Два здания, которые Ева видела издали, оказались на поверку одним. То, что она приняла за второе здание, было длинным крылом, оштукатуренным и побеленным известкой так же, как и главное здание, но, очевидно, гораздо позднее. Главное здание напоминало какое-то хранилище с толстыми стенами, было на один этаж выше второго и имело маленькие несимметричные окна и крытую темным шифером крышу. Ева слышала шум воды в реке и различала свет окон какого-то другого здания сквозь завесу деревьев за полем. «Не самая глушь, — подумала она, — но почти».
Сейчас, когда Ева лежала в объятиях корней своего дерева, убаюканная постоянно меняющимися звуками речного потока, она вспоминала эти два странных месяца в Лайн-Мэнор и думала о том, чему она там научилась. Это место стало казаться ей чем-то вроде необычной закрытой школы, да и образование, которое она получила там, было странным: азбука Морзе, прежде всего, бесконечная азбука Морзе, доведенная до совершенства, а еще стенография и стрельба из нескольких видов оружия. Ева научилась водить машину и получила водительские права, умела читать карту и пользоваться компасом. Она могла поймать, освежевать и приготовить кролика и других диких зверюшек. Она научилась заметать следы и прокладывать ложную тропу. А еще Еву научили составлять простые коды для себя и расшифровывать чужие. Ей показали, как подделывать документы, и теперь она могла убедительно изменять имена и даты при помощи набора специальных чернил и мелких точных инструментов; она научилась подделывать (вырезая из ластика) смазанную служебную печать. Она ознакомилась с анатомией, стала понимать, как функционирует человеческий организм, каковы его естественные потребности в питательных веществах и где находятся его слабые точки. Еву научили следить за подозреваемым объектом на улицах тех же самых фабричных поселков в оживленные утренние часы в одиночку, в паре или даже в составе группы из трех и более человек. Следили и за ней: Ева начала понимать, когда за ней следует «хвост», и научилась различными способами уходить от него. Она узнала, как делать невидимые чернила и как их потом проявлять. Все это было интересно, а порой и очень увлекательно, но «разведка», как эти предметы назывались в Лайне, была делом вовсе не шуточным. И если вдруг у кого-нибудь из учеников появлялось желание позабавиться, не говоря уже о настоящем веселье, Ло и его коллеги-инструкторы бывали очень недовольны. Не все в Лайн-Мэноре было понятно, кое-что ставило Еву в тупик. Когда однажды остальные «ученики» направились на аэродром Тернхауз в Эдинбурге, чтобы научиться прыжкам с парашютом, ее не взяли.
— Почему? — спросила Ева.
— Господин Ромер говорит, что это необязательно.
Однако другие предметы господин Ромер считал обязательными. Дважды в неделю Ева сама ездила в Эдинбург на поезде, где в Барнтоне брала уроки ораторского искусства у застенчивой женщины, которая медленно, но уверенно стерла последние следы русского акцента из ее английской речи. Ева обнаружила, что начала говорить на манер актрис в британских фильмах: строго, ясно и отчетливо, не растягивая гласные и резко произнося согласные, со слегка вибрирующим «р». Она заговорила как молодая англичанка, представительница среднего класса, получившая образование в частной школе. Никто не интересовался, как она говорит по-французски или по-русски.
Во второй раз Еву не взяли с собой, когда вся группа отправилась на трехдневный курс рукопашного боя на диверсионно-разведывательную базу недалеко от Перта.
— Господин Ромер говорит, что это необязательно, — вновь сказали Еве, когда она поинтересовалась, почему ей не приказали ехать.
