— А вот, что случилось после того, как ты исчезла оттуда, — сказал Лукас, когда Ева закончила. — Шериф округа прибыл на место аварии после твоего звонка. Были найдены обрывок карты и деньги. Вызвали местного агента ФБР из Санта-Фе. Карту отправили Гуверу в Вашингтон, а Гувер лично положил ее на стол президенту. — Ромер сделал паузу. — Никто не мог ничего понять — поэтому они позвали нас, что было естественно, поскольку просматривалась связь с бразильской картой. Как все это объяснить? Мексиканский сыщик гибнет в автокатастрофе у самой границы. При нем обнаружены солидная сумма денег и нечто, похожее на обрывок карты, с немецким текстом относительно возможных воздушных путей над Мексикой и Соединенными Штатами. Преступление? Или несчастный случай? Что, он купил эту карту? Или пытался продать, но сделка не удалась? Кто-то пытался украсть ее у полицейского, но был застукан и убежал? — Ромер развел руками. — Кто знает? Расследование продолжается. Главное здесь, с нашей точки зрения, то есть с точки зрения БЦКБ, это то, что подтверждается подлинность бразильской карты. Без всяких сомнений. — Он рассмеялся. — Ты не могла этого предвидеть, Ева, но эпизод оказался сработан исключительно чисто: карта дошла до Рузвельта и Гопкинса без малейшего следа или запаха БЦКБ на ней. От окружного шерифа она попала к оперативнику ФБР и сразу к Гуверу в Белый дом. Что делается на южной границе? Что там планируют нацисты со своими авиалиниями, и что это за Gaus такие? Лучше и не придумаешь.

Ева задумалась.

— Но ведь материал был очень плохого качества.

— Для них — в самый раз. Рауль просто хотел запустить его, послать в местную газету. Только это и планировалось. Пока твой план не заменил первоначальный.

— Но у меня не было никакого плана.

— Ну хорошо. Твоя… импровизация. Необходимость рождает изобретательность, и все такое.

Ромер замолчал и оглядел ее так, словно проверял, не изменилась ли она, и Ева почувствовала это.

— Основное здесь, — продолжил он, — и самое удивительное заключается в том, что все сработало в сотни раз лучше, чем кто-либо надеялся. Теперь американцы не смогут тыкать пальцем в британцев и в БЦКБ и говорить: «Это очередная ваша грязная уловка, чтобы одурачить нас и вынудить ввязаться в вашу европейскую войну». Они сами загнали себя в угол. Что сможет возразить «Германо-американский союз»? Или «Америка — прежде всего»? Все ясно, как божий день: нацисты планируют полеты из Мехико в Сан-Антонио и Майами. Они уже у ворот США, это происходит здесь, а не где-то за Атлантическим океаном — проснитесь.

Лукасу не нужно было больше ничего говорить: Еве и так было все понятно.

— В Лондоне очень довольны, — заключил Ромер. — Ну просто очень. Это может перевесить чашу весов в нашу сторону.

Ева почувствовала, как ее вновь охватывает усталость, словно на нее навьючили тяжелый рюкзак. «Главное, — подумала она, — что мне не нужно больше убегать, скрываться, все как бы оказалось в порядке, каким-то чудесным образом».

— Хорошо. Я приду. Я буду в офисе в понедельник.

— Вот и славно. Дел много. «Трансокеанская пресса» должна будет развить эту тему в нескольких направлениях.

Ева слезла со своего табурета, а Ромер заплатил за молочный коктейль.

— Но все было настолько на грани, чуть не сорвалось, — сказала она с оттенком горечи в голосе. — Просто висело на волоске.

— Понимаю. Жизнь — это всегда на грани.

— Увидимся в понедельник, пока. — Она отвернулась, ей очень хотелось спать.

— Ева, — сказал Ромер, беря ее за локоть. — Мистер и миссис Сэйдж, номер триста сорок, гостиница «Алгонкин».

— Расскажи мне обо всем, что произошло, точно и по порядку, — попросил Моррис Деверо, — начиная с той минуты, как ты покинула Нью-Йорк.

