В «Доме Поэта» Лидия Корнеевна, цитируя ахматовские строки, постоянно ссылалась на «Бег времени» (который она помогала составлять), на «Сочинения» (второй том «Сочинений» вышел в 1968 году), на первые посмертные публикации стихотворений Анны Ахматовой в журналах. Однако, готовя «Дом Поэта» к изданию тридцать лет спустя, мы сочли, что такие ссылки будут неудобны современному читателю. С тех пор, особенно с середины 1980-х годов, стихотворения Анны Ахматовой многократно издавались и переиздавались в России. Теперь опубликован и «Реквием» и все другие ранее запрещенные строки и строфы. Поэтому все авторские ссылки на прижизненные издания Анны Ахматовой и посмертные публикации в труднодоступных журналах дополнены ссылками на названия цитируемых стихотворений или их первые строки, что позволит читателю пользоваться современными изданиями Анны Ахматовой.
Лидия Корнеевна часто цитирует в «Доме Поэта» и свои «Записки об Анне Ахматовой», тогда еще неопубликованные. Первый том «Записок» вышел в Париже лишь в 1976 году. Поскольку теперь «Записки» напечатаны полностью (в 3-х т.), мы дополнили рукопись также и ссылками на «Записки» по последнему изданию 2007 года.
И наконец, надо сказать, какова была судьба «Второй книги» Н. Мандельштам. Книга переведена на многие иностранные языки и в 90-е годы дважды издана в России. Первый раз – в «Московском рабочем» (1990, подготовка текста, предисловие, примечания М. К. Поливанова). Второй раз – в издательстве «Согласие» (1999, предисловие и примечания Александра Морозова, подготовка текста Сергея Василенко). В издании 1990 года повторено большинство ошибок в цитатах и датах, которые отмечает Л. Чуковская в первом парижском издании «Второй книги». Напротив, в издании 1999 года заметная часть этих ляпсусов устранена. Ради удобства современного читателя мы, рядом со страницей «Второй книги», которую указывает Л. Чуковская по первому парижскому изданию, во всех случаях ставим еще и страницу этой книги по русскому изданию 1999 года, отмечая при этом те случаи, когда ошибка автора исправлена.
Возвращаясь к дневниковым записям Л. Чуковской по поводу книги Н. Мандельштам, приведем и такие: «Было слово (у Маяковского) “мужиков ствующие”. Теперь появилась целая свора “хулиганствующих”: Н. Я. Мандельштам, Синявский, Зиновьев, Марамзин…» (июль 1982).
И еще: «Я занялась Н. Я. Мандельштам потому, что меня пугает уровень общества, в котором такие люди имеют успех».
«Уровень общества» за прошедшие десятилетия изменился. В каком направлении – покажет восприятие «Дома Поэта», предлагаемого вниманию читателя.
Елена Чуковская
Глава первая[1]
…не собираюсь ходить в библиотеку за справками – это сделают без меня (127) [118][2].
Н. Мандельштам
1
Открываю Указатель.
«Жуковский, Василий Иванович (1783–1852) поэт». – Неверно. Жуковского звали Василием Андреевичем.
«Вигдорова, Фрида Абрамовна (1915–1968)…» – Неверно. Фрида Абрамовна Вигдорова скончалась 7 августа 1965 года.
«Эйзенштейн, Сергей Михайлович (1880–1941)…» – Неверно. Эйзенштейн родился в 1898-м и умер в 1948 году.
«Пунин, Николай Николаевич (1888–1953) искусствовед». «Пунина, Ирина (жена)…» – Неверно. Ирина Николаевна Лунина приходится Николаю Николаевичу дочерью.
«Козинцев, Григорий Михайлович – кинооператор». Неверно. Григорий Козинцев был не оператором, а режиссером.
«Олейников» – никаких пояснений. Ни имени, ни отчества, ни даты рождения и гибели. В Указателе перечислены только страницы текста, на которых упомянута фамилия. Могу сообщить: поэта Олейникова звали Николай Макарович, год его рождения – 1898, год ареста – 1937 и год гибели, по официальным данным, 1942[3]. Олейников был редактором: сначала участником «ленинградской редакции», которой руководил С. Маршак, потом главным редактором журналов «Ёж» и «Чиж».
