Когда Дюрелл проснулся, её уже не было.

Он негромко выругался. В солнечных лучах, пробивавшихся сквозь желтый шатер листвы, он увидел углубление, где она спала, и сгреб туда свою подстилку. Не было ни холодно, ни жарко. Но она исчезла.

Он медленно сел, измученный жаждой, усталостью и пустым желудком. Лицо его заросло щетиной. Дюрелл попытался облизать губы, но язык слишком пересох. Пальцы чуть дрожали, когда он доставал солнцезащитные очки и надевал их. Голова болела.

Он хотел было позвать Таню, но потом решил, что лучше подождать молча. Солнце клонилось к западу. Он проспал намного дольше, чем рассчитывал. Но где же девушка?

Она ничего не оставила, кроме рубашки, которую он ей отдал прошлой ночью. Его голубые глаза потемнели. Надев рубашку, Дюрелл стал взбираться вверх по склону сквозь метровый кустарник. Солнце молотом стучало по голове. Казалось, вершина гряды бесконечно далеко. Ноги увязали в песке. На миг ему показалось, что нашлись следы девушки, но при виде других отпечатков он пришел в полное замешательство и резко остановился.

Над грядой внезапно разнесся неправдоподобный взрыв мужского смеха. Он немного выждал, а затем осторожно двинулся вперед. Недалеко от вершины заросли кустарника кончились. Дюрелл чувствовал себя выставленным на обозрение беспощадному небу. Он увидел макушки финиковых пальм, которых они с Таней, остановившись на отдых, не могли тогда заметить в темноте, встал на четвереньки и пополз, пока не смог заглянуть за гребень.

Пятидесяти ярдов не дошли они до конца пустыни. Маленькая глинобитная деревенька, несколько финиковых пальм, олеандров и тамарисков окружали небольшой пруд. Трава казалась потрясающе зеленой. У воды ковыляли два стреноженных верблюда. От запаха древесного угля и жарящейся баранины рот Дюрелла наполнился слюной. Вода в пруду была неприятно-зеленая. Но для него она была прозрачней, чем в горных ручьях Нью-Гемпшира.

Рядом с верблюдами стояли потрепанный грузовик «рено» и мотоцикл. Он заглянул за деревья и обнаружил влажно мерцающую асфальтовую дорогу, которая уходила на север. Машин на ней не было. Двое мужчин вышли из глинобитного домика и направились к пруду. За ними следовала толстая женщина. Один из мужчин был в полосатой шелковой рубашке и мешковатых брюках. Другой — в драный костюм вроде пижамы и поношенный тюрбан. До Дюрелла долетали гортанные реплики. Женщина следила за огнем. Мужчины уселись и принялись играть в карты.

Ничто не говорило о присутствии здесь Тани Успанной.

Дюрелл достал револьвер, проверил барабан, затем осторожно продвинулся вперед, чтобы лучше слышать. Мужчины говорили на фарси. Он понял большую часть разговора. Они сделали здесь остановку, чтобы набрать воды для грузовика перед поездкой в Сар-е-Годар, а затем собирались ехать через соляные болота к трансиранской железной дороге, где начинался прямой путь на Тегеран и Семнах. Голоса были вялыми, апатичными. Один из мужчин отвлекся, чтобы руганью заставить женщину поторопиться с едой. Никто не упоминал про девушку.

Дюрелл встал и медленно пошел к пруду, где сидели мужчины. Один из верблюдов обнюхал его и захрапел. Мужчины обернулись. Человек в поношенном костюме медленно поднялся, шепнув что-то компаньону, тот закурил, следя за приближением Дюрелла.

— Приветствую вас во имя Аллаха, — произнес Дюрелл. Револьвер он спрятал. — Я нуждаюсь в пище и воде, и в транспорте до Тегерана.

Выглядевший посолиднее был одноглаз. Вместо потерянного глаза на лице его поселились жадность и порок.

— Вы англичанин?

— Американец.

— Откуда вы взялись?

— Я заблудился в пустыне. Моя машина сломалась. Я был слишком беспечен.

— Есть у вас деньги?

— Немного.

— Тогда добро пожаловать.

