– А кто здесь главред? – спросил я.

– Сегарра… «Скользкий Ник». Сидит, рожает биографию нашего губернатора. Когда к нему ни подойди – хоть днем, хоть ночью, – он пишет губернаторскую биографию. И отвлекать его не смей, вот так-то.

Я отхлебнул из бутылки.

– И как долго ты здесь? – спросил я.

– Куда уж дольше… Почитай, поболе года.

– Ну, это еще ничего.

Он улыбнулся.

– Да ради бога. Разве я что говорю? Может, тебе тут глянется… Кое-каким типам здесь вообще лафа.

– Например?

– Рэкетирам, – ответил он. – Или всяким там дельцам. Ох, им тут нравится.

– Угу, – кивнул я. – Это я еще в аэропорту приметил. – Я внимательно на него посмотрел. – А что тебя здесь держит? Ведь билет до Нью-Йорка каких-то сорок пять долларов.

Боб фыркнул.

– Да я столько за час зарабатываю. Нажимаю свою пипку на камере, и все.

– Ты, должно быть, жадный, – заметил я.

Он ухмыльнулся.

– Это да. Более корыстного субчика не сыщешь. Иногда даже тянет самому себе дать по промежности.

Появился Трубочист с нашими гамбургерами. Сала схватил свою долю с подноса, разъял булочки и пошвырял листья салата вместе с кружками помидоров в пепельницу.

– Чудище ты безмозглое, – устало заявил он. – Сколько раз тебе втолковывать, чтобы не клал всякую дрянь в мое мясо?

Негр молча удалился.

– Тысячу раз повторял! – крикнул Сала. – Я тебе каждый долбаный день повторяю!

– Эй, – сказал я, улыбаясь. – Ты явно тут засиделся; видишь, как это место тебя достало?

Боб отхватил громадный кусок гамбургера.

– Смейся-смейся, сам потом все увидишь, – пробурчал он с набитым ртом. – На пару с этим Йимоном…

Тот вообще псих капитальный. Ему тут долго не протянуть. Да тут никто не протянет… – Он ударил кулаком по столу. – Трубочист! Еще пива!

Трубочист высунулся из кухни и глянул в нашу сторону.

– Пару пива! – крикнул Сала. – Да поживее!

Я с улыбкой откинулся на спинку стула.

– А что такое с этим Йимоном?

Он посмотрел на меня так, словно более идиотского вопроса в жизни не слыхал.

– Ты что, сам не понял? Ты глаза-то у этого сукина сына видел? Лоттерман с перепугу обделался, точно тебе говорю… Да ты что, и впрямь не разобрался?

Я помотал головой.

– Да нормальный он вполне.

– «Нормальный?» – воскликнул Боб. – Эх, тебя бы сюда пару вечеров назад! Он же этот стол перевернул ни с того ни с сего!.. Вот этот самый стол! – Для верности Боб хлопнул по столешнице. – Невесть почему, – повторил он. – Сгреб нашу выпивку на пол, а потом – раз! – и опрокинул стол на одного злосчастного дурня, который и сам-то не понимает, что говорит… А вдогонку пообещал его растоптать! – Фотограф покачал головой. – Вот уж не знаю, откуда Лоттерман его выкопал. Бедняга до того его боится, что с ходу одолжил сотнягу, а Йимон пошел и махнул ее на какой-то мотороллер. – Он горько рассмеялся. – А теперь выписал себе девицу, чтоб она с ним жила.

Появился негр с пивом, и Сала мигом снял бутылки с подноса.

– Только безмозглые дуры и могут сюда ехать. Девственницы чертовы… Истерички. – Он погрозил мне пальцем. – Смотри, Кемп, заедут у тебя шарики за ролики в этом месте, попомни мои слова. Тут любой свихнется.

– Ну, не знаю. На самолете была одна хорошенькая молоденькая штучка… – Я улыбнулся. – Пожалуй, попробую завтра ее отыскать. Наверняка где-то на пляже загорает.

– Лесбиянка, поди. Тут их знаешь сколько? Так и кишат. – Он потряс головой. – Тропическая гниль – вот что такое вечная выпивка без секса! Я уже с ума схожу… того и гляди распсихуюсь!

Пришел Трубочист с двумя свежими бутылками пива, Сала жадно их схватил. В ту же секунду в дверях показался Йимон, увидел нас и направился к нашему столику.

Сала издал мученический стон.

– О господи, только его не хватало, – пробормотал он. – Йимон, не топчи меня, а? Я ничего плохого в виду не имел.