Они сидели в офисе «Трансокеанской прессы» утром в пятницу. За окном было холодно, стоял конец ноября, вот-вот выпадет снег. Ева провела субботу и воскресенье в гостинице «Алгонкин» с Ромером. Она проспала всю субботу, Ромер вел себя понимающе и был ласков с нею. В воскресенье они гуляли в Центральном парке, совместили завтрак с обедом в гостинице «Плаза», затем вернулись в гостиницу и занялись любовью. Вечером Ева отправилась к себе в квартиру. Сильвия ждала, Ева предупредила ее заранее.

— Не говори мне ничего, — сказала она, — не спеши, я здесь, если понадоблюсь.

Ева почувствовала, что снова пришла в себя, на какое-то время все больные вопросы улеглись в ее голове, пока просьба Морриса не взбудоражила их снова. Она повторила ему все, что рассказывала Ромеру, ничего не пропуская. Деверо слушал ее очень внимательно и делал короткие пометки в лежавшем перед ним блокноте: даты, время.

Когда Ева закончила, он покачал головой, демонстрируя свое удивление.

— И все это закончилось так удачно. Фантастически удачно. Это сильнее «письма Бельмонте»,[43] сильнее «бразильской карты».

— Ты говоришь так, словно все это какая-то коварная суперсхема. Но ведь никакого плана не было. Все происходило спонтанно, сообразно ситуации. Я просто пыталась замести следы — замутить воду, выиграть для себя время. Ввести кого-то в заблуждение. У меня не было никакого плана.

— Может быть, все великие схемы похожи на эту, — заявил он. — Случайность, помноженная на здравый смысл, дает нечто совершенно новое и значительное.

— Возможно. Но меня предали, Моррис, — сказала Ева резко и с каким-то вызовом. — Что ты об этом думаешь?

С грустной миной на лице он согласился:

— Мне остается признать, что это выглядит именно так.

— Я все время думаю об их плане. И не важно, что я каким-то образом, благодаря везению или случайности, расстроила его, превратив в наш так называемый триумф. Меня это не интересует. Меня должны были найти мертвой в пустыне с сомнительной картой Мексики и пятью тысячами долларов. Это и был их подлинный план. Но почему? Зачем им все это было надо?

Моррис выглядел озадаченным, задумавшись над тем, что она сейчас сказала.

— Давай попробуем еще раз, — предложил он. — Когда ты заметила, что за тобой следят те двое в Денвере?

Они еще раз повторили последовательность событий. Ева понимала, что Морриса все время беспокоит что-то такое, о чем он не готов рассказать ей — пока.

— Кто «вел» меня, Моррис?

— Я.

— А разве не Ангус и Сильвия?

— Да, но только по моим распоряжениям. Это был мой «выход».

Ева внимательно посмотрела на него.

— Тогда я, возможно, теперь должна относиться к тебе с большим подозрением.

— Да, — согласился он задумчиво, — по логике должно быть именно так. — Он выпрямился и сомкнул пальцы на затылке. — Я бы тоже заподозрил себя. Ты ушла от хвоста в Денвере? Уверена?

— На сто процентов.

— Но они ждали тебя в Лас-Крусисе.

— Я даже не знала, что собираюсь в Лас-Крусис, пока человек в Альбукерке не сказал мне. Я могла поехать куда угодно.

— Тогда, должно быть, он подставил тебя.

— Он был шестеркой. Подай-принеси.

— Те, кто следили за тобой в Денвере, были местными?

— Я уверена. Обычные агенты ФБР.

— Из чего я делаю вывод, что хвост в Лас-Крусисе отношения к ФБР не имел.

— Что ты хочешь сказать? — Это становилось уже интересным.

— Они были уж очень профессиональны. Слишком хороши для тебя.

Об этом Ева даже не подумала. Как не подумал об этом и Ромер. Денвер и Лас-Крусис все время представлялись как два конца одной и той же операции. Деверо предположил, что разыгрывалось две партии — они проходили одновременно и не были связаны между собой.

— Два комплекта ищеек? Но какой в этом смысл — одни плохие, другие хорошие?

Деверо поднял руку.

— Давай продолжим с посылкой и оставим пока решение в покое. Разве тебя не учили этому в Лайне?

— Им незачем было ждать меня, — сказала Ева, быстро соображая. — Они могли сопровождать меня на всем пути от самого Нью-Йорка, если они были настолько профессиональны.