Единственным знакомым мне местом была таверна Ала, я и предложил отправиться туда.

Сала не согласился.

– Вот-вот припрутся бездельники из газеты. Как раз конец рабочего дня.

Повисло молчание – и тут Лоррейн перегнулась через спинку сиденья и предложила ехать на пляж.

– Такой замечательный вечер, – сказала она. – Давайте покатаемся по дюнам.

Я не удержался от смеха.

– А что? Это мысль! Купим рому и махнем на море.

Что-то бормоча, Сала завел мотор. В нескольких кварталах от гостиницы мы остановились у винного погребка, и он вышел.

– Возьму бутылку. Только у них вряд ли лед найдется.

– Не важно, – сказал я. – Главное, бумажных стаканчиков захвати.

Вместо того чтобы ехать к аэропорту, где, по словам Салы, пляжи всегда свободны, он свернул на выезде из Кондадо и остановился на пляже напротив жилого массива.

– Здесь по песку кататься нельзя, – сообщил он. – Может, просто искупаемся?

Лоррейн согласилась, а вот ее подруга вдруг заартачилась.

– Да что с тобой такое? – возмутился Сала.

Она подарила ему холодный взгляд и сказала, что ничего. Мы с Лоррейн вылезли из машины, предоставив Сале решать свои проблемы. Прошли несколько сотен ярду по пляжу, и я наконец спросил, разбираемый любопытством:

– Ты в самом деле хочешь искупаться?

– Конечно, – ответила она, снимая платье через голову. – Всю неделю собиралась. Здесь такая скучища… мы вообще ничего не делаем, а только сидим, сидим, сидим…

Я разделся и понаблюдал за тем, как она мучается вопросом: снимать или не снимать нижнее белье.

– Зато останется сухим, – подсказал я.

Она улыбнулась, признавая мою мудрость, расстегнула лифчик и сняла трусики. Мы прошли к воде. Море было теплым, соленым, но буруны накатывали такие здоровые, что не давали стоять. Я решил было отплыть за полосу прибоя, однако, посмотрев на темную океанскую даль, передумал. Словом, мы немножко подурачились у берега, позволяя волнам сбивать нас с ног, и наконец Лоррейн вылезла на берег. Я за ней. Предложил ей сигарету, и мы уселись на песок.

Поговорили о том о сем, пока обсыхали, как могли, и тут она неожиданно упала навзничь, утягивая меня за собой.

– Займись со мной любовью, – чуть ли не умоляюще потребовала она.

Я рассмеялся и пригнулся ниже куснуть в грудь. Она принялась стонать, дергать меня за шевелюру, и минут через несколько я перенес ее на подложенную одежду. От запаха женского тела я крайне возбудился и, что было сил впившись пальцами в ее ягодицы, работал как заведенный. Она вдруг взвыла, и я даже поначалу испугался, что сделал ей больно, но затем понял, что Лоррейн переживает какой-то экстремальный оргазм. Их у нее было несколько, и всякий раз она выла, а потом уже и я почувствовал, как меня медленно прорвало.

Мы пролежали там несколько часов, повторяя упражнение, когда набирались новых сил. В общем и целом, за все это время мы едва ли перекинулись полусотней слов. Ей, похоже, ничего не требовалось, кроме воя оргазма да катания двух сцепившихся тел по песку.

Зато меня раз с тысячу искусали песчаные блохи, жалившие не хуже слепня – местные зовут их mimis. Одеваясь, я заметил, что весь осыпан жуткими волдырями. Увязая в песке, мы добрались до того места, где оставили Салу с его подругой.

Не могу сказать, что сильно удивился, их там не обнаружив. Мы вышли на улицу, где дождались такси. Я подбросил Лоррейн к «Карибам» и пообещал позвонить на следующий день.

Выйдя на работу, я поинтересовался у Салы, что случилось с его подружкой.

– Не говори мне про эту стерву. Закатила истерику… пришлось уехать. – Он сделал паузу. – А у тебя?

– Нормально, – ответил я. – Прогулялись где-то с милю.

Он задумчиво посмотрел на меня, потом отвернулся и ушел обратно в фотокомнату.

Весь день я занимался редактированием и подготовкой чужих статей к печати. Когда уже собрался уходить, меня вызвал Тиррелл и сказал, что на завтрашнее утро поручает одно задание в аэропорту. Восьмичасовым рейсом должен прибыть мэр Майами, так что мне там надо быть и взять у него интервью. Вместо такси я решил позаимствовать у Салы машину.

В аэропорту я увидел все тех же мужичков с лисьими физиономиями, которые по-прежнему сидели у окна, поджидая самолета из Майами.