Йимон улыбнулся и присел рядом.

– До сих пор скулишь из-за Моберга? – Он рассмеялся и повернулся ко мне: – Роберт считает, что я с Мобергом жестоко обошелся.

Сала что-то проворчал насчет поехавшей крыши.

Йимон вновь рассмеялся.

– Наш Сала – самый древний старец во всем Сан-Хуане. Тебе сколько, Роберт, под девяносто?

– Что ты ко мне лезешь со своей дурью? – выкрикнул Сала, вскакивая с места.

Йимон кивнул.

– Роберту нужна женщина. Ему болт давит на мозги и не дает думать.

Сала простонал и зажмурился.

Йимон побарабанил пальцами по столу.

– Роберт, улицы полны шлюх. Ты бы хоть разок кругом себя осмотрелся. Пока я сюда ехал, видел их столько, что захотелось схватить себе штучек шесть, да и завалиться голышом прямо в середку, чтоб они по мне ползали как щенята.

Он рассмеялся и знаком позвал официанта.

– Скотина ты, – буркнул Сала. – Та девочка здесь и дня не пробыла, а ты уже размечтался, как по тебе шлюхи будут ползать. – Он рассудительно покивал головой. – Наживешь себе сифилис… Пошатайся по проституткам, потопчи своими ножищами и в скором времени вляпаешься в кучку.

Йимон оскалился в ухмылке.

– Ладно, Роберт. Считай, что меня предупредил.

Сала вскинул лицо.

– Так она еще спит? Я когда смогу вернуться в свою собственную квартиру вообще?

– Как только мы с нее съедем, – ответил Йимон. – Конечно, придется одолжить твою машину: на мой-то скутер пожитки не влезут.

– Господи, – прошептал Сала. – Йимон, ты чума, вот ты кто… Паразит вампирский.

Тот расхохотался.

– Зато ты, Роберт, добрый самаритянин. Тебе воздастся. – Он пропустил мимо ушей фырканье фотографа и вновь повернулся в мою сторону: – С утренним рейсом пожаловал?

– Ну, – сказал я.

Он усмехнулся.

– Шено говорит, что с ней в самолете летел один молодчик и всю дорогу избивал какого-то старика… Это был ты?

Я простонал, чувствуя, как меня вместе со столиком накрыл невод греха и дурацких совпадений. Сала подозрительно на меня уставился.

Тогда я объяснил им, что сидел возле престарелого психа, который вздумал прямо по мне пролезть.

Йимон расхохотался:

– А Шено решила, что ты псих… Говорит, ты еще в аэропорту на нее пялился, а потом набросился на несчастного старика… и продолжал его избивать, даже когда она выходила из самолета.

– Иисусе Христе! – вскрикнул Сала, даря мне гадливый взгляд.

Я покачал головой и попробовал обратить все в шутку, недовольный сложившимся образом: хам-приставала, склонный к рукоприкладству, да еще в отношении престарелых. Нет, такого рода рекомендации человеку на новом месте ни к чему.

Йимон вроде бы позабавился историей, но вот Сала совершенно определенно смотрел недоверчиво. Я заказал еще выпивки и поторопился сменить тему.

Мы просидели несколько часов за разговором и ленивым потягиванием из стаканов, убивая время под дребезг убогого пианино. Нотки выплывали из патио, придавая ночи безысходный, меланхоличный тон.

Сала был убежден, что газета обязательно загнется.

– Я лично унесу ноги, – заверил он нас. – Через месячишко. – У него имелось еще два крупных фотозаказа, а потом он собирался смыться, вероятнее всего, в Мехико. – Даю где-то месяц, а потом начнем паковаться.

Йимон покачал головой.

– Роберт хочет, чтобы газета загнулась, и у него появился повод свалить. – Он улыбнулся. – Ничего, она еще продержится. Мне надо-то всего три месяца… Тогда хватит денег переехать куда-нибудь на острова.

– Куда на острова? – спросил я.

Он пожал плечами.

– Да все равно. Лишь бы островок был хорошим, да крыша над головой подешевле.

Сала прошипел:

– Ты говоришь, как пещерный житель, Йимон. Что тебе надо, так это нормальную работу в Чикаго.

Тот рассмеялся.

– Ничего, Роберт. Вот завалишь какую-нибудь девку в койку, и все у тебя как рукой снимет.

Фотограф что-то пробурчал и прильнул к своему пиву. В общем-то он мне понравился, несмотря на вечное брюзжание. Хотя он был на несколько лет постарше меня, где-то тридцать два или три, казалось, я знаю его очень давно.