Затем в Лайн прибыл новый инструктор для ее персонального обучения. Его звали господин Димарко, он был небольшого роста, аккуратный, с тонкими вощеными усиками. Он показал Еве целый арсенал мнемонических приемов, поведав, что раньше работал на ярмарке. Еве было предложено ассоциировать цифры с цветами, и вскоре она обнаружила, что у нее появилась способность запоминать до двадцати последовательностей пятизначных цифровых групп без всякого труда. Они разыгрывали сложные варианты так называемой игры Кима, в которых более ста различных предметов лежали на одном длинном столе — и через два дня Ева обнаружила, к своему удивлению, что легко может вспомнить более восьмидесяти из них. Ей показывали фильм, а потом подвергали очень подробному допросу по его содержанию: «Был ли третий человек слева в пабе в шляпе или нет?»; «Какой номер был у машины, на которой уехали преступники?»; «Были ли в ушах женщины у стойки портье в гостинице серьги?»; «Сколько ступенек у лестницы, которая вела к двери дома преступника?..» Она поняла, что ее учат видеть и запоминать все как бы с самого начала, учат пользоваться глазами и головой так, как она никогда не пользовалась ими ранее. Ева училась наблюдать за толпой человеческих существ и воскрешать в памяти подробности совершенно новыми для нее способами. Ее новые способности предназначались для того, чтобы смотреть на мир и анализировать его целенаправленно, с точностью, намного превосходящей простое любопытство. Все в этом мире — абсолютно все — потенциально заслуживало внимания и запоминания. Никто более не занимался с господином Димарко — только Ева. Как ей дали понять, это было еще одним особым требованием господина Ромера.
Когда, наконец, на реку опустилась тьма, и стало настолько темно, насколько может быть в Шотландии летней ночью, Ева застегнула плащ на пуговицы и затянула пояс, сложив шарф под голову. На небе светил месяц, и свет, который он отбрасывал, делал реку и низкорослые сучковатые деревья по ее берегам нереально прекрасными, по мере того, как цвета покидали их и воцарялся монохромный мир ночи.
Девушка опять стала вспоминать. Только двое «гостили» в Лайне дольше Евы: высокий молодой поляк по имени Ежи и зрелая женщина сорока с лишним лет, миссис Дайана Терм. Обычно в школе находилось не больше восьми или десяти учеников, и штат менялся также регулярно. Только сержант Ло казался постоянным, но даже он отсутствовал две недели, и его заменял неразговорчивый валлиец Эванс. «Гостей» кормили три раза в день в столовой в главном корпусе, откуда открывался вид на долину и реку. На пищеблоке работали молодые солдаты-новобранцы, от которых слова было не добиться. «Гости» размещались в крыле поновее: женщины — на одном этаже, мужчины — на другом; каждый в отдельной комнате. Существовала и общая гостиная с радио, самоваром, газетами и несколькими журналами, но Ева редко бывала там. Дни их были полностью заняты: их постоянные отлучки и возвращения, а также то, чем они занимались в Лайне (хотя напрямую об этом никогда и не говорилось), делали общение в какой-то мере опасным и ненужным. Но были в здешней жизни и другие моменты, заставлявшие относиться к личным контактам настороженно и недоверчиво.
На следующий день после прибытия Евы с ней в мансарде главного корпуса беседовал приятный мужчина в твидовом костюме и с рыжеватыми усами. Он не представился и ничем не обозначил своего звания. Ева предположила, что это, должно быть, и есть тот самый загадочный Лэйрд, о котором упоминали Ло и еще кое-кто из служащих. Этот Лэйрд сказал ей, что в Лайне не поощряются дружеские отношения, и что все должны вести себя как попутчики в непродолжительной поездке — нет никакого смысла знакомиться, поскольку вы никогда больше не увидитесь. Будьте радушны, поддерживайте беседу, но чем меньше другие знают о вас, тем лучше — держите все при себе, старайтесь, тренируйтесь, в конце концов, ради этого вы сюда и прибыли.
Когда Ева уже выходила из комнаты, он окликнул её и сказал:
— Я должен предупредить вас, мисс Далтон, не все из наших «гостей» на самом деле являются теми, кем кажутся. Один или два человека работают на нас — чтобы следить за тем, что все правила соблюдаются.
Таким образом, «гости» Лайн-Мэнор не питали доверия друг к другу, они были очень сдержанны, вежливы и малообщительны, в точности соответствуя планам и желаниям Лэйрда.