«Хармс, Даниил Иванович (1905–1940) писатель». – Неверно. Ошибка в дате. Д. Хармс (Ювачев) был арестован не до, а во время войны и погиб в заключении в 1942. Стало быть 1940, в качестве даты смерти, указан неправильно.
«Цветаева, Анастасия Ивановна (1844—)…» – Неверно. Анастасия Ивановна Цветаева, сестра Марины Ивановны, здравствует и поныне. Следовало указать одну лишь дату рождения, не оставляя в скобках зловещей пустоты. Но датой рождения ни в коем случае не мог быть 1844 год. Нынче у нас 1973.
«Жирмунский, Виктор Максимович (1889–1970)…» – Неверно. Виктор Максимович Жирмунский родился в 1891-м и умер в 1971 году.
«Заславский, Давид Иосифович (1880—) критик». – Вот тут пустое место в скобках оставлено зря. Заславский умер еще в 1965 году.
Поэт же Михаил Зенкевич, который, как помечено в Указателе, скончался будто бы в 1969 году, на самом деле умер в 1973 и таким образом имел полную возможность ознакомиться со страницами, посвященными ему в книге, и с Указателем, где он, еще живой, был зачислен в покойники. Указатель сокращает ему век на четыре года.
Я привела десять ошибок из Указателя. Могу привести еще десять, а если понадобится, двадцать, и притом существенных. Так, например, Энгельгардт, упомянутый автором на странице 259, [238] тот, чьи работы, по словам Н. Мандельштам, ценила Анна Ахматова, это вовсе не «Энгельгарт, Николай Александрович (1866—)», как разъяснено в Указателе, а Борис Михайлович Энгельгардт (1888–1942). Тот был нововременец, автор легковесной и тенденциозной истории русской литературы XIX века, этот – серьезный мыслитель, исследователь Достоевского и Гончарова. Речь идет о другом литераторе, другом лице.
Еще? Можно бы и еще, но зачем? Разве что для предупреждения читателей, которые вздумали бы этим указателем пользоваться. Но хватит, при чем тут вообще указатель: пишу ведь я о самой книге Надежды Мандельштам. Автор никакого отношения к таким мелочам как указатель не имел и иметь не мог; для Надежды Яковлевны это слишком низкая область[4]; естественная сфера обитания Н. Мандельштам – высоты мысли. Надежде Яковлевне уж наверное известно, что поэта Жуковского звали не Василий Иванович (как Чапаева), а Василий Андреевич. Ее родная стихия – философия, проза и, в особенности, – поэзия.
2
Надежда Яковлевна Мандельштам всю свою сознательную жизнь провела на Олимпе, в тесном общении с двумя великими поэтами: слева Осип Мандельштам, справа Анна Ахматова. И мало сказать в общении. Эти трое представляли собой некое содружество: «мы». «Мы» – это они трое: Осип Мандельштам, Анна Ахматова и жена Мандельштама, Надежда Яковлевна. «Вокруг нас копошились[5] писатели», – вот позиция, с которой Надежда Яковлевна взирает на мир (386) [351]. Писатели копошились, по-видимому, даже не вокруг, а где-то глубоко внизу, у подошвы, – с такой высоты, сверху вниз, оглядывает их мемуаристка.
«Шкловский, Тынянов, Эйхенбаум, Гуковский, цвет литературоведенья двадцатых годов, – о чем с ними можно было говорить?» – спрашивает она, пожимая плечами (259) [237].
В самом деле?!
«Они… на живую речь не реагировали».
«Мы» не всегда и не во всем бывали единодушны. Ахматова да и Мандельштам иногда проявляли, по сравнению с Надеждой Яковлевной, излишнюю снисходительность.
Ахматова «называла Энгельгардта и уважала Томашевского. Их я не знала, но видела статью Энгельгардта о Достоевском и подумала, что здесь что-то было».
Очень приятно.
Мандельштам сильно хвалил, к удивлению Надежды Яковлевны, труд одного писателя, но потом признался жене, что только из жалости.