Дюрелл пока ничего не стал спрашивать про Таню. Он бережно напился воды из медного ковшика прекрасной чеканки, а потом потягивал маленькими глотками крепкий кофе из крошечной эмалированной чашки, которую наполнила ему женщина. Мужчины просто сидели и смотрели на него. Дюрелл поглядел на деревенские лачуги. Большинство домов были заброшены и полуразвалились, крошечные окошки распахнуты настежь, двери покосились. Он не мог заглянуть внутрь, но ничто не выдавало присутствия Тани. И иранцы не упоминали о ней.

— Это ваши верблюды? — спокойно спросил он.

— Они здесь уже были.

— Без хозяев?

Солидный мужчина пожал плечами. Его глаза сверкнули.

— Эти животные дорого стоят. Но мы не знаем, где хозяева. Очень странно. Мы спрашивали в гостинице, но никто про них ничего не знает.

— Из-за верблюдов вам ведь придется ехать медленней?

— Мы путешествуем с Аллахом. А у него свое время.

Дюрелл кивнул. Он знал, что торопить их бесполезно. Съел кусок жирной баранины и миску риса. Просто пища богов. Мужчины смотрели, как он ест, и толстый спросил:

— Вы из тех, кто раскапывает древности?

Дюрелл кивнул.

— Я отстал от других ученых.

— Вам повезло, что вы встретили нас. Аллах помог вам. Лишь немногие здесь проезжают.

Поев и выпив ещё три чашки арабского кофе, Дюрелл покопался в кармане своей потной рубашки и отыскал последние сигареты. Четыре штуки. Он пустил их по кругу, а последнюю протянул женщине, которая готовила. На той были чадра и черное платье, она явно была не из тех эмансипированных женщин, которые танцуют в ночных клубах Тегерана. Она в ужасе отшатнулась и толстяк с ухмылкой забрал сигарету себе.

— Сколько у тебя денег, американец?

— Достаточно, чтобы с вами расплатиться.

— Американские доллары?

— Есть немного.

— А твои часы?

— Ну, если настаиваете…

— Мы не жадные. Деньги и часы. Прямо сейчас.

Дюрелл сделал движение, при котором мужчины могли заметить его оружие, прикрепленное к поясу. Что-то промелькнуло по лицу толстяка. Худой араб глядел сердито. Тогда первый кивнул:

— Хорошо, мы будем благоразумны, сэр.

— Тогда поехали.

Дюрелл прогулялся к лачугам. Все они были пусты. Маленькая гостиница порадовала его лишь невнятно бормочущим стариком, который ничего не сказал, а знал ещё меньше. Никаких признаков девушки. Он вернулся к мужчинам и женщине.

— Я был не один, — сказал он как бы между прочим. — Где девушка, которая путешествовала со мной?

— Мы кроме вас никого не видели, сэр.

— Но здесь же была девушка.

— Нет, сэр. Не было.

— В Тегеране я щедро заплачу, если вы мне скажете, где она.

— Но мы не видели девушки.

Через несколько часов они были наконец готовы в дорогу. Ускорить отъезд ему не удалось. Грузовик был завален подержанными запчастями для машин, которые выглядели пролежавшими лет десять на свалке. Мужчина в арабской одежде привязал верблюдов к заднему борту грузовика. Ясно было, что животные краденые. Канистры наполнили водой, и толстяк указал Дюреллу место в кабине между ним и его компаньоном. Дюрелл покачал головой.

— Я поеду в кузове.

— Мы поедем ночью. Будет холодно.

— Мне и раньше бывало холодно.

Он сомневался, следует ли уезжать без девушки. Но та бесследно исчезла. Он нигде не заметил следов насилия и был уверен, что она покинула его в расчете на свои собственные силы. Ему было любопытно, что об этом скажет Ханниган. Тегеранский центр будет рвать и метать. Но изменить уже ничего нельзя. Он наблюдал, как худой араб бродит по оазису среди мусорных куч и что-то резко и сердито выкрикивает. Полный ковырялся в зубах и ждал, разговаривая с женщиной. Араб вернулся, и его худое перекошенное лицо потемнело от ярости. Иранцы вдруг одновременно заговорили на диалекте, которого Дюрелл не понимал.

— Что случилось? — спросил он на фарси.

— Исчез третий верблюд.

— Разве их было три?

— Наверняка его забрала женщина — ваша подруга.

Толстяк приставил к носу свой короткий пухлый палец.

— Когда животных трое, они лучше бегают. Тогда они дороже, сэр. Ваша женщина его украла. Вы должны заплатить нам.