Я купил выпуск «Таймс» за сорок центов и прочитал про снежный буран в Нью-Йорке: «Парковая магистраль Мерритт закрыта для проезда… движение на метролинии Бруклин – Манхэттен отменено на четыре часа… на улицы выведена снегоуборочная техника… горой дня: оператор снегоочистителя со Стейтен-Айленд… мэр Вагнер резко критикует… массовые опоздания служащих…»

Я посмотрел в окно, на яркое карибское утро, зеленое, ленивое и солнечное, после чего отложил «Таймс» в сторону.

Рейс из Майами прибыл, однако без мэра. После многочисленных уточнений я выяснил, что его визит отменен по «медицинским показаниям».

Я направился к телефону-автомату и позвонил в редакцию. Трубку поднял Моберг.

– Нету мэра, – сказал я.

– Что?! – взвыл он.

– Говорят, болен. Писать не о чем. Что мне делать?

– В редакцию не суйся, – посоветовал он. – Тут чистый мятеж. Прошлой ночью двум штрейкбрехерам сломали руки. – Моберг издал смешок. – Перебьют нас всех. Загляни где-нибудь после обеда, к тому времени должно устаканиться.

Я вернулся в кафе и позавтракал глазуньей с беконом, ананасом и четырьмя чашками кофе. Затем, чувствуя расслабленность в теле, приятную тяжесть в животе и полнейшее безразличие к здоровью мэра – да пусть хоть в гробу лежит, мне-то что, – я неторопливо вышел на парковку и решил навестить Йимона. Он дал мне схемку проезда к своему пляжному дому, но я оказался напрочь неподготовлен к песчаной дороге. Она, можно сказать, напоминала просеку где-нибудь в филиппинских джунглях. Весь путь я проделал на низших передачах. Море слева, чудовищное болото справа… Мили и мили кокосовых пальм, дощатые хибары, набитые молчаливыми туземцами с пристальным взглядом… куры и свиньи так и лезут под колеса, да еще крабы какие-то сухопутные… На первой скорости я пересекал глубокие колдобины с застоявшейся водой, безбожно трясся по выбоинам и канавам – и впервые с момента расставания с Нью-Йорком я ощутил, что в самом деле попал на Карибы.

Косые лучи раннего солнца окрасили пальмы в зелено-золотистый цвет. Дюны отливали белесым глянцем, от которого я все время щурился, пробираясь по разбитой грунтовке. Из болота наползал серый туман, а перед халупами сновали негритянки, развешивавшие постиранные вещи на оградах из палочек. Неожиданно на меня выскочил красный пивной грузовичок, доставлявший товар в «Эль кольмадо дэ Хесус Лопо»[11], крошечную лавчонку под камышовой крышей, что стояла притулившись к дороге на расчищенном от джунглей пятачке. Ну и наконец, через три четверти часа адской, какой-то «пещерной» езды взору открылось скопление пляжных домиков, внешне напоминавших бетонные блиндажи, устроенные вдоль кромки прибоя. Если верить описанию Йимона, я попал куда надо, поэтому свернул с дороги и проехал ярдов двадцать сквозь пальмовую рощицу к ближайшему домику.

Я просто сидел в машине и ждал, когда Йимон соизволит выйти. Его скутер был припаркован перед домом, так что я знал, что он на месте. По истечении нескольких минут ничего не произошло, поэтому я решил вылезти и осмотреться. Дверь была распахнута, однако дом оказался пуст. Вообще-то это нельзя даже назвать домом; он скорее смахивал на келью. Все жилище представляло собой одну-единственную комнату двенадцать на двенадцать футов, с маленькими оконцами и бетонным полом. Здесь царили влажная духота и сумрак, и я решил не думать, на что это будет похоже при закрытой двери.

Мне было не по себе, коль скоро я пожаловал с необъявленным визитом; не хотелось произвести впечатление любопытствующего шпиона. Я пересек дворик и направился к песчаному холму, который своей дальней, обрывистой стороной выходил на пляж. По правую руку простирались белый песок и пальмы, а прямо по носу – сплошной океан. Ярдов в пятидесяти от берега в барьерный риф бился прибой. И тут я увидел две фигурки, прижавшиеся друг к другу неподалеку от рифа. Я узнал Йимона и ту девушку, с которой прилетел на самолете. Они были наги и стояли по пояс в воде – вернее, стоял только Йимон, а она обеими ногами обвивала его за поясницу, а руками – за шею. Голова ее была откинута назад, грива светлых волос распласталась на воде.