– Ну-ка, что ты там накалякала?
Телеграфистка перед именем адресата приписала: «Я все сделаю по-людски».
– Ну, вот теперь отправляй.
Телеграмма теперь читалась так.
«Клава. Можешь сейчас, не приезжать. Рюрик не хотел беспокоить. Операцию делал знакомый хирург. Ольга соболезнует тебе! Как ты будешь теперь одна? Ждем на сорок дней. Я все сделаю по-людски.
Степан»
Вышел из больницы Скударь через пять дней. Рана быстро затянулась. Обратно резали барана. Снова пришли соседи. Приехала сестра Валентина из Череповца. Степан показывал на Рюрьку.
– Вот чудак. Нет, чтобы сразу приехать ко мне? Знаете, что у него в брюхе забыли?
– Что?
– На Новый год операцию ему в Москве делали. Грелку забыли.
– Не может быть!
Степан, для пущего эффекта, тряс перед лицом изумленной сестры детской грелкой.
– Как же так?
– А вот так!
– И ты с нею ходил? – ужасалась сестра.
– Десять лет, ходил с нею. – подтверждал Степан.
Сестра не поверила.
– Да это же наша грелка. Чего ты врешь?
– Да, ты на его живот глянь.
Рюрик не собирался расстегивать ремень, хотя досужие бабы готовы были поглазеть на швы. Степан, и Ольга тайком видно прочитали письмо Арины, потому что Рюрику был задан непростой вопрос, на который и он сам не знал ответа.
– И с кем ты теперь собираешься жить?
Рюрик неопределенно пожал плечами. Но не это, смутило брата. На их имя из Женевы пришла телеграмма, где неведомая никому Дарья выражала соболезнование в связи с кончиной Рюрика. Она очень сожалеет, что не сказала ему об этом раньше, но у него есть еще один сын Если нужны деньги на памятник, то она их вышлет. Эскиз памятника тоже.
– Ну, ты и бабья развел в Москве! – то ли с осуждением, то ли с восхищением заявил Степан. – Она кто?
– Была такая.
– Ты совсем не знал, про другого сына?
– Не знал!
В адрес Дарьи ушла телеграмма, что Рюрик жив, пьет вино.
Пришла ответная, с извинениями. Ее превратно информировали. Значит, Рюрик, как всегда на коне. Дарья сообщала, что она свободна и что она самостоятельная, успешная дама. Четыре раза была замужем, у нее сейчас трое детей. Что там делает Рюрик? Она помнит его. Готова встретиться.
– У тебя и от этой, что письмо писала, есть сын?
– Нет! От Арины нету.
– Зря! – заржал Степан. – Ну, ничего, может еще будет! То, что казаку треба, не вырезали. Не кисни.
– Рюрь, а как же теперь с машиной? – спросила Ольга. Этот вопрос они не один раз обсуждали с мужем.
– Что как?
– Тебе же она самому нужна будет.
Рюрик сделал широкий жест.
– Я вам ее подарил, а подарок обратно не забирают.
Казалось бы, человек должен радоваться, с того света выкарабкался, а Рюрик ходил квелый, ни мясо, ни рыба. Ему некуда было возвращаться. Он сам себе отрезал все пути к отступлению. Другое его порадовало и немного беспокоило. Откуда у него сын? Почему Дашка до сих пор молчала? Что она делает в Женеве? Чем занимается? Как ему дальше быть? А Степан, подступил к нему.
– Рюрька, дай с письма ксерокопию снять. Моя Ольга попробовала соседке рассказать твою историю, а у нее слов не хватает. Дюже твоя москвичка ладно блуд объясняет, аж слеза наворачивается. Жалко теперь Арина не приедет, а то Ольга в нее заочно влюбилась.
– Да пошел ты!
Степан легко смотрел на жизнь. Он похохатывал.
– И как ты теперь с ними будешь управляться? Они ж у тебя коммуну организовали. А тебя, я так понимаю, председателем выбрали. Вот, и давай после этого свободу вертихвосткам, так закрутят задастые, голова кругом идет. А чего тебе горевать, у тебя везде свой пай, куда хочешь, туда и пихай. Они тебе еще оладьев напекут, попомни мое слово.
Шов затянулся и уже не давал о себе знать. Через пятнадцать дней Рюрик объявил, что он уезжает. Выпили на дорогу вина. Степан отвез его на машине на вокзал.
