х и не рекламировалось по понятным причинам. Методы массового производства и производительности агропромышленных ферм были введены крупными корпорациями аналогично тому, как это было сделано в конвейерном производстве в автомобилестроении. Свиньи, скот и куры больше не выращивались на открытом поле или на небольших фермах, где фермер ухаживал за конкретным животным в случае расстройства или заболевания. Новое производство подразумевало «откорм в стойлах» или то, что стало затем называться «процедурами ускоренного вскармливания животных» (КАФО). Его целью была максимальная прибыль корпорации при минимальных затратах — акционерная стоимость была термином с Уолл–Стрит. Исчезла система, в которой значение имело непосредственное внимание и уход за отдельной свиньей, коровой, пастбищем или почвой под урожай. Прибыль стала решающим фактором для крупной агропромышленной корпорации, осуществлявшей эту трансформацию.

При процедуре ускоренного вскармливания животных (КАФО) имеет место внушительная концентрация животных в наименьшем и по возможности закрытом пространстве. Свинья на свиноферме, часто весящая 500–600 фунтов, от рождения и до убоя остается в стандартной клетке из бетона и решеток для беременных самок — ячейке размером с животное. Животное не может лежать, и в результате у него появляются серьезные проблемы с ногами. Неестественное содержание в закрытых помещениях вызывает бешенство у свиноматок, включая «кусание решеток» и бессмысленное жевание. Ни разу за всю свою жизнь они не видят дневной свет.

Министерство сельского хозяйства США подсчитало, что 10% всех животных, содержащихся в условиях КАФО, ежегодно гибнут из–за стресса, болезней и травм, а некоторых видов кур погибает до 28%. У менеджеров предприятий нет стимула для того, чтобы тратить или инвестировать время в отдельных животных, это обосновывается тем, что «экономически эффективнее» нести некоторые «потери запасов», чем вкладываться в надлежащий ветеринарный уход. В результате щедрых взносов в пользу избирательных кампаний конгрессменов агробизнес пользовался привилегиями в отношении обычных законов против жестокого обращения с животными. [190]

Скот тысячами загоняли в одинаковые клетки. Лондонский журнал «Экономист» в своем материале за май 2000 года рассказал о превращении штата Айова в крупнейший центр свиноводства в Америке в условиях агропромышленного сельского хозяйства. «Поезжайте в рай для свиней», — писал журнал.