– Приедешь, адрес дай. А то и не знаешь, куда в случае чего телеграмму давать. Может, подождал бы остальную родню? Вот-вот остальные подъедут.
Ольга, которая тоже увязалась провожать Рюрика, целуя его перед посадкой в вагон, шепнула тихо на ухо.
– Привози Арину.
Степан ее услышал.
– Чего одну, пусть обе, и Арина и Клавдия, приезжают. А то и третью, Дашку привози. У нас на Кавказе, слово против никто не скажет. Завидовать только будут. Дом тебе поставим, о трех крыльцах. А хошь, если денег хватит, и все три рядом построим.
Рюрик сел в вагон. С деньгами-то у него, была как раз проблема. В заначке осталось то, что он собирался отдать на свои похороны. Вроде и много, а вроде и мало. На них такую машину, как была у него не купишь. Придется брать пока Жигули. Без машины он уже не мог. Да еще и с работой придется помыкаться. Хоть у него и хорошая специальность, но без блата на денежное место не сядешь.
– Может телеграмму дать, чтобы тебя встречали? – спросила Ольга.
– Кому? – спросил Рюрик.
Степан, у которого со времени операции не спадала с лица улыбка, добродушно захохотал.
– Кому? Он так напысав пысака, что нэ разбэрэ тэпэрь и собака.
«Тьфу!» Проходя в вагон, думал Рюрик. Создал сам себе на ровном месте проблемы. Думал перья почищу, лебедем уплыву в небесную синь, а сел в большую лужу. Выплывай теперь, как знаешь. Рюрик. помахал из окошка брату с невесткой. Поезд все сильнее стучал колесами. За окном еще долго была видна снеговая шапка Шат-горы.
Глава XVII
Ему повезло. В вагоне было всего человек пять, а в его купе международного класса, никого. Скударь достал из под сиденья бочонок вина подаренный ему на дорогу Степаном. Сходил, попросил у молодой разбитной проводницы два стакана. Та, ожидала приглашения, и когда молодой красивый мужчина ее лишь поблагодарил, разочарованно вздохнула.
– Не котируемся уже! – со смешком заявила ее напарница.
– С кем он собрался пить, в купе вроде один!
– Может, краля какая из соседнего вагона придет?
– Поглядим!
Но проводницы так никого и не дождались. Одна из них проходя по коридору, заглянула в купе. Странный пассажир чокнулся со стоящим напротив него вторым стаканом наполненным вином. Вернувшись, проводница сказала подруге:
– Народ странный пошел. То зовут кого ни попадя за стол, а то в одиночку напиваются. Представляешь, он уже со стаканом напротив разговаривает.
– Бочонок большой, кабы куролесить не начал.
– Я ему покуролесю. Я ему покуралесю. Жмот поганый!
– Да, успокойся ты.
– А я бы его ночкой приласкала.
– Ох, и доиграешься ты Люська!
А в это время под стук колес клубок разных мыслей и чувств, черным роем вился над Скударем. Странный был клубок, из одних женщин. Ярким, пятном, как редкая, красивая бабочка, залетевшая из южных широт на север, выделялась Клавдия.
Мать любит больше, чем меня, я был придатком, подумал Скударь и стал дальше развивать эту мысль.
Если у мужчины жизненный путь направлен на профессиональную ориентацию, он труженик, добытчик, то она – трутень.
Чего он на ней женился? Думал будут счастливо и беззаботно жить? Не получилось. Страсть быстро прошла. Слишком быстро. Гименевы отношения, превратились в обременительную обязанность. Терпела она его, так же как и ее мать, как собственница. И ласкова была особенно в те минуты, когда он ей что-то дарил. Они с тещей у Рюрика даже выработали условный рефлекс. Подарок в обмен на нежные ласки жены и временное перемирие с тещей. Слепец он был или так и надо?
Спесивой оказалась Клавдия. Никогда не надо брать жен из обеспеченных семей. Женщины в них привыкли уважать только себя. У них слишком высокие запросы – только большая квартира, только большая вилла, только модные курорты, только новая и престижная машина. И еще собственный автомобиль. Женщины удивительно изобретательны. Кнутом супружеской верности и семейной добропорядочности они умело выдрессировывают своих простаков мужей. Какая к черту любовь, если ты бросаешься на шею только после того, как тебе купят автомобиль.
